Чтение 30–й страницы книги ~Человек, который хотел понять все~

переключена с автоматического боя на одиночный.

Злыдень и Скептик опять опустили головы и зашуршали бумагами. Франц
продолжал:

-- После этого 24-ый вернулся в карцер, приоткрыл дверь и разбудил
меня каким-то звуком, а сам отправился в апартаменты Наставника (он
понимал, что, рано или поздно, я обязательно туда приду). Он спрятался в
спальне, намереваясь задушить меня, оттащить труп в изолятор, а потом
представить дело так, будто я сам напал на него, но не рассчитал своих сил.
Именно для этого он расстрелял все патроны и оставил нож в камере: иначе бы
получалось, что я явился в изолятор вооруженным до зубов, и ему б никто не
поверил, что он сумел меня одолеть.

-- И он не испугался оставить нож? -- недоверчиво спросил Добряк. --
Ведь вы могли прихватить его с собой, и тогда бы он не имел ни одного
шанса. -- Добряк посмотрел на остальных двух следователей, и те согласно
закивали головами.

-- 24-ый демонстративно оставил на рукоятке ножа отпечатки своих
пальцев -- он понимал, что, увидев их, я ножа не коснусь. Он, видимо,
собирался стереть отпечатки уже после того, как убьет меня; он даже мог
принести нож в изолятор, коснуться рукоятки моей ладонью и унести обратно
-- что подтверждало бы его версию событий. Видимо, 24-ый был уверен, что
справится со мной голыми руками ... и, кстати, справился бы, если б мне под
руку не подвернулся тот камень.

Скептик поднял голову.

-- Я должен предупредить вас, мой друг, -- с лицемерной заботливостью
сказал он, -- что следов крови 24-го на камне не обнаружено -- только мозги
и кровь вашего Наставника. Ну и, конечно, отпечатки ваших пальцев.

-- Уж не хотите ли вы сказать, что я убил Наставника этим камнем,
господин Следователь?

-- Конечно же, нет, подследственный. -- снисходительно улыбнулся
Скептик, -- Я отлично знаю, что он был застрелен.

-- Так в чем же тогда дело? -- на этот раз Франц решил настаивать на
своем, -- Я ведь объяснил, каким образом кровь Наставника оказалась на
камне.

-- Я лишь хочу обратить ваше внимание, подследственный, -- сказал
Скептик с напускным сожалением, -- что даже самые незначительные детали
вашего рассказа не подтверждаются вещественными доказательствами.

Отвечать на это Франц не стал.

Силуэты следователей, будто вырезанные из черной бумаги, застыли перед
ним.

Наконец, Добряк шевельнулся и спросил:

-- В своем рассказе, подследственный, вы сконцентрировались на
описании действий 24-го ...

-- Гипотетических действий 24-го. -- поправил Скептик.

-- Хорошо, гипотетических. -- Добряк откашлялся, -- Однако, почти не
уделили внимания его мотивам. Иными словами -- зачем 24-ый все это сделал?

Франц опустил голову -- он давно ждал этого вопроса, однако
удовлетворительного ответа не имел.

-- Когда 24-ый на меня напал, он был стопроцентно безумен ...

-- А до этого? -- перебил Скептик, -- Показался ли он вам безумным
накануне событий, когда только появился в камере?

-- В камере я его видел около трех минут, -- парировал Франц, -- за
это время диагностировать шизофрению не смог бы даже опытный психиатр.

-- Однако ж в кабинете вашего бывшего Наставника вы диагностировали ее
и за более короткое время. -- ехидно прокомментировал Скептик.

-- 24-ый в это время меня душил -- это помогает. -- в тон ему ответил
Франц.

Скептик презрительно хмыкнул, но ничего не сказал.

-- Думаю, что 24-ый убил охранников, Наставника и остальных
заключенных в припадке безумия, вызванном шоком от перехода с Первого Яруса
на Второй и нападением на него урок. А потом решил свалить вину на меня.
Если бы он меня задушил, то его версия выглядела бы единственно возможной.
Она даже сейчас выглядит возможной, -- Франц сделал паузу, -- но, все же,
не единственной. -- Он помолчал секунду, а потом повторил, делая ударение
на каждом слоге, -- Не е-дин-ствен-ной.

-- Я принял бы этот аргумент, подследственный, -- печально сказал
Добряк, -- если б версия ваша не базировалась на столь невероятном
поведении 24-го. Это превращение из запуганной жертвы в маньяка-убийцу ...
А зачем он засунул труп первого охранника в стенной шкаф? Или, посудите
сами, разве может убийца-шизофреник действовать с таким тонким расчетом,
какой 24-ый проявил, как вы утверждаете, в вопросе ножа.

-- Шизофреник -- это не обязательно идиот, господин Следователь. --
возразил Франц, но Добряк лишь сокрушенно покачал головой.

-- А доказательства? Можете ли вы подкрепить вашу версию хоть одним
вещественным доказательством?

Франц на мгновение задумался.

-- 24-ый мог оставить отпечатки своих пальцев в карцере или
апартаментах Наставника. -- Никаких отпечатков, кроме ваших, не обнаружено.

