пещеры покрывал мрак.
заметил, что во мраке висели, лениво перебирая щупальцами,
конечностями и плавниками, десятки, сотни, тысячи псевдоразумных
гиргейских оборотней.
держался. Ивану стоило огромных трудов сначала сесть, а потом,
опираясь на руки, встать на колени. Их рассматривали с холодным,
переходящим в безумие любопытством.
словно из самой воды материализовываиась, медленно, слой за слоем.
Потом из-под сферы стала уходить вода. Все это совсем не вязалось с
диким видом псевдоразумных оборотней, они просто не могли владеть
подобной техникой. Иван смотрел на Кешу. Кеша на Ивана. Оба ничего не
могли понять. Когда площадка вместе со сферой и двумя землянами стала
погружаться вниз, опускаться прямо в толщу породы, до Ивана дошло -
все, теперь не сбежишь, раньше надо было!
медленными, усталыми шагами, оттопырил синюшную губу и процедил:
она утопила в лагуне. Ее там и выбросило - в пятидесяти метрах от
золотистой песчанной косы.
экстравагантно. Единственным, что прикрывало ее смуглую бархатистую
кожу, была цветная наколка на левом бедре - две бабочки, голубенькая и
розовенькая, занимались любовью под сенью неестественно желтого
колокольчика. Лива знала, что на этом пляже атолла Милоа нельзя лежать
голышом, это семейный пляж. Но было бы неизмеримо глупее и пошлее,
если бы она лежала здесь в каторжной серебристой робе.
через полминуты ты не оденешься или не испаришься отсюда, я отволоку
тебя за ноги в участок и собственноручно высеку розгами! - Губа у
блюстителя нравственности тряслась.
ждала сумерек. Она вообще не знала, что теперь делать. Время,
проведенное на гиргейской каторге, сказывалось, ах как быстра человек
отвыкает от свободы! как быстро он забывает волю и становится рабом
навязанного ему образа полужизни-полусмерти! И пусть.
оторвала щеку от нежного и теплого песочка. Это было слишком. Ливочка
выгнулась кошкой, ее пальцы вцепились в черную кисть, брызнула кровь.
Ошарашенный, обезумивший от неожиданности и боли негр плюхнулся на
задницу, ухватил изувеченную руку другой, здоровой, Огромные белые
зубы скрипели, но горло свело судорогой и из него не вырывалось ни
звука. Сухожилия перерезаны напрочь, это было видно по безвольной,
скрюченной кисти, по обмякшим, словно ватным пальцам.
смущенной улыбкой. Ей было жаль бестолкового негра, но цедь сам
напросился.
пальцем правой руки, будто проверяя сложную, пилообразную заточку
вставного феррокорундового ноготка - он выдвигался всего на полтора
сантиметра, но этого хватало, лезвие резало не только сухожилия, но и
кость. Ноготок Лива вставила на каторге. Это была метка зоны. С такой
меткой на Земле могли и замести.
домикам. У нее не было ни гроша в кармане. Но она твердо знала, что со
своей красотой не пропадет. Ну, а этот болван не посмеет заявить на
нее, не настучит, он уже понял, на кого напоролся.
Гуге Хлодрике. На ней была беленькая юбчонка и цветастая накидка
сверху - эти две безделицы стоили уйму монет. Но того богатого
парнишечки, что не устоял перед ее лукавыми глазами и малость
разорился на красавицу, рядом не было. Получив необходимое шмотье,
Лива быстрехонько отвадила сердцееда. И совесть ее не мучила. Ее
мучило другое. Выбрался ли милый друг? Или его уж и в живых нету?!
Скотская каторга! Она готова была вернуться хоть сейчас, только бы в
одной руке был плазмомет, а в другой что-нибудь посущественней. Ей
хотелось крушить все подряд ... Но надо было ждать. Ее найдут, ее
разыщут. А если их всех поубивали? Кто ее тогда разыщет?! И сколько
тогда ждать - до старости, до гроба?! Как в дешевом сентиментальном,
романе! Нет, Гуг жив! Он найдет ее, сдохнет, но найдет! Она знала, что
ее Буйный на пару с этим русским что-то замышляют, причем замышляют по
большому счету. А таких парней, если дни чего-то вдолбили себе в
голову и прут к своей цели, остановить ой как трудно! Сама злодейка
Судьба таким помогает. Лива все знала, она понимала кое-что в жизни.
Но ей хотелось напиться сейчас до безумия. Напиться и устроить пьяный
скандал в этом кабаке, драку. Она еле сдерживала себя ... и все же не
сдержала - рука сама нервно дернулась, и хрустальный бокал с кровавым
и пьянящим соком хохоа полетел на изумрудный с прожилками пол.
крикнула в пустоту: - Эй, официант!
опередил мулатку.
русской водки, черной икорочки и два кофе по-аргедонски, с кипящим
льдом.
вытянулась к подплывающему черному столику. Только после этого Лива
подняла глаза. Раздражение почти прошло, и ее разбирало любопытство -
откуда еще взялся этот наглец, да и кто он, собственно, такой. Ее
взгляд уперся в полноватое мужское лицо со странными, будто
отсутствующими глазами. Длинный шрам почти не уродовал этого лица, он
лишь кривил нижнюю губу, выгибал ее капризно-надменной волною. Человек
был совершенно сед, но возраст имел неопределенный - ему могло быть и
сорок, и девяносто, и сто двадцать.
какой-то еле уловимой снисходительной улыбкой. Она уже догадалась -
это не очередной искатель любовных приключений, это нечто более
серьезное.
уплыл вверх, и на фоне звездного ночного неба выросли три массивные
фигуры.
Это она порезала меня, она-а!!!
пуленепробиваемых сетках держали навскидку по шестиствольному боевому
пулемету. Было видно, что все трое сильно нервничают, скорее всего, на
атолле давненько не происходило ничего интересного и они просто
отвыкли от работы.
вперед.
столику. Лица их были тупы и решительны.
Выставила свою точеную ножку в сапожке - таком странном и
подозрительном в этом жарком раю, подвела поблескивающим в полумраке
плечиком и раздвинула губы в ослепительнейшей улыбке.
были готовы исполнить свой долг. На седого они даже не смотрели, его
для них не существовало.
с нами, детка. И без шуток!
Он мягко и вкрадчиво улыбнулся, ни на кого не глядя, и молча протянул
ближайшему копу черную пластиночку, невесть откуда появившуюся у него
в руке.
Круз Андрей
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Володихин Дмитрий
Майер Стефани