скользнул по собравшимся и уперся в Лихаса.
то, что хотелось больше всего - убежать.
чтобы не забрать в качестве добычи найденную в одном из дворцовых хранилищ
колесницу - легкую, отнюдь не боевую, специально предназначенную для
конных ристаний и напоминающую поставленную на колеса раковину с тонкими
боковыми поручнями, которые сходились к центру.
колесница вместе с полным набором упряжи (после долгого общения с Иолаем
предусмотрительность парня не имела границ) была доставлена.
поостынь-то, водички попей... откуда кони? Мы в Трое никаких коней не
брали... их, копытастых, на борт - никак, Иолайчик, невозможно!
благословенном Косе не отыщется пары приличных лошадей - запрягу, кого
попало!
первым станет запрягать.
в свое время непонятно зачем привез покойный басилей косцев Эврипил - но
животных собирались днем принести в жертву бывшему хозяину во время
огненной тризны.
казалось, что уж лучше бы он кричал. - Сам! Немедленно! Эврипилу... кому
угодно! Ну?!
запряжены.
правя на скалу.
гребцы с кораблей, и жители Коса не могли отделаться от ощущения, что
сумасшедшая колесница с сумасшедшим возничим летит, несется, мчится с
такой скоростью, что взгляд не успевает увидеть всю картину целиком,
выхватывая лишь детали: оскаленные конские морды, вскинувшийся возница,
взметнувшийся бич, песчаный смерч у колеса...
лишь дробное эхо плеснуло из трещины, словно копыта били о камень все
дальше... дальше... тишина.
захлебнувшегося воя, грязной деловитой смертью с окровавленными по локоть
руками... бойней пахло.
зажмуриться, Иолай еще не успел понять, что прорвался, что скачет, скачет,
машинально удерживая равновесие, ослабив поводья, слившись с озверевшими
лошадьми и ожившей раковиной на колесах; он еще только учился видеть
заново, еще только начинал дышать воздухом вместо жгучей ярости, с птичьим
клекотом рвавшей грудь кривыми когтями - а кто-то долгим прыжком уже
метнулся к нему в колесницу, ударил напрягшимся телом, вырвал вожжи... они
оба вывалились за поручни, покатились по горячей земле, враг изворачивался
гадюкой, но Иолай все-таки подмял его под себя, навалился, прижал, не
сумев схватить за руки...
голосом.
убор...
перевернутую миску с кольцом бугорков вокруг центра, с закрывавшим затылок
куском плотной кожи, с узким наносником; по размеру - в самый раз.
где-то Дромос сам по себе открылся, а тут колесница... сшибла меня,
зараза!
Понял?
сторону - и не потому, что скрытничает, а потому, что и сам не видит.
похожий одновременно на уродливого бога и прекрасного зверя, на чье лицо
нельзя было смотреть без содрогания; так иногда при встрече с неведомым не
знаешь: молиться ему или бежать от него.
пристально, он больше походил на дитя человеческое - валялись разбросанные
стрелы со светло-сизым оперением и лук.
уже не Эврит Ойхаллийский, а просто падаль.
перерезанное горло.
что сейчас сорвется на крик. - Мертвецы не режут себе горло. Ты видел его
тень, Лукавый?!
благодарности оперся о подставленное плечо - и обвел взглядом Флегры.
лишь раз позволивший себе встретиться с Амфитрионом лицом к лицу - когда
лавагет умирал под Орхоменом; Посейдон-Энносигей, стоявший в фиванском
переулке над поднимающимся с колен мужем любовницы Громовержца;
Гера-Аргея, пославшая ядовитых змей, лишь чудом не доползших до двух
восьмимесячных младенцев; Арей-Эниалий, чью дорогу заступил некогда
смертный внук Персея, сбив бога в кровавую грязь; Аполлон-Эглет, скорый на
расправу лучник, схватившийся с разъяренным Гераклом в Дельфах; чумазый
молотобоец Гефест, веселый пьяница Дионис, девственная охотница
Артемида...
"победительница Палланта"; прозвище, полученное Афиной после Гигантомахии]
- вот она нагнулась над мертвым Гигантом, над ребенком по имени Паллант, и
кривым лезвием стала деловито снимать с покойного кожу, чтобы позже
обтянуть ею свой щит.
простреленное бедро.
двинулись к болезненно пульсирующему Дромосу.
кто-то из Семьи.
богов, смотревших на уходящего Геракла.
смысла, вложенного в знакомые слова.