Следует укрыться среди войск.
встревоженным без видимой причины.
назад, к сакаскинам!
Тиридата действовать. Армяне вырвались вперед и полукругом охватили
стратега.
увидели, что сквозь облака пыли на них мчатся какие-то тени.
Оскаленные, брызжущие зеленой пеной морды больших гривастых животных с
уродливыми горбами на спине вынырнули из пыльного полумрака, и лошади
свиты Эвмена попятились назад. Всадники в ржаво-терракотовых бурнусах,
сидевшие на спинах чудищ, сжимали в руках дротики. Увидев перед собой
спутников стратега, они испустили воинственный клич и метнули оружие. К
счастью, парадные доспехи годились не только для создания праздничного
настроения, а военачальники были еще и опытными воинами. Однако один из
дротиков нашел жертву: телохранитель, закрывавший собой Эвмена,
полузадушенно всхлипнул и, схватившись за древко, торчащее из плеча, упал
на землю. Его тут же сменил другой. Тиридат с несколькими армянами
бросился навстречу ближайшим из нападавших, стратега оттеснили назад.
Калхас достал из ножен непривычно тяжелый кавалерийский меч, ожидая, что
нападавшие неминуемо врежутся в свиту. Но в последний момент животные
удивительно ловко избежали столкновения. Опять мелькнули дротики - и еще
один армянин был поражен. Тиридат пытался одолеть сразу двоих всадников,
но конь его не слушался, пугаясь горбатых страшил. Филипп успешнее
справился со своей лошадью. Ускользнув от нескольких жал, он сбил одного
из нападавших. Зверь, на котором тот сидел, взбрыкивая бросился прочь.
младших военачальников. Однако люди в бурнусах пытались обойти стратега
сзади. Решительно ударив пятками по бокам своего храпящего коня, пастух
послал его на одного из варваров. Заметив аркадянина, нападавший обернулся
и попытался достать его дротиком. Калхас с силой парировал удар щитом, но,
непривычный к верховому бою, едва при этом не оказался на земле.
Нападавший тут же повторил атаку. На этот раз пастух отбил ее мечом -
перерубленный у самого острия дротик отлетел в сторону. Человек в
терракотовом бурнусе выхватил из-за пояса неправдоподобно длинный и узкий
кинжал. На мгновения глаза сражавшихся встретились. Безумно расширенные
зрачки нападавшего обожгли Калхаса черной степной ненавистью. И
заворожили, сковали, как удав сковывает кролика.
- черные, трепещущие - усеяли тело человека в бурнусе и его уродливого
коня. Они замерли, страшные, как скала, готовые обрушиться на Калхаса. Но
вместо этого чудище стало оседать и во все стороны брызнула кровь. Еще
несколько игл вонзилось в нападавшего. Стрелы! Черные, змееподобные стрелы
сакаскинов пришли на помощь аркадянину. А потом появились и сами стрелки.
Визжащая лава варваров поглотила необычных врагов и понеслась дальше,
прямо в облака пыли.
отовсюду - видимо атака была организована по всей длине колонны. Вскоре
они начали затихать, отдаляясь - воины Эвмена быстро оправились от
неожиданности.
Гермесу, но на сердце лежала тяжесть. Он чувствовал, что сейчас, во время
этой короткой схватки, был гораздо ближе к гибели, чем когда-либо в своей
жизни. Пыль - угрожающая, бесформенная, все еще не желающая оседать,
вызывала у него страх, смешанный с омерзением. Что она еще породит?
брыкалась, отворачивала голову и не слушалась. Тогда Калхас спрыгнул на
землю. От мертвого чудища исходил острый и крайне неприятный запах. Моча,
смешанная с перекисшим молоком, полынью, тошнотворным сладким духом пота
пропитывали все вокруг горбатого животного. Передернувшись от омерзения,
Калхас отошел в сторону.
возгласы, аркадянин поинтересовался, не ранен ли стратег.
Он и Филипп вместе с сакаскинами преследуют кочевников, а нам приказано
быть рядом с тобой.
возбуждение. - Ты спас и его, и многих из нас. Страшно подумать, как все
обернулось бы, не предупреди тебя Гермес!
усталость и все еще не преодоленный страх.
припоминая рассказы, которые он слышал раньше. - Ну и запах!
кочевников забраться так далеко на север. Следовательно, Вавилон совершил
выбор.
Танафа, им овладело оцепенение. Наивную, воинственную радость этого дня
скрыла плотная пыльная завеса, а впереди явственно была видна длинная
нелегкая дорога, мысль о которой грозила новыми заботами.
его разума. Сосредотачиваясь, пастух сжал зубы, прикоснулся к шарику - и
тут же хлестнул ножнами меча по конскому крупу. Через мгновение он несся в
сторону обоза, к Гиртеаде, а Иероним и Тиридат, стараясь не отставать,
скакали вслед за ним.
живота: "Он скоро дорастет до моего носа", - жаловалась она. Калхас шутил,
утешал, старался отвлечь ее от нетерпеливого ожидания. Иногда Гиртеадой
овладевало усталое смирение, отчего-то оно пугало пастуха более всего. В
такие дни он почти ненавидел жизнь, бунтовавшую в чреве его жены,
грозившую страданиями и неизвестностью. Но стоило Гиртеаде улыбнуться,
Калхас готов был умереть от нежности перед чудом, участником которого боги
позволили ему быть.
стратег мог найти здесь, в провинциальной Габиене. Они забрались так
далеко на Восток, что отсюда бесконечно далекими казались не только
Аркадия, но и Тарс. Габиена, область к северу от Персии, на дороге из
Мидии в Сузы, была счастливым исключением среди вымороженных нагорий,
выжженных песчаных пустынь и белых как снег солончаков, встречавшихся на
их пути после Тигра. Здесь несколько горных гряд преграждали пусть
северным ветрам; у их подножий на много дней пути раскинулись богатые
деревни, окруженные полями и тщательно ухоженными финиковыми плантациями.
Многочисленные речки сбегали со склонов, чтобы закончиться слепыми
устьями, которые терялись в песчаных языках, глубоко проникавших с юга
даже сюда.
близости сухости и смерти. Кустарник, росший на границе оазиса, достигал
только пояса человека, но напоминал ежей с поднятыми иглами. Сглаженные
временем величественные скалы походили на стены храмов, которые Калхас
видел в Месопотамии, а еще на тиары военачальников из окружения
персидского сатрапа Певкеста. Вдоль вершин горных гряд рос настоящий
непроходимый лес из угловатых, побитых ветром дубов и кленов. Калхас не
раз сопровождал туда на охоту Эвмена, поражаясь живучести и ярости
медведей, кабанов, даже оленей, которых поднимали загонщики. Словом,
Габиена была особым, отделенным от других областей мирком, плодородным,
вполне подходящим для зимовки их уставшей армии, но подспудно чужим,
неприветливым.
описывал Иероним. Прошлой зимой их одолевала пыль и бесплодие
Месопотамской пустыни. Благословенные низины Тигра и Евфрата, куда
спустился Эвмен весной, представляли собой смесь солончаков, болот и
залитых водой полей. Вдобавок их армия едва не была утоплена Селевком,
открывшим шлюзы на плотинах. Так и не добравшись до Вавилона, стратег
свернул в сторону восхода солнца. В жаркой, нездоровой Сузиане они
соединились с разношерстными бандами Верхних сатрапов. Неуправляемость их