Чтение 30–й страницы книги ~Преемник~

же желтых цветочков из палисадника. Я их заботила мало - в костюме старухи
из "Трира-простака" никого особенно не соблазнишь.

Первый из парочки был крепкий крестьянский парень, сбежавший,
по-видимому, из своего хутора навстречу превратностям городской жизни и
случайно угодивший в объятия профессоров. Второй казался сыном булочника -
круглый, бело-розовый, как пряник, усыпанный к тому же веснушками, будто
изюмом. Имея представления о вкусах Гезины, я предсказывала победу первому
и сокрушительное поражение второму.

Так оно и случилось. В один из дивных весенних дней Гезина и крепыш
отправились гулять за город, а веснушчатый парнишка остался один -
переживать свое горе.

И тогда я решила скрасить ему его одиночество.

Он был ужасно рад. Он улыбался и краснел, предлагая мне руку; он тут
же чистосердечно позабыл Гезину и, честно говоря, ему было все равно - та
актриса или эта. Цвет волос не имеет значения - лишь бы гулять под ручку,
горделиво поглядывать на прохожих и потом хвастать перед друзьями: видали,
мол, этих комедианток!

Звали его Якон, отец его оказался не булочником, как я сперва
подумала - нет! Отец его был лекарем, имел практику здесь, в городе, и
воспитывал сына в строгости. Бедняга жестоко страдал - дома его до сих пор
пороли, в Университете насмехались, женщины брезговали, и потому
приходилось ежечасно утверждать себя.

Как я поняла, частью этого самоутверждения была и дружба с самым
сильным студентом Университета (уж не знаю, чем лекарский сын покупал
этого бесхитростного бычка), и погоня за благосклонностью комедианток.
Теперь бедняга не верил своей удаче - я шлепнулась ему прямо в руки, как
перезрелый плод, и единственным препятствием к нашему сближению оказалась
моя блажь, естественный для актрисы каприз: я хотела увидеть Университет
изнутри. Если не весь, то уж библиотеку - обязательно.

Якон устал объяснять мне, что это не принято, что посторонних в
Университете не жалуют - я стояла на своем. Трудно? Что ж. Легкие дела я
могу свершать и без помощи влюбленных студентов.

Наконец, Якон сдался. Не отступать же ему от чудом обретенного
счастья, не идти же, в самом деле, на попятный! Мне была назначена
встреча; темным вечером, когда лишь самые прилежные студенты сидят при
свечах за книгой, а легкомысленные их товарищи бедокурят в городских
тавернах, когда в огромном учебном здании пусто и сумрачно, когда вокруг
бродит один только сторож, а в библиотеке шастает лишь кот-мышелов - в эту
самую пору трепещущий и потеющий Якон провел меня мимо железной змеи и
деревянной обезьяны, охраняющих вход.

Шумно дыша, он шлепал впереди; прыгающий огонек свечи выхватывал из
темноты коридоры с нишами, приземистые колонны, чьи-то лица на каменных
барельефах. Пахло пылью; я задрожала. Запах напомнил мне полуразрушенный
дом моей бабки, дом, где я росла.

Якон обернулся:

- Вот... Здесь... Только пять минут, ясно? Посмотри - и пойдем...

Он тоже трясся - от страха и, может быть, от предвкушения. Думал,
бедняга, что, насытив свое любопытство, я вслед за тем ублажу и его,
мальчишки, похоть.

Огромная дверь медленно отворилась. В темноте виднелись три высоких
окна - за ними ночь была чуть пожиже, в одном висела даже мелкая
звездочка. Якон сопел у меня над ухом.

Здесь лежала книжная пыль. Годами, десятилетиями; я ухватилась за
угол стеллажа, потому что голова моя вдруг пошла кругом. Детство, мама...

Там тоже лежала пыль - и никто ее не убирал. Время от времени часть
бесценной библиотеки пускалась на растопку; я долгими часами сидела на
полу, разглядывая золотые обрезы, кожаные переплеты, тисненые корешки;
особенно меня забавляли замочки - некоторые книги запирались цепью, будто
сокрытую в них мудрость можно было запросто выкрасть и унести... Оставить
пустые желтые страницы...

Читать я выучилась по старинной азбуке - на каждой странице там были
картинки, любую из которых можно было рассматривать часами. Азбука погибла
зимой в печи - и я не плакала, потому что на какое-то время сделалось
тепло... А еще досаждали мыши. Однажды я поймала на улице худую блохастую
кошку - но пара охотничьих псов, чьей родословной не могли подпортить даже
грязные колтуны под брюхом, изгнали мою протеже, спасибо еще, что не
съели.

Собаки были вечно голодны. Я тоже была вечно голодна; единственным, в
чем мое детство не испытывало недостатка, были горы старинных книг...

