- Это твое, Алексей. Носи. О формальностях не беспокойся. Носорог свое слово
держит.
- Спасибо, Анатолий Порфирьевич, - бесцветным голосом отозвался я, принимая в
ладонь майорские звездочки. - Служу России. Кхм. Рад бы пригласить на обмытие,
но...
- Ерунда. - Максютов махнул рукой. - Вернешься оттуда - обмоем. И мне будет
лестно выпить с национальным героем, - пошутил он. - А пока просто поздравляю,
майор.
- И я вас поздравляю, товарищ генерал-лейтенант.
- Разглядел звездочки? - довольно хмыкнул Максютов. - Что, под халатом
разглядел? Молоток. Видишь ли, половина Нацбеза сейчас сидит на теме "Монстр",
так что сам понимаешь, несолидно. - Он усмехнулся. - Генерал-майоришка... пфуй!
Он вздохнул, и я его понял. Максютов достиг своего потолка, теперь любое
движение для него - только вниз. Найдется очень много желающих поспособствовать
этому. Не дадут ему стать Первым Шефом... ох, не дадут.
Прищурившись на меня одним глазом, он сменил тему:
- А ты, Алеша, я гляжу, похудел... Пожалуй, почернел даже. Кто это тебе
физиономию так отделал?
- Центрифуга.
- Ну-ну. Терпи, казак. А как местное начальство? Не забижает?
- Подозреваю, что как раз сейчас оно подписывает Документ о моей
профнепригодности, - признался я.
- Почему?
- Таких не берут в космонавты.
Максютов грохнул по столу кулаком. Под скулами заходили желваки.
- Прекратить словоблудие! Причина?
- Здоровье. И рылом не вышел.
- Жопы! - охарактеризовал местных чинов Максютов. - И ты жопа. Да-да, майор, я
тебе, ты не оглядывайся. Почему сразу мне не доложил?
Я не стал объяснять, что на это у меня просто не было свободной минуты, да к
тому же за все время нахождения здесь я не видел ни одного телефонного аппарата,
а мобильник у меня отобрали, сказавши, что здесь не положено.
- Хотел дождаться документа, Анатолий Порфирьевич.
- Подотрутся они у меня этим документом, - мрачно пообещал Максютов. - Вернее,
ты им подотрешься, а они сожрут. Суки! Если они тут забыли, на чьи деньги
собираются жить, так я им сейчас напомню. До смерти не забудут и внукам
расскажут. Они у меня узнают, что такое перегибы на местах! - Он медленно
свирепел, багровея, и действительно напоминал носорога перед атакой, всего лишь
демонстративной, но пугающей. - А ты чего запаниковал, а? Будь ты хоть без рук,
без ног, в параличе да вдобавок болен чахоткой в последней стадии, но к Монстру
ты у меня полетишь, понял? Билет оплачен. А если раздумал, так поздно.
- Я не раздумал, Анатолий Порфирьевич, - сказал я.
- Ну и молодец. Ладно, заболтался я с тобой. Сиди тут, а я пошел в народ. На уши
ставить. Я им, засранцам, покажу, каким местом рак свистит!
- А каким? - заинтересовался я. Он доступно объяснил и удалился. Результатом его
хождения стало то, что в тот же день руководитель подготовки лично сообщил мне о
моем зачислении в отряд космонавтов и распорядился отдать в мое распоряжение
один из семейных коттеджей, расположенных возле аллеи с елочками.
Тоже облупившийся, но теплый.
Стратегический бомбер, переделанный в летающую лабораторию-тренажер, ревя
двигателями, карабкался в стратосферу. Делал горку - мигание лампочки -
приготовиться! - и тридцать секунд молчания турбин, тридцать восхитительных
секунд парения в тишине и невесомости, отработки навыков движения от простейшего
перемещения вправо-влево и вверх-вниз до гораздо более сложных манипуляций с
фальшивыми панелями управления космическим комплексом - еще "Миром", между
прочим, но не в этом дело. Принцип един, законы мироздания никто еще не менял.
Кроме Монстра, но вроде бы он в мои тренировки не вмешивался.
Пока что я проходил обязательный общий курс, специальные же занятия должны были
начаться не раньше, чем будут готовы макеты-тренажеры, имитирующие "Зевс", а я
освою азы.
Я их и осваивал. Глупые шутки кончились: на центрифуге меня теперь крутили
нечасто и то всего лишь при четырех-пятикратной перегрузке, перпетуум-мобиле я
больше не видел, мой хромой вестибулярный аппарат подлечили щадящими
тренировками и медикаментозно. Через месяц я уверился в том, что и без
скополамина не заблюю "Зевс" на первом же часу невесомости, а дальше - как
повезет. Если медицина не врет, Должен привыкнуть.
Были и групповые занятия: обязательный спорт, тренажеры для "Альфы", матчасть.
По сути, на "Зевсе" располагалось не так уж много принципиально новой техники -
соображения надежности и отпущенного времени заставляли конструкторов
использовать максимум старых, проверенных, хорошо зарекомендовавших себя систем,
по возможности резервированных. Тут я ничего не имел против. Неотработанное -
это для собаки Лайки.
Запутанные чертежи и схемы матчасти, гигабайты технических описаний, инструкций
по пользованию, ремонту и так далее вбивались через чип, осевшая в мозгу мертвая
информация оживлялась бесконечными зачетами и сутками каторжной работы на
тренажерах. В команде и в одиночку. При отказе тех или иных систем. При
повышенной (это очень мягко сказано!) вибрации. При задымлении. При уровне шума,
близком к болевому порогу. В сурдокамере. Бесконечное разнообразие штатных и
нештатных ситуаций.
