Чтение 30–й страницы книги ~Катали мы ваше солнце~

* * *

- Али моя плешь наковальня, что всяк в нее толчет?..

С перекошенным личиком Лют Незнамыч метался по клети и потрясал
кулачонками перед вежливо отклоняющимся Чурыней, а один раз чуть было
даже не пнул с досады хитрый резной снарядец, снятый со стола и
задвинутый в угол.

- И это волхвы? - в ужасе вопрошал он. - Это кудесники?.. Какая-то
девка приходит среди ночи, вяжет обоих...

- Да девка-то - боярская племянница, - весь пожимаясь от
неловкости, вступился было за кудесников хмурый немилорожий Чурыня. -
Храбров с собой привела...

- Чурыня!.. - Розмысл вне себя топнул ножкой. - Да ты... Ты
послушай, послушай сам, что говоришь-то!.. Храбров на капище привести!
Волхвов связать!.. Это же всякого страха лишиться надо!.. Раньше
кудесник, бывало, только посохом стукнет, а у берендеев уже и поджилки
дрожат... Распустил ты людишек, Чурыня! Распустил!..

- Ну, неправда твоя, Лют Незнамыч! - обиделся сотник. - Да разве
же я над волхвами поставлен?.. А на погрузке у меня все по струнке
ходят...

- По струнке? А этот твой брылотряс?.. Как его хоть зовут-то?..

- Воробей... - нехотя отозвался Чурыня.

- Да что у тебя там птичник, что ли? - пронзительно завопил Лют
Незнамыч. - Воробьи, Соловьи всякие!..

- Воробей - мой... - Упрямо набычившись, Чурыня гнул свое. - А за
кудесника я не в ответе...

Розмысл его однако не расслышал - уши, видать, заложило от
собственного крика.

- Почему у Родислава Бутыча на участке порядок? - малость уже
подзадохнувшись, продолжал он. - Почему у Завида Хотеныча никогда
ничего не стрясется? Почему у нас одних такая неразбериха?.. На голову
сторожу девка с голым огнем спускается, а ему и невдомек!.. Спал твой
Воробей? Говори: спал?..

- Да не спал он, Лют Незнамыч! Опешил просто... Обратно-то, чай, в
колодец бадью не запихнешь!..

Розмысл замолчал, отдуваясь и ворочая глазами. Приходил вроде в
себя...

- Ладно... - рек он наконец, садясь за стол и судорожно раздвигая
грамоты и берестяные письма. - Загадал ты мне, Чурыня, загадку...
Давай раздумывать. Людей поднял?

- Поднять-то поднял... Даже со ската снял... Вода-песок
наготове... А вот близко подходить пока не велел...

- Почему?

- Увидит - всполошится... Ткнет с перепугу огнем в поленицу -
склад разом и полыхнет...

- Может, оно и правильно... - пробормотал розмысл, тревожно
оглаживая выпуклую плешь. - А что, ежели так? Заговорить ей зубы - да
и того... Светоч отнять, а саму - сюда, к нам?.. На раскладке тоже
народишку маловато...

- Там еще храбры наверху? - мрачно напомнил Чурыня.

- Много?

- Двое... И погорелец к ним какой-то прибился...

Лют Незнамыч досадливо прицыкнул и ущипнул себя за реденькую
бороденку.

- Ну, а что они могут-то, храбры? - раздраженно осведомился он. -
Ушла девка в навий мир. С кого тут спрос?..

- Так она же Блуду Чадовичу племянницей доводится! А он нам
съестные припасы поставляет... по царскому указу... Уж этот-то сразу
смекнет, с кого спрос...

Розмысл взялся за плешь обеими руками.

- Выпустить людей через соседний колодец?.. - без особой надежды в
голосе предположил он. - Подобраться к капищу до света, напасть
врасплох - и в бадью всех троих с этим... с погорельцем?.. Или
кто-нибудь еще знает?..

- Девкам сенным она сказала... - со вздохом ответил Чурыня. - Если
не врет, конечно...

- Худо!.. - Лют Незнамыч сорвал кулачки с плеши и стукнул в стол.
- Завтра, почитай, всей слободке ведомо станет... А уж боярину - в
первую голову...

Дверь приоткрылась, и в клеть просунулись встрепанные патлы
обезумевшего мужичонки.

- Лют Незнамыч, - проскулил он, вылупив наслезенные глаза. - Там
боярышня бесится... Поджигать хочет...

Розмысл стер его единым взором и, болезненно покряхтывая, поднялся
с лавки.

- Ну что ж... - процедил он. - Когда ни умирать, а день терять...
Надо идти...

