Корнелия Юлия[23], который встал на защиту катаров... Инморте, - повторил
герцог с ненавистью и отвращением в голосе. - Имечко-то какое[24]! За
тридцать лет своего пребывания на посту гроссмейстера иезуитов он
превратил орден в исчадие ада. Раньше, в начале этого и в конце прошлого
столетия, рыцари Сердца Иисусова были истинными рыцарями веры Христовой.
Вместе с Кастилией и Арагоном они мужественно боролись против мавров,
своими собственными силами освободили от неверных крайний юго-запад
Испании от Олисипо[25] до мыса Сан-Висенте - не отрицаю, их ордену
заслуженно достались эти земли под Лузитанскую область. Но с приходом к
власти Инморте Лузитания[26] стала такой же язвой на теле Испании, как и
Гранадский эмират. Орден иезуитов превратился в вездесущее теократическое
государство. Во всех трех областях ордена установлены драконовские
порядки, введено поголовное рабство для всех плебеев и нехристиан; причем
рабство не в нашем понимании этого слова, но рабство в той форме, в
которой оно существовало в самые мрачные периоды истории Римской Империи и
при египетских фараонах. Сколько раз я говорил отцу, что ересь катаров для
Инморте только предлог, чтобы вторгнуться в Арагон и в конечном итоге
завоевать его, но он не захотел прислушаться к моим словам. Да, конечно,
увенчайся замысел Инморте, моего отца и папы Иннокентия успехом, нам бы
достались графства Садаба, Хака, Лерида и Таррагона - но тогда бы на всей
остальной части Арагона образовалась Арагонская область ордена Сердца
Иисусова.
отвечать, я вижу, что понимаешь. А вот твой дед не понимал этого, он был
ослеплен религиозным фанатизмом, чистота веры была для него прежде всего.
Он позабыл, что первейшая обязанность любого правителя - заботиться о
благе своего государства, о благополучии людей, живущих на подвластных ему
землях. И ничто, ничто не должно отвлекать нас, сильных мира сего, от
выполнения этой миссии, возложенной на нас самим Богом, именем которого мы
так часто прикрываемся, совершая неблаговидные поступки. - Герцог говорил
жестко, слова слетали с его губ, как приговор, который он выносил своему
отцу. - По мне, так пусть наши церковные деятели улаживают все свои
спорные вопросы на теологических семинарах и диспутах и не прибегают к
военной силе, ибо оружие - плохой аргумент, в бою побеждает не тот, кто
прав, а тот, кто сильнее. Еще три столетия назад церковь преследовала
всех, кто утверждал, что земля имеет форму шара, тогда это было объявлено
ересью; теперь же это считается неоспоримым фактом, хотя до сих пор никому
еще не удавалось достичь Индии западным путем. А согласно булле папы
Иоанна XXIV это вообще невозможно: дескать, Господь умышленно сотворил
Океан таким необъятным, что его нельзя переплыть, дабы люди случаем не
начали путать стороны света, чтобы восточные земли всегда были на востоке,
южные - на юге, северные - на севере, западные - на западе... - Герцог
скептически ухмыльнулся. - Ну, а когда эти самые люди в конце концов
найдут способ, как переплыть Океан, что же тогда?
прежние пастыри явно поторопились с ничем не обоснованными умозаключениями
- а это не прибавит ей авторитета. И вообще, нам, светским владыкам, лучше
не вмешиваться в церковные дела, так как по большому счету у каждого
нового понтифика своя, новая, особенная правда. Так было и с катарами.
Иннокентий Пятый отлучил их скопом от церкви и натравил на них Инморте и
моего отца. Иннокентий же Шестой просто передал дело на рассмотрение
конгрегации священной канцелярии, предводители катаров признали, что
некоторые их тезисы ошибочны, отреклись от своих заблуждений, а в
остальном оказалось, что их учение находится в полном соответствии с
католическими догмами. Мало того, теперь и восточные христиане никакие не
еретики и не вероотступники! Все мы, по мнению папы Павла Седьмого, дети
одной Вселенской Церкви и верим в одного Бога, причем верим одинаково
правильно, только славим Его по-разному - но это, как утверждает святейший
отец, невелика беда... Впрочем, - добавил герцог, - такая правда мне
больше по душе, нежели та, бывшая, когда с амвонов предавался анафеме
греческий патриарх вместе со всей его паствой...
и поведаешь ему, что я сделал хорошего в жизни, а в чем допустил ошибки.
