справедливом обществе. Потерю мужа она пережила удивительно спокойно, хотя
очень любила его. Вероятно она просто задолго до ареста свыклась с мыслью,
что ни за что в мире не следует держаться слишком крепко. Теперь она была
как Гэл на суде - живым мертвецом, только очень опасным мертвецом.
растеряется, оставшись один? Смешно на это рассчитывать. Смешно отвергать
старый, хорошо рассчитанный план из-за того, что у нас есть новичок Мак. Я
сказал и повторяю: это авантюра.
мне что старый план, что новый план - все авантюра. А как же по-другому?
Без риска нельзя, а с этими пилюлями риск меньше. Они же там под башней
обалдеют, когда мы в десять часов на них наскочим. Они там, небось, в
десять часов водку пьют и песни орут, а тут мы наскочим, а у них, может, и
автоматы не заряжены, и сами они пьяные лежат... Нет, мне нравится. Верно,
Мак?
такой план даже мне удивителен, то уж гвардейцам этим и подавно. Правильно
Зеленый говорит, обалдеют они... Опять же лишних пять минуток не
помучаемся, а там, глядишь, Мак башню повалит, и совсем будет хорошо... Да
ведь как хорошо-то! - сказал он вдруг, словно озаренный новой идеей. -
Ведь никто же до нас башен не валил, только хвастались, а мы первыми
будем... И опять же - пока они эту башню снова наладят, это сколько
времени пройдет! Хоть месяц-то по-человечески поживем... без приступов
этих гадских...
ничего не меняется, мы только нападаем неожиданно, усиливаем атаку за счет
Птицы и несколько меняем порядок отступления.
по-прежнему лениво проговорила Орди, глядя на болото, - так ты не забывай,
что тащить ему придется одного, от силы - двоих, а он мальчик сильный.
Максим знал, что это любовь старая, безнадежная, началась она еще при
Гэле, а теперь стала еще безнадежнее, если это возможно. Генерал был не
генерал. До войны он был рабочим на конвейере, потом попал в школу младших
командиров, воевал капралом, кончил войну лейтенантом. Он хорошо знал
ротмистра Чачу, имел с ним счеты (были какие-то беспорядки в каком-то
полку сразу после войны) и давно и безуспешно охотился за ним. Он был
работником штаба подполья, но часто принимал участие в практических
операциях, был хорошим воякой, знающим командиром. Работать в подполье ему
нравилось, но что будет после победы - он представлял себе плохо. Впрочем,
в победу он и не верил. Прирожденный солдат, он легко приспосабливался к
любым условиям и никогда не загадывал дальше, чем на десять-двенадцать
дней вперед. Своих идей у него не было, кое-чего он нахватался от
однорукого, кое-что перенял у Кетшефа, еще кое-что ему внушили в штабе, но
главным в его сознании оставалось то, что вдолбили ему в школе младших
командиров. Поэтому, теоретизируя, он высказывал странную смесь взглядов:
власть богатых надобно свергнуть (это от Вепря, который, видимо, был
чем-то вроде социалиста или коммуниста), во главе государства поставить
надлежит инженеров и техников (это от Кетшефа), города срыть, а самим жить
в единении с природой (какой-то штабной мыслитель-буколист), и всего этого
можно добиться только беспрекословным подчинением приказу вышестоящих
командиров, и поменьше болтовни на отвлеченные темы. Два раза Максим с ним
сцепился. Было совершенно непонятно, зачем разрушать башни, терять на этом
смелых товарищей, время, средства, оружие - через десять-двадцать дней
башню все равно восстановят, и все пойдет по-прежнему, с той только
разницей, что население окрестных деревень своими глазами убедится, какие
гнусные дьяволы - эти выродки. Генерал так и не сумел толком объяснить
Максиму, в чем смысл диверсионной деятельности. То ли он что-то скрывал,
то ли сам не понимал, зачем это нужно, но каждый раз он твердил одно и то
же: приказы не обсуждаются, каждое нападение на башню - удар по врагу,
нельзя удерживать людей от активной деятельности, иначе ненависть скиснет
в них, и жить станет совсем уже не для чего... "Надо искать центр! -
настаивал Максим. - Надо бить сразу по центру, всеми силами, сразу! Что у
вас в штабе за головы, если не понимают такой простой вещи?" "Штаб знает,
что делает, - веско отвечал Генерал, вздергивая подбородок и высоко
задирая брови. - Дисциплина в нашем положении - прежде всего, и давай-ка
без крестьянской вольницы, Мак, всему свое время, будет тебе и центр, если
доживешь..." Впрочем, он относился к Максиму с уважением и охотно прибегал
к его услугам, когда лучевые удары застигали его в подвале Лесника...