Вдвоем с Чурыней они вышли и двинулись подземным переходом,
ставшим теперь еще теснее от полных песком тележек и бочек с водой.
Мужичонка Воробей семенил следом. Шарахались с дороги серые тени,
работный люд вжимался в пыльную каменную кладку, уступая начальству
путь. Кругом шушукались, перешептывались тревожно.

- Лют Незнамыч, да ты только прикажи! - внятно вызвался кто-то из
густой тени. - Мы ее мигом утихомирим!..

Розмысл только фыркнул в ответ, а когда миновали толчею, бросил
сердито через правое плечико:

- А этот твой... Докука... Он ведь у тебя уже второй день на
погрузке... Ну и как он там?

- Ох, не спрашивай, Лют Незнамыч!.. - отозвался Чурыня
страдальческим голосом. - За такого Докуку этому Соловью голову бы
оторвать по самые плечи!.. Прошел разок с тачкой - сразу заныл,
запричитал, хромым представился... Смотрю: а он уже на раскладке, с
бабами болтает... - Сотник покашлял смущенно и признался: - Я уж
грешным-то делом думаю: может, и впрямь отдать его?..

Розмысл недовольно посопел.

- Нет, просто так отдавать не годится, - буркнул он. - За два дня
он тут много чего углядел. Умы начнет смущать... А вот не согласится
ли боярышня, ежели мы его наверх отпущать почаще будем?..

- Сбежит, - решительно перебил Чурыня. - Тут же сбежит, по роже
видно... Да и прочие роптать примутся. Работает-де по конец пальцев, а
отпущать - отпущают... Нешто справедливо?

Но тут беседу пришлось прервать, потому что впереди затрепыхалось
алое смоляное пламя. Высоко подняв светоч, Шалава Непутятична
напряженно всматривалась в кромешную темноту подземного перехода, и ее
чумазое, как у погорелицы, личико было весьма решительным. Пожалуй,
Воробей кликнул начальство как раз вовремя. Еще мгновение - и пришлось
бы пустить в ход песок и воду...

Однако стоило красноватым отсветам заплясать на выпуклой плеши и
несколько отвислых брыльях розмысла, как боярышня попятилась в
изумлении и чуть не выронила светоч.

- Лют Незнамыч?.. - не веря, вымолвила она. - Да когда же ты
помереть успел-то?..

* * *

Впервые боярышня Забава увидела Люта Незнамыча еще будучи
отроковицей, и уже тогда поняла, что берендей он непростой. Да и не
она одна... Челядь теремная все языки поистрепала, гадая о
происхождении и достоинстве странного гостя. Для них это был вопрос
далеко не праздный: поклонишься как-нибудь не так или чарой невзначай
обнесешь - и милости просим на широк двор к той лошадке, где седока
погоняют. В какое бы время года ни появлялся Лют Незнамыч в боярских
хоромах, был на нем неизменный дорожный терлик [Терлик (берендейск.) -
род долгого кафтана с перехватом и короткими рукавами.], обширную
выпуклую плешь гость прикрывал скудно украшенной тафьей [Тафья
(берендейск.) - шапочка вроде скуфейки.], а ежели случалось ему выйти
на высокое резное крыльцо, то поверху водружался еще и меховой колпак.
В горлатной шапке Люта Незнамыча никто никогда не встречал, из чего
следовало, что не боярин он и не княжеских кровей... Хотя вон, с
другой стороны, и Столпосвят, известный душевностью своею и простотой,
ради близости к народу тоже отродясь горлатных шапок не нашивал.

Однако, приметив вскоре, что боярин величает Люта Незнамыча по
изотчеству, холопья вмиг пометили сие на ногте и почести стали
воздавать, как воеводе, хотя сам Лют Незнамыч этого, кажется, и не
заметил. Так что, ежели перед ним ломали шапку несколько лениво и без
должного трепета, вольность сходила с рук.

И все же челядь продолжала боязливо шушукаться. Непонятно было, к
примеру, каким образом он вообще попадал в терем, минуя ворота. Ни
саней, ни лошади его конюхи и в глаза не видели. Обыкновенно бывало
так: боярин уходил в бездонные свои погреба, а возвращался уже с Лютом
Незнамычем, после чего оба поднимались в горницу и такие беседы вели,
что впору князю о том донести. А то и царю-батюшке...

И ведь донесли однажды. Квасник Нежата донес. Высек его раз
боярин, так он, Нежата, нет чтобы поблагодарить премного за науку -
побег князюшке на благодетеля своего сказывать. С тех пор и сгинул, а
больше охотников не нашлось...