подавлявшиеся со всей возможной свирепостью, и совсем немного времени
оставалось до Кронштадского восстания, то мещанская и купеческая Москва
тем более не имела оснований любить бессмысленно жестокую власть. Ее лишь
терпели от безысходности, считая непреодолимым злом и Божьим наказанием,
надеясь, что рано или поздно она как-нибудь да исчезнет, а до того дня
необходимо любой ценой выжить и перемочься. А вот теперь народ
по-настоящему воспрянул духом. И многие, может быть, даже слишком многие
начали готовиться к сведению счетов. Да ведь и было с кем. В воздухе
ощутимо запахло Вандеей и чем-то вроде очередной Варфоломеевской ночи.
через Сретенку, Большую Лубянку, Охотный ряд к Кремлю.
во-вторых, пройти намеченные планом контрольные точки, да и просто
немыслимо интересно вновь прогуляться по улицам родного города за три
десятка лет до собственного рождения.
глазах уплотнялся и темнел, опускаясь к самым шпилям кремлевских башен,
вдоль улиц потянулись полосы тумана, первые порывы шквального ветра
взметнули пыль на перекрестках. Похоже, бабьему лету приходил конец.
дождь, хотя бы и метель. Чем мерзее на улице, тем спокойнее".
двадцати сзади. Рудников настолько же впереди по другой стороне.
маленькой группы вполне достаточно, чтобы прорваться сквозь любой заслон.
Но пока ничьего внимания они не привлекали. Да и с чего бы? Таких, как
они, здесь тысячи и тысячи.
жителям. И все более поражался. Подобных лиц он не видел ни в своей
нормальной жизни, ни в сорок первом, ни только что во врангелевском Крыму.
Конечно, в Севастополе, Ялте, Симферополе собрался сейчас цвет той,
дореволюционной, России, и процент интеллигентных людей как бы не выше,
чем при царе в центре Петербурга, но все же...
количество физиономий, не отмеченных даже намеком на интеллект, вгоняло в
оторопь. Лишь постепенно он начал понимать, в чем тут дело.
трех лет гражданской войны и красного террора непомерно велико. Однако,
если бродяга, нищий или босяк осознает свое место в обществе,
соответственно одет и держится, его облик и воспринимается более-менее
адекватно, без побочных эмоций. Но когда тысячи подобных типов одеты в
военную форму или партикулярный костюм "ответработника", толпами ходят по
улицам или разъезжают в автомобилях, произносят речи на митингах, а
вдесятеро большее их число создает массовку, заняв экологическую нишу
нормального обывателя, то картинка выходит пугающая.
интеллигенция в том числе, успели понять, что в целях мимикрии лучше не
выделяться среди новых хозяев жизни, надели маски: кто тупой покорности -
только что слюни изо рта не пускает, а кто безудержного, агрессивного
люмпенского хамства. И еще многие, уже непроизвольно, приобрели постоянное
выражение горестного недоумения - что, в конце концов, происходит и как
жить дальше?
приказал, как приказывают перейти на соответствующую форму одежды, сделать
наиболее модные в этом сезоне морды и носить, не снимая. А то вон
Басманов! И небрит, и одет, как безлошадный извозчик, однако... До первого
патрульного физиономиста..."
Грязновато, конечно, как на улице Горького после октябрьской демонстрации.
Характер мусора, правда, другой. Здесь преобладает шелуха от семечек,
конский навоз, махорочные окурки. Движение довольно оживленное.
Непрерывными вереницами люди бредут от центра и к центру, грохочут телеги
ломовиков, попадаются пролетки и фаэтоны начальников средних, рычат
моторами и воняют выхлопами проносящиеся на бешеной тридцатикилометровой
скорости автомобили начальников крупных, нещадно подпрыгивая на разбитых
мостовых.
видевшие ремонта, с посеченными еще во время ноябрьских боев семнадцатого
года стенами. Витрины магазинов почти сплошь заколочены досками. Редкие
трамваи чуть не разваливаются от набившихся внутрь и облепивших вагоны
снаружи пассажиров. Трудно понять, зачем, рискуя жизнью, висеть на
подножке или буфере, если в итоге скорость передвижения не превышает тех
же пешеходных пяти верст в час.