Из меня всерьез делали космонавта. Причем такого, который смог бы без чьей-либо
помощи управлять "Зевсом" на всех этапах его полета. По-моему, несмотря ни на
какие мои качества, это было чистым шаманством и гаданием на воде - считать, что
Монстр если и не тронет кого-то, то обязательно меня.
Возражать я не стал. Уж лучше что-то уметь, чем три года полета пребывать в
должности подыхающего со скуки пассажира и всякий раз получать по рукам при
попытке дотронуться до любой из панелей управления.
Однажды вместо стыковочного узла я блистательно припарковался к вспомогательной
параболической антенне. Ну, перепутал, бывает, они действительно немного похожи,
а ржать-то зачем?
Другой веселый - на этот раз уже лично для меня - эпизод случился в самом начале
моей карьеры кандидата в космонавты. Компьютер, подсунутый мне во время
какого-то сбоя в графике подготовки, чтобы я зря не скучал, вещал через
саунд-бластер всякую полезную всячину в популярном изложении и отзывался на
голос. В общем, нормальная развивающая игрушка для любознательных детей
школьного возраста или забавная развлекушка для сановных посетителей. Задавай
устно направление да развешивай уши.
- Влияние перегрузки после долгой невесомости, - задал я близкую мне тему.
- Стилистика учебника? - немедленно вопросил компьютер.
- А какая еще у тебя есть? - поинтересовался я.
- Аввакум, Аверченко, Акутагава, Андерсен, Андреев, Арканов, Бабель, Байрон,
Бальзак, Бальмонт, Батюшков, Белый, Борхес, Брехт, Брэдбери, Булгаков, Бунин,
Буркин, Буссенар, Важа Пшавела...
- Стоп! - прервал я. Становилось интересно. - Барков.
- Названный стилист в перечне не значится. Повторяю перечень...
Ну точно, детская игрушка.
- Стоп. Пикуль.
- Перегрузка для атрофированных мышц - штука ажно страшная. Распластает хуже
препарированной лягухи, и будешь валяться, как распоследняя задрыга в борделе
портовом, да кислороды атмосферные губами ловить. Ни тебе в трактир сигануть, ни
выпить основательно, ни закусить чем-нибудь солененьким...
- Стоп. Э-э... Хайнлайн.
- ...В конце концов, масса ограничений накладывается самой конструкцией
человека. Человек, например, не может повернуть локтевой сустав в обратную
сторону, а если все же каким-то образом сумеет это сделать, испытает массу
неприятных ощущений. Точно так же лунарь распрекрасно живет в Луна-сити, зато на
Терре с ее шестикратной тяжестью...
"Повернуть локтевой сустав"! Стилист безмозглый, микросхемный!"
- Гомер, - потребовал я, продолжая хулиганить.
- Знайте же: от перегрузок предельных отвыкнув телесно,
Гибнет бесславно герой, и душа отлетает к Аиду.
Сам шлемоблещущий Гектор, Арею подобный отвагой,
Тяжесть огрузшего тела не мог бы носить, как доспех меднозвонкий...
Пришел инженер и выключил компьютер, а меня несильно отшлепал по щекам, дабы
избавить от приступа истерического хохота. Гомерического, я полагаю.
Тем и кончились мои развлечения. А тренировки на тренажерах до зеленых чертиков
в глазах - остались. Меня по-прежнему испытывали на износ, но уже с умом,
подразумевая в итоге положительный результат. Я знал, что выдержу.
Старики учили, новички учились. Ни с кем из тех, кого натаскивали вместе со
мной, я не свел особой дружбы - я был птицей из чужого курятника. Слухи,
очевидно, просочились повсеместно, да никто в Звездном и не делал сугубой тайны
из того, кто я такой и к чему меня готовят. Они-то смотрели на меня с
любопытством и наивной надеждой! Вдруг после "Зевса" что-то изменится к лучшему,
отвернутся некие клапаны в гулких чужих головах и я окажусь тем понтоном, что
вытащит со дна тухлого болота российскую космонавтику? А я смотрел на них... и
удивлялся. Они-то в самом деле были добровольцами! Наверное, это болезнь такая.
Они страстно рвались туда, куда я, если честно признаться самому себе, вовсе не
стремился! И платили-то этим ребятам за все их мучения так себе...
Ну да, я обыкновенный человек. Никогда в этом не сомневался. Земли творенье.
Кому-то надо и ужом побыть, иначе от соколов в небе над Звездным станет тесно.
Притом как бы ни было иногда неуютно на нашем шарике, вне его, убежден, гораздо
хуже.
И вообще, мое дело - хватать за жабры промышленных шпионов. А ожидаемый наивными
людьми небывалый взлет российской космонавтики после "Зевса" - это сюр еще
похлеще, чем виденный мною однажды железнодорожный вагон с табличкой "Крыжополь
- Париж".
Саша Скорняков действительно стал появляться в Звездном, официально числился
моим дублером, но, убежденный, что его-то уж минует чаша сия, не столько
тренировался, сколько мотался туда-сюда, служа передаточным звеном между мною и
Максютовым, а иногда Топорищевым. Первый в основном понукал, второй присылал мне
на изучение наукообразные компиляции, составленные на основе изучения последних