-- Тогда проверьте группы крови в лужах на полу возле карцера,
господин Следователь, -- они должны соответствовать крови 12-го и 16-го --
а значит, те были убиты в коридоре, а не карцере.

-- А что, это идея ... -- заинтересовался Добряк и стал рыться в
бумагах на столе, -- Точно! -- Он повернулся к остальным двум следователям,
-- Смотрите протокол No 14: образцы 17а и 17б содержат кровь второй группы
-- то есть, той же, что и у заключенных 12/21/17/2 и 16/21/17/2 -- смотрите
образцы 24 и 25 в протоколах No 18 и 19, соответственно. -- Он повернулся к
Францу, -- Что ж, это несколько меняет дело ...

-- Нисколько не меняет, коллега, -- вмешался Скептик, -- ибо, если вы
проверите по протоколу No 2 образец 1, то убедитесь, что вторую группу
крови имел также и зарезанный охранник ... чей труп, кстати, находился в
двух шагах от тех луж крови в карцерном коридоре.

Некоторое время Добряк изучал злополучный протокол No 2, а потом
поднял голову и с подчеркнутым сожалением произнес:

-- Мой коллега прав, подследственный: совпадение групп крови ничего не
доказывает.

-- Тогда сделайте анализ ДНК. -- предложил Франц.

-- Какой анализ? -- удивился Добряк и, судя по голосу, вполне
искренне, -- Что такое ДНК?...

-- Вы никогда не слыхали об анализе дезоксирибонуклеиновых кислот?

-- Нет. -- в голосе Следователя послышалось раздражение, -- Такой
анализ мне неизвестен. Есть ли у вас реалистические предложения? -- Франц
пожал плечами, и Добряк повернулся к Скептику и Злыдню, -- Вопросы?

-- Ты зачем при аресте в стенку стрелял, гад? -- с бешенством в голосе
поинтересовался Злыдень. -- Убить никого уже не мог, так решил имущество
попортить?

-- Я не знал, кто там ходит. -- индифферентно отвечал Франц. -- Хотел
отпугнуть.

Он на мгновение зажмурился, защищая глаза от режущего света ламп.

-- Еще вопросы? -- спросил Добряк.

Вопросов не последовало.

-- Выступления?

Скептик поднял руку.

-- У меня есть выступление.

Он встал на ноги и прошелся взад-вперед поперек комнаты. (Силуэт его
иногда перекрывался с силуэтами остальных следователей -- однако, ходил ли
Скептик перед столами или позади них, Франц разобрать не мог. Картина перед
ним была двумерна, как экран).

-- Ход событий представляется мне несколько другим, чем в рассказе
уважаемого подследственного. -- приложив руку к сердцу, Скептик отвесил
издевательский поклон в сторону Франца, -- А именно: отправив признавшегося
зачинщика драки в карцер, Наставник допрашивает потерпевших, однако толку
добиться не может: запуганный 24-ый мямлит что-то невразумительное и
опасливо косится на урок, а те несут какую-то чушь о неспровоцированном
нападении на них маньяка 23-го. Не выяснив ничего, однако понимая, что за
безопасность 12-го и 16-го опасаться не следует, раздраженный Наставник на
всякий случай отсылает новичка в изолятор и уходит к себе. Он делает
соответствующую запись в Дневнике Потока, затем достает бутылку рома и
начинает пить -- за каковым занятием его посещает, наконец, здравая мысль:
как так получилось, что обычный "мужик" затеял драку с двумя урками?
Логичного объяснения этому нет, и, прикончив бутылку, Наставник идет в
изолятор, чтобы допросить 24-го с пристрастием. На этот раз -- вдали от
своих обидчиков -- новичок рассказывает правду. Разъяренный сверх всякой
меры (его обманули!), наш доблестный воспитатель несется в камеру, вызывает
охранников и спьяну отправляет 12-го и 16-го в тот же самый карцер -- про
23-го он к тому времени уже забыл! После чего с сознанием выполненного
долга возвращается к себе, неверной рукой делает еще одну запись в Дневнике
и засыпает в кресле -- так сказать, на боевом посту.

Однако, вернемся к судьбе двух урок.

Охранники ничего не знают о подоплеке событий и, ничтоже сумняшеся,
исполняют данное им приказание: 12-ый и 16-ый оказываются в карцере. На
верхней полке кто-то спит, однако опасение разбудить спящего ниже
достоинства урок. Кляня в полный голос проклятого 23-го, они обещают
прирезать его при первой же возможности: "Вот этим самым ножом!" -- говорит
один из них и похлопывает себя по карману комбинезона. "И отвечать потом за
убийство?" -- пугается другой; "Да ты что, вчера родился, парень? --
удивляется первый, -- Перережем ему вены и подержим минуты две, а когда
подохнет, -- вложим нож в его руку, всего-то и делов! Пройдет как
самоубийство."

Они ложатся спать.

Скептик откашлялся.

-- Я не ручаюсь, коллеги, за мелкие детали диалога между 12-ым и