большинство улиц, по которым шел Новиков, были вполне узнаваемы. Особенно
Сретенка и Кузнецкий мост с прилегающими переулками. А вот Тверскую он
сразу даже и не разглядел, чуть не проскочил с разгона. Такая же узкая,
как соседняя Пушкинская, и знакомых домов раз-два и обчелся.
происходит внутри домов, за стенами бесчисленных наркоматов, исполкомов,
парткомов и прочих контор с дикими аббревиатурами вроде: "ГУ-КОСО при
МОСО"! Не слабо.
испытывает? Интересно.
масками олигофренов? Новиков чувствовал себя, как водитель в городе, где
дорожные знаки изменили в одночасье и вид и смысл. По выражению лиц
уличной толпы он, профессиональный психолог, не мог больше судить о мыслях
и настроениях людей. Сплошные черные ящики, у которых неизвестно не только
то, что внутри, но и то, что на входе. А уж на выходе - полная
бессмыслица.
редкие иностранцы.
конкретная цель - найти место и организовать операционную базу. В его
распоряжении сорок человек. Хотя пока и неизвестно, сколько из них
благополучно доберется до пунктов сбора.
имелся, но следует дождаться ночи. Да и уверенности особой он Андрею не
внушал. Слишком далек был от его личного опыта. И зависел от
одного-единственного человека.
должен ожидать Шульгин со своей тройкой. Вступить в зрительный контакт,
найти подходящее для разговора место, пивную, скажем, и еще раз обменяться
мнениями, теперь уже сообразно с реальной обстановкой. А потом вместе
обойти другие контрольные точки. Ближайшая - Александровский сад.
дезертира, как Новиков, и даже не безупречную в классовом смысле блузу
пролетария, а совершенно вызывающе оделся "под Троцкого" - кожаная,
поблескивающая, как паюсная икра куртка, кожаная же фуражка со звездочкой,
высокие кавалерийские сапоги с подколенными ремешками и зауженными
каблуками. Через плечо маузер в лакированной коробке, и на груди, чего уж
скромничать, орден Боевого Красного Знамени на алой розетке!
привлекает больше, хотя бы и благожелательного, со стороны сотрудников
власти. Впрочем, наплевать, подумал Новиков. Как-то до сих пор он еще не
адаптировался к новой Реальности настолько, чтобы воспринимать все
всерьез. Умом-то знал, что жизнь вокруг настоящая, а не кино, эмоционально
же настроиться пока не получалось, несмотря на все, в этом мире уже
пережитое.
прогуливаться в Охотном ряду, они порознь прошли в глубину сада, выбрали
скамейку по-укромнее, присели. Над головой нависала грязно-рыжая
Кремлевская стена, а за ней, где-то там, в глубине будущего здания
Верховного Совета, в своем еще не ставшем музейным кабинете, "милел к
товарищам людскою лаской" - он. Вечно живой. Сейчас - в особенности.
Глава 14
по странной случайности совпало с перерывом, и самолет видели практически
все участники расширенного Пленума.
многим грядущим поколениям студентов, программно-историческую речь,
которую надо будет заучивать наизусть. Вроде той, где "учиться, учиться и
учиться"! Однако и дерзкий полет, и листовки, а особенно золото, которое
ему уже успели доставить с нарочным из ЧК, совершенно выбили вождя из
колеи.
республики Троцкого и Главкома Каменева (не того, который "и Зиновьев"), а
у другого, Сергея Сергеевича, бывшего полковника Генштаба, объяснений, как
стала возможной столь наглая демонстрация, которая архиопасна не так даже
в военном, а именно в пропагандистском плане!
партийцев и пролетариат в том, что польская неудача является на самом деле
крупным успехом в деле воздействия на революционное движение Европы,
особенно Англии! А что прикажете говорить теперь? Что сдача Курска
бесценна для пробуждения рабочего движения в Сиаме?
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Орлов Алекс
Лукин Евгений
Махров Алексей