с невыразительными, зачастую неправильными чертами. Его мать... Это слово
вызвало в памяти Филиппа образ другой женщины, Амелии Аквитанской, которую
он называл своей мамой. А когда ее не стало, он почувствовал себя круглым
сиротой, так горевал по ней, так печалился... Да, именно тогда он потерял
свою мать, свою настоящую мать.
глаза ему навернулись слёзы. Усилием воли он заставил себя вернуться к
действительности и вновь сосредоточил внимание на портрете. Какой же она
была в жизни - женщина, которая родила его? Отец безумно любил ее, до
помрачения рассудка любил. Ради нее готов был разжечь междоусобицу в
королевстве, возненавидел родного сына за ее смерть, двадцать лет
растратил впустую, живя одними лишь воспоминаниями о ней. Во всех без
исключения балладах о родителях Филиппа непременно воспевается
изумительная красота юной галльской принцессы, да и старые дворяне в один
голос утверждали, что герцогиня Изабелла была блестящей красавицей. А вот
на портрете она неказистая простушка. И не только на этом портрете, но и
на трех остальных - в спальне отца, в столовой и в церемониальном зале -
она такая же самая, ничуть не краше.
красотой, для которой художники еще не изобрели соответствующих приемов,
чтобы хоть в общих чертах передать ее мазками краски на мертвом холсте. Он
уже сталкивался с подобным случаем. Как-то, без малого четыре года назад,
дон Фернандо вознамерился было послать императору в подарок портрет
Бланки, но ничего путного из этой затеи не вышло - все портреты были
единодушно забракованы на семейном совете как в крайней степени неудачные,
совершенно непохожие на оригинал.
нарекали, что ее лицо слишком подвижное и нет никакой возможности уловить
его постоянных черт, а знаменитый маэстро Галеацци даже набрался смелости
заявить королю, что с точки зрения художника его старшая дочь некрасивая.
Филипп был возмущен этим заявлением не меньше, чем дон Фернандо. Уже тогда
он находился во власти чар Бланки, все больше убеждаясь, что она - самая
прекрасная девушка в мире, и речи маэстро показались ему кощунственными.
Тогда, помнится, он взял слово и сгоряча обвинил самого выдающегося
художника современности в бездарности, а все современное изобразительное
искусство - в несостоятельности...
почему она отказалась стать его женой, почему отвергла план, предложенный
падре Антонио.
посмела перечить отцу, но этот аргумент не выдерживал никакой критики. Она
была не из тех девушек, которые безропотно подчиняются чужой воле, пусть
даже воле родителей. Добро бы у неё не было выхода - но ведь выход был!
Ведь Бланка знала, что Филипп хочет жениться на ней, знала, что он просил
у короля её руки и испрашивал разрешения Святого Престола на их брак.
Также она знала, что отец выдает её за графа Бискайского отнюдь не по
государственным соображениям. Падре Антонио рассказал ей обо всем,
объяснил, как обстоят дела, четко обрисовал ситуацию и предложил блестящий
план, который наверняка сработал бы. Но она отказалась!
ее стороны. Какими бы ни были причины столь нелогичного поступка Бланки,
бесспорно было одно: она предпочла ему графа Бискайского...
это сделала?.."
прошлому, теперь пришло время поговорить о настоящем и будущем. Присядем,
Филипп.
невзначай, но, сев в предложенное кресло, Филипп почти физически ощутил на
себе взгляд своего тезки и прапрапрадеда, маркграфа Воителя. Давно
почивший славный предок сурово взирал с портрета на своего здравствующего
потомка и, казалось, заглядывал ему в самую глубь души, угадывая самые
сокровенные его мысли...
подлокотники и сплел перед собой пальцы рук.
утвердительного кивка Филиппа продолжил: - Поэтому я не вижу необходимости
во вступительном слове или в каких-либо напутствиях. Вскоре тебе
исполнится двадцать один год, ты уже взрослый человек, ты князь,
суверенный государь, и в твоем возрасте, при твоем высоком положении, тебе
совсем негоже быть неженатым.
слово "вдовец", а потому сказал "неженатым". Филипп понял это и взглядом
поблагодарил его за деликатность.
так долго выжидали с этим разговором.
после возвращения ты отправил к кастильскому королю гонца с письмом, в
котором (но это лишь мои догадки, имей в виду) ты попросил у него руки
принцессы Элеоноры, я решил обождать, пока ты не получишь ответ.
Лгать не хотелось, а сказать правду... Ему было стыдно, он был ужасно зол
Березин Федор
Мережковский Дмитрий
Лукин Евгений
Маккарти Кормак
Грабб Джеф
Афанасьев Роман