Чтение 30–й страницы книги ~Овернский клирик~

запоздалым сожалением вспомнилось, что в доме де Гарров тоже были какие-то
украшения, до которых у меня не дошли руки. Я подумал, что надо вновь заглянуть
к старому Санкси, и тут на дне шкатулки заметил что-то небольшое, круглое,
похожее на амулет. Я поднес свечу поближе - да, амулет весьма грубой работы.
По-видимому, отец Жеак не особо ретив в разоблачении суеверий перед своей
паствой. На лицевой стороне круглого маленького диска сплелись змейки - подобное
мне уже приходилось встречать. А на обратной...

Вначале я не поверил - настолько это показалось неожиданным. Странные
знаки, идущие по окружности, не похожие ни на латынь, ни на греческий. Дэргские
письмена! Необычный амулет для молодой крестьянки! Но тут же вспомнилось -
каменная пластинка из дома вдовы де Пио. "Грехи дэргов"! Вдова говорила, что
служила у д'Эконсбефа. Но ведь и Жанна...

Я взял амулет с собою, решив еще раз сравнить знаки с теми, которые
перерисовал брат Умберто. Диск лежал на дне шкатулки, очевидно, им давно не
интересовались. Что ж, и это можно понять - амулет принадлежал настоящей Жанне,
а самозванке был не нужен и неинтересен - обычная бронзовая безделушка, о
значении которой она могла просто не знать.

На улице уже было темно, и я пробирался во двор, стараясь не шуметь. Братья
должны уже были приготовить ужин, иначе я устрою им всенощное чтение
"Светильника"! Внезапно я услыхал негромкие голоса. Говорили на "ланго си", и
вначале я просто слушал, как звонкий голос Анжелы, дочери Тино-жонглера,
сменяется негромким, глуховатым голосом смиренного брата Ансельма. На душе сразу
же стало скверно. Не люблю подслушивать, но не поворачивать же назад на темную
улицу! Эх, братАнсельм!..

- Не надо, дочь моя, - итальянец говорил спокойно, даже как-то тускло. - Мы
оба понимаем, что это...

- Грех! Ну, конечно, святой отец! - Анжела горько засмеялась. - Послушай,
красивый злой мальчишка! Я ведь не прошу тебя бросить монастырь. Я не прошу
писать в мою честь канцоны...

- Монахи не пишут канцон.

- Зато монахи не отталкивают духовных дочерей!

- Это лжебратья.

- Что они с тобой сделали, дурачок? - девушка вздохнула. - Ну, дотронься до
меня!.. Или тебе, сеньору, противно иметь дело с простолюдинкой? Успокойся, в
такие минуты даже самые знатные сеньоры забывают, кто они.

- Я не могу забыть, донна... -голос парня стал совсем тихим. - Я принял
обет... Извини, мне нужно идти.

- Иди! - мне показалось, что я слышу плач. - У тебя, наверное, много
грехов, святой отец! То, что ты сегодня оттолкнул меня - тоже грех. Будь ты
проклят!

- Прости, дочь моя.

Я кашлянул. Тени замерли, затем та, что пониже - Анжела, - метнулась в
сторону. Я подошел ближе.

- Ужин готов, брат Ансельм?

- Да, отец Гильом.

- Пойдем.

Я дотронулся до его плеча и слегка подтолкнул к порогу. Он не
сопротивлялся.

- Долго ты ходить за дровами! - воззвал Пьер, увидев итальянца. - Похлебка
стынуть.

- Ничего. - Ансельм присел на скамью и отвернулся.

- Все готово, отец Гильом! - Пьер поставил на стол деревянное блюдо с
хлебом. - Сегодня я сам варить...

- Суп с неопределенной формой глагола, - вяло прокомментировал итальянец и
внезапно повернулся ко мне:

- Отец Гильом! В обители о таком не спрашивают, так что можете сразу
посадить меня за "Светильник"...

- О чем вы хотели спросить, брат мой? - поинтересовался я, жалея, что в
присутствии простодушного нормандца нам не удастся поговорить откровенно.

- Вы ведь были женаты, отец Гильом?

- Брат Ансельм! - тут же вмешался Пьер. - Не надо об этом! Ты что, не
знать?

- Все в порядке, брат Петр...

В Сен-Дени старались не бередить старых ран. О моей истории все знали - но
ни разу даже не намекнули, за что я был им очень благодарен.

- Все в порядке, брат Петр, - повторил я - Да, брат Ансельм, я был женат.
Когда я женился, мне было почти столько же, сколько тебе сейчас.

- Извините, что спрашиваю, но для меня это важно. Если бы ваша жена и сын
не погибли, вы бы стали монахом?

- Брат Ансельм! - воззвал Пьер безнадежным голосом.

Да, о таком обычно не спрашивают. Но если спрашивают, я отвечаю честно.

- Нет, брат Ансельм. Их смерть - не единственная причина, но если бы Инесса
была жива, я бы не стал бенедиктинцем.

Странная вещь! Я много лет запрещал себе вспоминать прежнюю жизнь - слишком
болело, - но сейчас говорил совершенно спокойно, словно рассказывал о ком-то
другом.

