противники. Мы покоряем души, завоевываем сердца - такова историческая
миссия человечества во Вселенной.
камуфлированная псевдорастениями и псевдореками, как на Никелевой. И в ее
атмосфере не плавали псевдотучи, на ее блестящую поверхность - где сплав
золота со свинцом, где просто чистое золото и просто чистый свинец -
никогда не проливалась не то что вода, но даже и жидкие растворы солей.
нестерпимо сияющее золотое небо, и в небе пылала красно-золотая звезда,
раз в пять меньше - по видимому диаметру - нашего Солнца, столь же яркая,
совсем не по-солнечному жестокая.
сопротивление, потащила меня, как крюком.
руках и не сумел. Петри помог мне встать. К нам, помогая себе тростью,
подобрался Ромеро. Он всегда был бледнее любого из нас, но сейчас
природная бледность превратилась в синеву.
улыбнуться, даже это было здесь трудно. - Боюсь, друг мой, предстоят
непосильные испытания.
больших перегрузках, они не были избалованы гравитаторами, везде
создававшими привычные человеку условия. Камагин тоже побледнел, по дышал
свободней; думаю, у него не так шумело в ушах и не с таким усилием билось
сердце. Но и он сказал сумрачно:
было тяжело. Драконы превратились в ящеров и довольно проворно ползали,
помогая себе крыльями, как веслами на воде.
летающего. Пегасы отчаянно боролись с силой притяжения, некоторые
взлетали, но тут же падали.
таких усилий, что они вскоре свалились, совершенно измученные.
лица и говорил, словно ворочал гири языком. Меня терзали шумы - визг
пегасов, раздраженные крики ангелов, шум крови в ушах, тяжкий стук сердца.
Выгрузка продолжалась, и я со страхам думал о Мэри и Астре. Орлан вытянул
голову не так высоко, как раньше, и опустил ниже обычного. Ему тоже было
не легко.
действуют гравитаторы...
живости и бесстрастное синеватое лицо стало еще синее. Я возвратился к
товарищам.
Мэри. Петри криком предупредил малыша, чтоб он не бежал, но Астр слишком
поздно услышал крик.
последнюю минуту, Астр расшибся бы насмерть. Мы с Мэри подоспели к нему
одновременно, Астр задыхался, из носа шла кровь, лицо было белее, чем у
Ромеро.
склянки с жизнетворными бактериями, питающимися золотом и свинцом.
тяжесть, а храбрый воин, наш космонавт, прогуливается, как в корабельном
парке.
испуг, но жаловаться он не стал. - Что сумеет Эдуард, то и я.
догнал в росте маленького космонавта, почти не уступал ему в мужестве, но
силы их были не равны, сам он этого не понимал, но я знал.
подозревал раньше, что черные глаза могут белеть.
вынес. Понемногу привыкнем к тяжести. Но если бы не Петри, ваше стремление
сеять всюду жизнь могло бы стоить жизни нашему Астру.
авиетки и припасы и какие-то длинные ящики с имуществом разрушителей.
Петри погрузил в авиетку и рюкзак.
гравитаторов, они лишь ползли неповоротливей драконов и брали меньше
половины обычного груза.
гравитационной подушке, как на катках.
накалявшей ее. И нестерпимый золотой блеск неба смягчался, хотя и не
становился приятным.
непроницаемо сияющее.
горечью. - Какой я адмирал! Не хочу больше слушать этого обращения! Не
хочу!
руководители - и вы останетесь руководителем, куда нас ни бросит судьба.
Итак, какие будут приказы, адмирал? Какие призывы?
слишком массивна. И хоть я уже не падал, ноги и руки были тяжелы для меня,
голова камнем давила на плечи. Я всегда радовался своему телу, оно было -
я, здесь оно превратилось в нечто внешнее, стало мне непомерно.
во мне самом не было бодрости.
остальные подбадривали меня взглядами. Камагин, несомненно, и сейчас был
убежден, что все пошло бы по-иному, если бы мы подняли бунт и перебили
охрану.
ним, с трудом отрывая ноги от грунта, он тоже пошатывался, но уже не
падал.
одном предложении, - сказал я. - Предложение такое: пусть каждый выполнит
и вынесет то, что выполню и вынесу я сам.
кольцом колонну. Орлан с телохранителями внутри цепочки, за ними я, за
мной Мэри с Ромеро, Осима, Петри и Камагин, а дальше другие пленники.
оборачивался, нетерпеливый крик: "Скорей! Скорей!" подхлестывал нас, как
плетью.
но крик этот "Скорей!" доносится ко мне не стертым голосом воспоминания,
он возникает живой, властный, грубый, и я опять, как в те дни бесконечного
пути к Станции, испытываю ярость и отчаяние.
живут.
скалами, вспучившимися на золотой подстилке. Вначале я поднимал вверх
лицо, чтоб ориентироваться по Оранжевой, медленно катившейся по золотому
небу, но небо было еще томительней, чем планета. Я шел, ощущая, что и
стоять здесь тяжко, а двигаться десятикратно тяжелее, стокилограммовые
тумбы ног почти не сгибались.
двигались, словно на лыжах. Но и скользя по гладкому металлу, мы не могли
угнаться за неутомимо ползущими головоглазами - на них одних не
действовала плохо тяжесть - и за неуклюже скачущим Орланом.
гравитационными оплеухами охраны.
Белоусов Валерий
Куликов Роман
Корнев Павел
Орлов Алекс
Орловский Гай Юлий
Махров Алексей