Я опомнилась. Якон, конечно, погорячился, выделив мне на просмотр
всего лишь пять минут. Однако в любом случае времени мало - не сидеть же
тут до утра?

На маленьком столике нашелся подсвечник. Засветив, к ужасу Якона, две
его толстых витых свечи, я принялась знакомиться с содержимым полок.

- Ты что, с ума сошла? - выдохнул он. - Столько света... Заметят...

- Я в темноте не вижу, - призналась я.

- Чего тебе здесь видеть? Это ученые книжки... ты, наверное, и
читать-то...

Я смолчала. Книг было слишком много, а времени слишком мало - я
поняла, что без посторонней помощи мне не справиться. Посторонняя помощь
могла быть одна - в лице перепуганного Якона.

Я обернулась, придав своему лицу восторженное, слегка растерянное
выражение:

- Да... Вижу, что ученые... Ты что же, - голос мой дрогнул от
восхищения, - все их прочитал?

Студиозус смутился. Вряд ли он блистал среди товарищей глубокими и
обширными знаниями, добытыми прилежным трудом. Я напирала:

- Ты знаешь... Я всегда мечтала... Встретить... познакомиться...
Ученые... они ведь не такие, как все. Они... Вот ты, наверное, знаешь, где
какая книжка стоит?

На лице его проступило сомнение. Я скрежетнула зубами: достался олух
на мою голову!

Теперь предстояло самое сложное. Надо было сообщить ему название
книги - и посвятить тем самым в свою тайну. Кто знает, сколько еще душ
вслед за толстощеким Яконом узнают, что такая-то комедиантка ищет такую-то
книжку...

Впрочем, плевать ему было на мои тайны. Он решительно схватил меня за
руку:

- Пойдем... да пойдем же... Хватит... посмотрела...

Я вырвалась. Хладнокровно выпятила губу:

- Не хватай. Не заработал еще.

Он тихонько застонал. Я удовлетворенно кивнула:

- То-то... А теперь найди мне, Якон, книжку декана Луаяна "О магах".

Кажется, я его потрясла.

С выпученными глазами он безмолвно углубился в пыльную книжную
темноту; оттуда долго слышались его охи, вздохи и сдавленные проклятья -
однако, когда он появился, книги у него в руках не было:

- Я не знаю... Тут была копия... А оригинал у госпожи Тории в
кабинете, я не знаю... А копия тут была...

Я шагнула к нему - он, бедняга, отшатнулся:

- Слушай, Якон... Если ты мне не найдешь сейчас эту книгу - я сейчас
самолично заору и позову на помощь, а сторожу скажу, что ты затащил меня
сюда, чтобы...

- Нет!! - он так побледнел, что даже веснушки пропали. - Ты... Ты
просто...

- Ищи, - бросила я холодно.

Он искал долго; кот-мышелов явился из темноты, чтобы потереться носом
о мою юбку.

Якон появился чуть не в слезах:

- Нету... Госпожа Тория... Она берет иногда... в кабинет... декана...

- Пошли в кабинет, - сказала я спокойно. Он чуть не упал:

- Да ты... Нельзя!! Туда только госпожа Тория... только при ней...
там заперто, нельзя!

Я скрипнула зубами. Похоже, все мои старания напрасны - остается
чмокнуть в щечку лекарского сына, чтобы не так сильно, несчастный,
переживал...

Я подняла подсвечник над головой - чтобы осветилось побольше, чтобы
бросить последний взгляд на это книжное великолепие...

Она стояла у меня над головой. Поблескивал золотом тисненый корешок.
Только руку протяни.

Я протянула.

Луаян. "О магах... Жизнеописания великих, которые..."

- Она? - спросила я у Якона.

Тот сглотнул слюну. Затравленно кивнул.

Книга была тяжелая. Она была неподобающе новая - каких-то пару
десятков лет... Переплет еще пах кожей.

Свет двух витых свечей упал на гладкие, не успевшие пожелтеть
страницы. Содержание книги; у меня захватило дух.

Какие имена. Их звук уже был полон магии - Бальтазарр Эст... Ларт
Легиар... Орлан-отшельник... Руал Ильмарранен по кличке Марран, именуемый
в дальнейшем Привратник...

Я почему-то вздрогнула. Может быть потому, что Руал - это как бы Луар
наизнанку. Бывает же...

Якон постанывал у меня за спиной. Вернее, уже не постанывал, а скулил
- тонко и безнадежно.

Я перевернула страницу назад, к началу книги. Меня трясло все сильнее
- вот он, Первый Прорицатель... Какая-то немыслимая древность... А
рядом...

Я тихо охнула. Рядом - "Старец Лаш, великий и безумный"...

Ладони мои вспотели. Осторожно, чтобы, упаси небо, не повредить ни