- Ее звали Лейла, но я называл ее Инессой. Ей нравилось это имя.

...Это имя она должна была получить при крещении, но не успела. Я слишком
часто покидал ее, торопясь в бой во имя моего сюзерена, вероломного Балдуина
Иерусалимского.

- Я увидел ее в небольшом селении около Мосула. Мы вели переговоры с
Касимом абу Ирманом. За неделю до этого он захватил какой-то караван. Инесса
была дочерью купца, и он взял ее в свой гарем. Ей было четырнадцать лет... В тот
день - вернее, в тот вечер - мы разговаривали всего несколько минут. Я успел
передать ей кинжал и несколько золотых, чтобы она подкупила стражу. Она бежала,
и я встретил ее в пустыне.

...Это случилось ранним утром возле серой скалы, за которой начиналось
русло сухой реки. Именно там она велела ждать. За ней мчалась погоня, но наши
кони оказались быстрее.

- Так, наверное, не бывает, - медленно проговорил Ансельм. - Или бывает
только в сказке.

- Наверное, - согласился я. - Теперь мне самому это кажется сказкой... Я
догадываюсь, о чем ты хочешь спросить, брат Ансельм. Мы знали, что абу Ирман
отомстит. Я несколько раз предлагал ей уехать в Овернь, но Инесса не хотела
расставаться.

- Вам надо было уехать! - резко бросил Ансельм. Его тон удивил, но лишь в
первое мгновенье. Я понял - итальянец сравнивает мою историю с чем-то своим,
знакомым.

- Я был рыцарем, брат Ансельм. К тому времени я уже понял, что король
Балдуин - не тот государь, которому служат с радостью, но я давал присягу.
Рыцарь не может нарушить клятвы, как монах не может отступить от обета. Моя жена
знала, что грозит нам. Как-то она сказала, что жизнь - не очень большая цена за
несколько дней счастья...

- Значит... - парень замялся. - Вы ушли в монастырь не потому, что считали
себя виновным...

- Ансельм! - рявкнул Пьер, позабыв даже про "брата".

- Нет. Она была женой рыцаря, который защищал священный град Иерусалим. Мы
все рисковали жизнью - я, она, наш сын. И лишь Господь ведает, кому из нас
больше повезло.

Ансельм молча кивнул, и по его лицу пробежала судорога. Я уже догадывался,
что мучает парня. Но что мог сделать молодой итальянец? Хотя в семнадцать лет в
монастырь уходят даже из-за ссоры с возлюбленной. Уходят - и вскоре риза
начинает казаться свинцовой.

- Это... Ну... - Пьер явно спешил перевести разговор на что-то другое. -
Отец Гильом, а почему священникам нельзя жениться?

-Что?!

Нормандец смутился, но сдаваться не собирался:

- Монах - он от мира уходить... ушед... ушел. Священник в миру жить. В
деревне жить. Он обет не давать... не дает. Раньше священник жену мог поиметь...
иметь... держать...

Сообразив, что глаголы и на этот раз его подвели, Пьер умолк. Я взглянул на
Ансельма.

- Знаешь, брат Петр, я как-то спросил об этом у Папы, - самым спокойным
тоном отозвался итальянец.

- У к-кого? - глаза Пьера округлились.

- У Его Святейшества. Мне тогда было лет десять, и я был очень любопытен.
Старик меня выслушал, прищурился и спросил, что я сам об этом думаю.

Мне стало интересно. Похоже, парень уже успел кое-что увидеть в этой жизни.
Мне приходилось беседовать с Папой, но, конечно, не о проблемах целибата.

- Я начал что-то говорить о высоком предназначении, о том, что священник
все силы должен направить на службу Господу... Не смейтесь, отец Гильом, мне
было всего десять лет. Его Святейшество изволил усмехнуться и назвать меня
"ступато бамбино".

Нормандец слушал с раскрытым ртом. Нет, Папа не прав - глупым мальчиком
Ансельма называть не стоило. Мальчик умен - даже слишком умен.

- А потом он мне объяснил, что решение принималось прежде всего для того,
чтобы не дробились церковные имущества, особенно в сельских приходах. У любого
священника всегда будет кухарка или экономка, но их дети не являются законными и
не могут унаследовать его добро. Так сохраняется собственность.

Нормандец напряженно думал:

- А я слыхать, что эти... химатики могут жениться.

- Схизматики, - постаравшись не улыбнуться, уточнил я. - Потому они и
схизматики. Впрочем, в Англии до сих пор священники женятся. Правда, сейчас за
это взялись...

- Про это есть песенка. - Ансельм бросил на меня лукавый взгляд. - Про то,
как в Англии узнали, что священникам нельзя иметь жен. Отец Гильом, разрешите
воспроизвести? Она написана неплохой латынью.

Я изобразил глубокое раздумье, но возражать не стал. Кажется, появление
дочери жонглера внесло большую смуту, чем я думал.

- Слух прошел по Англии, ведомый и гласный, - с выражением начал итальянец,