Ты была без сознания четверо суток! Я уже думала, ты не очнешься никогда! Ты не
представляешь, как нам повезло! Личинка вышла в оболочке! Это - один случай на
тысячи!
Сейны Рамбай произнес с благоговением в голосе:
небольшому углублению в почве, наспех облицованному Рамбаем обожженной глиной.
Там, в теплой, почти горячей воде лежал ее плод - полупрозрачный, напоминающий
яйцо насекомого, пузырь.
углубления немного воды, выливали ее в подогреваемую на костре посудину, а
обратно добавляли столько же, но уже горячей, поддерживая тем самым необходимую
для развития личинки температуру.
свернувшаяся гусеничка.
прямо в оболочке, - обернулась она к Сейне, - но ведь ее тогда прокалывают...
он заявил, что дал тебе сильный наркотик, и ты выдержишь все. Он спас ребенка.
Теперь то, что ты не доносила его, не отразится на его развитии.
"двойным счастьем". И на этот раз ему повезло. Но могло случиться и по-другому.
Уже во второй раз за последнее время она убедилась, что, несмотря на всю
преданность и нежность, он, если это необходимо, способен без колебаний
рисковать ее жизнью и здоровьем.
запасанием для нее провианта. Гусеница маака ужасно прожорлива. Рамбай и
Дент-Байан, оставляя присматривать за плодом самок, отправлялись в длительные
перелеты вниз, к плодородным местам и возвращались с корзинами, полными лесных
орехов, ягод, улиток и рыжих муравьев.
нитях меж вкопанных в землю жердей. На тех же нитях сушились и муравьи, но -
целиком. И большая часть мяса подбитой давеча птицы тоже была завялена впрок.
гусениц не называли вообще, а давали имя позже - уже вышедшей из куколки
бабочке. У маака гусеницам в нижнем ярусе присваивали порядковые номера. Тем
более что гусеница не имеет пола, и до ее превращения неизвестно - мужское
давать имя или женское.
оболочки, принялась беспомощно барахтаться в теплой воде, дежурившая в этот
момент возле нее Сейна, крикнула так, словно вопрос с именем новорожденному был
решен давным-давно:
про себя Ливьен. Звучит так, словно точно известно, что будет и Второй, и
Третий...
не Сейна, уверявшая, что все идет так, как и должно быть, она решила бы, что
произвела на свет монстра. Первый ел не переставая. Он (она?) пожирал все, что
ему давали, - без разбора и ограничений. Только в первый день он включал в свой
рацион и материнское молоко, а уже на следующий Ливьен с несказанным удивлением
наблюдала, как ее маленькое мохнатое зелено-коричневое чадо носится по равнине в
поисках съестного, умопомрачительно быстро перебирая десятком Ножек-присосок.
над землей и, поворачиваясь ею из стороны в сторону, тщательно принюхивался.
Наконец, уловив вожделенный запах еды, он заразительно хихикал (иногда даже
падая на спину и подергивая в воздухе ножками) и несся к кучке провианта, только
что заготовленного взрослыми...
она даже чувствовала приливы нежности к нему, и ей казалось, что Первый отвечает
ей взаимностью.
место поблизости и продолжат поиск Пещеры. Им должно было хватить времени -
добраться до нее, исследовать и вернуться, - пока куколка не превратится в
бабочку.
стоит, что, возможно, никакой Пещеры и нет... Но та стояла на своем. Она не
рассказывала, что происходило с ней во время родов, но сама об этом забыть она
не могла. Она уже побывала в Пещере... И это был далеко не бред. Теперь она
точно знает, что цель их поисков существует.
быстроте, с которой он находит очередную (или внеочередную) порцию пищи.
Поделившись этой мыслью с Сейной, она получила более чем неожиданное объяснение:
роду не было телепатов! И тут же до нее дошло. Мать Рамбая унесла его в лес,
боясь, что его превратят в думателя. Значит, у него в роду телепаты были...
Случись по-другому, не миновать бы Первому судьбы Лабастьера...
законы. Она может "говорить" с Лабастьером, то же может делать и Дент-Байан, а
вот "говорить" друг с другом они не могут. Первый общается с Дентом, но ни с
ней, ни с Лабастьером у него связи нет...
как к ним относится. Сейна не замедлила выполнить ее просьбу и сообщила вот что:
определение.) - Он хочет знать все, но его память устроена так, что, поспав, он
снова ничего не помнит. Если он не голоден, ему всегда весело, и он всех нас
любит. Но если мы исчезнем в тот момент, когда он будет спать, он даже и не
вспомнит, что мы когда-то были... Дент-Байан уверен, что Первый будет самцом; но
я не поняла, как он это определил.
способности Первого.
обычного. Сейна прилегла поспать, а Ливьен, присматривая за Первым, варила ему
похлебку из улиток, которую он обожал (как, впрочем, и все прочее, что можно
было запихать в рот).
принюхиваясь к исходящему от варева аромату. Стоило Ливьен лишь однажды на миг
отвлечься, как он подскочил к котелку, сунулся в него, ошпарил нос и, обиженно
заверещав и замотав головой, чуть не опрокинул варево в костер.
удалился.
стоянки, пока наконец не нашел себе очередное занятие. Подкравшись к шестам,
между которыми были натянуты нити с сушившимися припасами, и придерживаясь
лапками за один из них, он попытался дотянуться до свисающего куска птичьего
мяса. Попытка эта была обречена на неудачу, так как высота шеста раза в полтора
превышала длину Первого, а взобраться по шесту Первый не мог: тот был слишком
тонок.
вертикальное положение и даже ухитрился чуть-чуть подпрыгнуть. Но, шмякнувшись о
землю, удрученно пискнул и дальнейшие эксперименты прекратил.
с огня и поставила на землю - стынуть. А когда обернулась, Первого не увидела.
Ливьен встревоженно огляделась. Позвала. Никто не откликнулся.
шевеления, насколько хватало взгляда.
первую очередь Сейна "поговорила" с Лабастьером, но тот не имел никаких
предположений. Тогда они вдвоем принялись за поиски.
которую не натыкались. Она была столь узка, что спуститься в нее на крыльях было
невозможно. Все, что они могли предпринять, это идти вдоль этой трещины, то и
дело наклоняясь и зазывая: "Первый! Первый!.." Но в ответ из бездны не
доносилось ни звука.
спине у Ливьен пробежали мурашки. Но Сейна не заметила в своем высказывании
жутковатого оттенка и прагматично добавила: - Давай искать в другом месте.