огнем? А если мы не успеем за пять минут, а понадобится нам шесть?
Безумный план. И всегда он был безумным.
отрывая взгляд от Орди. - Но если брать прежние способы прорыва через
проволоку, то судьба операции определяется в среднем через три-четыре
минуты. Если мы застанем их врасплох, у нас еще останется одна или даже
две минуты в запасе.
там всех голыми руками передавлю. Добежать бы только.
протянул Зеленый. - Верно, Мак?
равно плох. Дайте, я все сделаю один. Рискните.
Дельные замечания у тебя есть?
улучшить их.
можно было понять так: новичок, да еще не совсем наш, да еще пришедший с
той стороны, - а не пахнет ли это засадой, такие случаи бывали...
подчиняться, Копыто.
подчиняюсь. Куда же деваться...
обычных условиях, наверно, им и в голову бы не пришло, что они могут
собраться вместе: бывший фермер, бывший уголовник, бывшая учительница... У
них было только одно общее - они был объявлены врагами общества, по
какой-то идиотской причине они были ненавистны всем, и весь огромный
государственный аппарат подавления был нацелен против них. То, что они
собирались сделать, было бессмысленно; пройдет несколько часов, и
большинство из них будут мертвы, а в мире ничего не изменится, и для тех,
кто останется в живых, тоже ничего не изменится, - в лучшем случае они
получат передышку на десяток дней от адских болей, но они будут изранены,
измучены бегством, их будут травить собаками, им придется отсиживаться в
вонючих норах, а потом все начнется сначала. Действовать с ними заодно
было глупо, но покинуть их было бы подло, и приходилось выбирать глупость.
А может быть, в этом мире вообще нельзя иначе, и если хочешь что-нибудь
сделать, приходится пройти через глупость, через бессмысленную кровь, а
может быть, и через подлость придется пройти. Жалкий человек... глупый
человек... подлый человек... А что еще можно ожидать от человека в этом
жалком, глупом и подлом мире? Надо помнить только, что глупость есть
следствие бессилия, а бессилие проистекает из невежества, из незнания
верной дороги... но ведь не может быть так, чтобы среди тысячи дорог не
нашлось верной! По одной дороге я уже прошел, думал Максим, это была
неверная дорога. Теперь надо пройти по этой, хотя уже сейчас видно, что
это тоже неверная дорога. И может быть, мне еще не раз придется ходить по
неверным дорогам и забираться в тупики. А перед кем я оправдываюсь? -
подумал он. И зачем? Они мне нравятся, я могу им помочь, вот и все, что
мне нужно знать сегодня...
Мак - с Зеленым, я - с Птицей. Встреча в двадцать один ноль-ноль у межевой
отметки, идти только лесом, без дорог. Парам не разлучаться, каждый
отвечает за каждого. Идите. Первыми уходят Мемо и Лесник. - Он собрал
окурки на лист бумаги, свернул и положил в карман.
темная...
он волочил шест с удлиненным зарядом и едва слышно ругал колючки,
впивавшиеся в руки. Максим, придерживая мешок с магнитными минами, полз
следом. Небо было затянуто тучами, моросил дождь. Трава была мокрая, и в
первые же минуты они оба промокли до нитки. За дождем ничего не было
видно, Зеленый полз по компасу и ни разу не отклонился - опытный был
человек, этот Зеленый. Потом резко запахло сырой ржавчиной, и Максим
увидел проволоку в три ряда, а за проволокой - смутную решетчатую громаду
башни, а приподняв голову - разглядел у основания башни приземистое
сооружение с прямоугольными очертаниями. Это был капонир, там сидели трое
гвардейцев с пулеметом. Сквозь шорох дождя слышались неразличимые голоса,
потом там зажгли спичку, и слабым желтым светом озарилась длинная
Лукьяненко Сергей
Березин Федор
Белов Вольф
Шилова Юлия
Андреев Николай
Володихин Дмитрий