молодая. Возможно, новая жена деда - я ее еще не видел. Потом появился сам
дед. Я помахал ему рукой, он помахал в ответ и через минуту уже торопился
к машине: в сапогах, плаще, под огромным брезентовым зонтом.
ему пять десяток.
спрыгнул к деду под зонт.
дому, как влюбленная парочка под одним зонтом. Впрочем, дождь был такой,
что и зонт толком не помог: ноги мгновенно промокли до колен и выше. За
спиной взревел мотор, грузовик развернулся и понесся к шоссе.
кабанчика завалил... предупреждать надо, вечно сваливаешься как снег на
голову... привыкли там в своей тундре...
утром еще не знал, что поеду к тебе.
шальную...
видел?
со Снежкой еще жили вместе, дед уже поселился отдельно от Клавдии Павловны
- на этой самой ферме. Потом они как-то незаметно развелись, дед женился
на турчанке Софии - это было ее христианское имя, старого я не запомнил.
Но через год София задохнулась в дыму, когда загорелся старый дедов дом, а
сам дед уехал на базар в Ржев; София должна была вот-вот родить, у нее
страшно опухли ноги, и она не сумела выбраться из своей комнаты, дом
потушили, но спасти ее не смогли. Прошло пять лет с тех пор, теперь и дом
у деда был новый, и жена новая, и сам дед все еще был как новенький:
черный, мелкоморщинистый, но совершенно железный... а все равно что-то от
Софии осталось во всем: и в доме, и в деде, и даже в новой его жене...
у нее была жесткая и шершавая, зато сама она - сдобная, состоящая из тугих
шариков, с соломенными выгоревшими волосами, веснушками на круглых щечках
и курносом носу, но чернобровая и черноглазая. - Лучше просто Стефа.
- двадцать восемь. Деду в октябре стукнет семьдесят...
эту комнату, где у него хранились всякие бумаги, деньги, прочие ценности.
Тут он и отдыхал, если было время. Одна из стен была целиком завешена
турецким ковром - память о Софии. От ковра несколько лет пахло дымом.
Посередине ковра висело отделанное серебром охотничье ружье. Это было так
- украшение. Настоящий арсенал дед держал в сейфе на первом этаже. Мне
бросилась в глаза новая фотография на стене: дед, молодой, двадцатилетний,
в летном шлеме и очках-консервах на лбу стоит, положив руку на лопасть
винта тупомордого самолетика. Белыми буквами в углу: "19.06.1941 г. Южный
фронт".
как-то... маленькая такая, не разобрать ни черта. Отвез в Ржев, в ателье,
говорю: увеличить. Они говорят: ладно, завтра будет. А сделали вон как -
лучше новой. Но и взяли, канальи... да.
кажется? А немчик там, в ателье-то, сидел, скалится на меня, в "ишака"
пальцем тычет: о, мол, руссиш вундер! Я ему и говорю: а я на нем, между
прочим, тринадцать "мессершмидтов" завалил. Его всего и перекосило,
бедного...
"юнкерсы", "хеншели", под завязку - "дорнье"...
производства двадцать восьмого года. Из такой машины должны появляться
вертер геррен в белых цилиндрах и фраках и либен даммен ну просто не знаю
в чем. Поэтому благородно-серый парижский костюм отца семейства и
темно-вишневое и черное с золотом платья дам, изящные, но недостаточно
замысловатые, как-то не так выглядели на фоне машины. Красиво. Но не так.
Но красиво. Если не рядом с машиной... Мы с дедом соорудили галерею из
парниковых рам, и гости могли пройти в дом, не намокнув. Итак, Дитер
Клемм, отец семейства, лет сорока пяти, стрижен под ежика, голубоглаз и
как-то сразу располагающ; фрау Ольга Клемм, та, что в черном с золотом,
слегка за тридцать, бронзового цвета тяжелые волосы, в глазах что-то
татарское, фигура со склонностью не то чтобы к полноте, но к пышности;
сестра ее Вероника, помладше лет на пять, тщательно сдерживаемая
бесоватость в лице и повадках, необыкновенно красивые ноги; плюс две
девочки семи и девяти лет, Ева и Ута. Еще одна семья, Виктор и Дарья
Тихомирновы, тоже приглашенные дедом, просили начинать без них: ветеринар
делает прививки, и когда закончит... Предполагался "русский ужин" -
наедимся пельменей, сказал дед, напьемся водки и будем петь похабные
частушки. Но и кроме пельменей - боже ж ты мой!.. Учитывая, что на все про
все у Стефы было три часа времени и одна помощница... нет, она явно
родилась с поварешкой в руке. Рыбные и мясные салаты, маринады, холодные
тушеные грибы с горчицей, копченое мясо, фаршированные блинчики, что-то
еще, еще, еще - и водка. Девять сортов водки в заиндевевших графинчиках.
Дед по каким-то одному ему известным признакам ориентировался в них. Это
для дам, говорил он и наливал понемногу в хрустальные рюмочки. А это - для
настоящих мужчин... ну, как? Неимоверно! Тогда - за прекрасных дам,
господа офицеры!..
лейтенантом, командиром истребительного звена. После разгрома он и еще два
десятка летчиков на дальнем бомбардировщике перелетели в Иран к
англичанам. Там он поступил на службу в Королевские ВВС и за три года
дослужился до капитана. Сбитый над Францией, дед через Испанию и
Португалию добрался до Лиссабона, откуда хотел попасть в Англию или
Америку, но сумел получить лишь венесуэльскую визу. В Венесуэле его сразу
произвели в полковники и поручили комплектование истребительной
авиадивизии. Дивизия уже была готова к погрузке на корабли и отправке в
воюющую союзную Великобританию, когда грянул переворот. Часть самолетов
дед сумел перегнать на Кюрасао, а оттуда через Колумбию - в Панаму. В
Панаме были американцы. В это время в Каракасе высадились первые полки
германской морской пехоты. Начиналась затяжная Карибская кампания.
Поучаствовать в ней деду не удалось: в одном из рутинных перелетов с
аэродрома на аэродром у его "тандерболта" загорелся мотор. По
красноармейской привычке дед спасал машину до последнего и сел на брюхо на
речную отмель. Машину все равно списали в лом, а ноги деда обгорели до
костей. Ходить без костылей он начал только года через два, перенеся
полтора десятка операций...
Игорь?..
крутые парни!
прошу...
Клемм раскраснелся, взъерошился и освободился от пиджака и галстука.
Сестры Ольга и Вероника мило щебетали, и подтекстом щебета было: ах, как
бы поближе познакомить Веронику с этим мужественным, но ужасно одиноким
сибирским офицером. Дети сначала вяло ковыряли угощение, но потом я