могущественные люди.
Я же вижу: тебя били. Уно они убили совсем. Куда же смотрели твои
могущественные люди? Почему они не помешали убивать? Не верю... Не верю...
теперь они снова следят за нами и берегут нас. Почему ты не веришь мне
сегодня? Ведь ты всегда верила. Ты сама видела: я вернулся чуть живой, а
взгляни на меня сейчас!..
плакать.
крайней мере для нас с тобой. Но есть люди очень хорошие, замечательные,
для которых этот ужас еще не кончился. И я должен им помочь.
один. Жди меня к обеду.
смотрела, как он одевается. Румата, бормоча русские слова, натянул штаны с
бубенчиками (Муга сейчас же опустился перед ним на корточки и принялся
застегивать многочисленные пряжки и пуговки), вновь надел поверх чистой
майки благословенную кольчугу и, наконец, сказал с отчаянием:
могу я не идти!
тебя можно бить?
Ты еще и очень странный человек. Ты словно архангел... Когда ты со мной, я
делаюсь смелой. Сейчас вот я смелая... Когда-нибудь я тебя обязательно
спрошу об одной вещи. Ты - не сейчас, а потом, когда все пройдет, -
расскажешь мне о себе?
бантиками. Румата с отвращением натянул его и туго подпоясался.
маленькая.
на меня внимания.
снял с руки железный браслет и протянул ей.
должны приходить, но если придут - покажи это.
"Я не знаю, может быть, ты дьявол, или сын бога, или человек из сказочных
заморских стран, но если ты не вернешься, я умру". И оттого, что она
молчала, он был ей бесконечно благодарен, так как уходить ему было
необычайно трудно - словно с изумрудного солнечного берега он бросался
вниз головой в зловонную лужу.
крадучись проходил тесные дворики горожан, путаясь в развешенном для
просушки тряпье, пролезал через дыры в заборах, оставляя на ржавых гвоздях
роскошные банты и клочья драгоценных соанских кружев, на четвереньках
пробегал между картофельными грядками. Все же ему не удалось ускользнуть
от бдительного ока черного воинства. Выбравшись в узкий переулок, ведущий
к свалке, он столкнулся с двумя мрачными подвыпившими монахами.
Румата взялся за рукоятки мечей - монахи засвистели в три пальца, созывая
подмогу. Румата стал отступать к лазу, из которого только что выбрался, но
навстречу ему в переулок вдруг выскочил маленький юркий человечек с
неприметным лицом. Задев Румату плечом, он подбежал к монахам и что-то
сказал им, после чего монахи, подобрав рясы над голенастыми, обтянутыми
сиреневым ногами, пустились рысью прочь и скрылись за домами. Маленький
человечек, не обернувшись, засеменил за ними.
скрывается. Предусмотрителен епископ Арканарский. Интересно, чего он
больше боится - меня или за меня? Проводив глазами шпиона, он повернул к
свалке. Свалка выходила на зады канцелярии бывшего министерства охраны
короны и, надо было надеяться, не патрулировалась.
плакал младенец, слышалось опасливое перешептывание. Из-за полусгнившей
изгороди осторожно высунулось изможденное, худое лицо, темное от въевшейся
сажи. На Румату уставились испуганные, ввалившиеся глаза.
благородный дон, что в городе? Я кузнец Кикус, по прозвищу Хромач, мне в
кузню идти, а я боюсь...
нет. Правит дон Рэба, епископ Святого Ордена. Так что сиди тихо.
тоской и отчаянием.
благородный дон. Орден, стало быть... Это что же, серые или как?
пожалуй, перебили. Это монахи.
Серых перебили - это, само собой, хорошо. Но вот насчет нас, благородный
дон, как вы полагаете? Приспособимся, а? Под Орденом-то, а?
Приспособитесь.
трогай, и тебя не тронут, а?
ведь, как перст, да восемь сопляков за штаны держатся. Эх, мать честная,
хоть бы моего мастера прирезали! Он у серых в офицерах был. Как вы
полагаете, благородный дон, могли его прирезать? Я ему пять золотых
задолжал.
чем подумай, кузнец. Ты один, как перст, да таких перстов вас в городе
тысяч десять.
бы, чего проще: десять тысяч таких молотобойцев, да в ярости, кого хочешь
раздавят в лепешку. Но ярости-то у них как раз еще нет. Один страх. Каждый
за себя, один бог за всех.
вполз дон Тамэо. Увидев Румату, он вскрикнул от радости, вскочил и, сильно
пошатнувшись, двинулся навстречу, простирая к нему измазанные в земле
руки.
канцелярию?
от объятий.
вчерашнего дня, так по сю пору остановиться не может. Он извлек из
широчайших желтых штанов стеклянную флягу тонкой работы.
за него золотой.
отбросов, трупы собак и зловонные лужи, кишащие белыми червями. В утреннем
воздухе стоял непрерывный гул мириад изумрудных мух.
раньше не был.
что он в конце концов свергнет ничтожного монарха, проложит нам новые пути
и откроет сверкающие перспективы. - С этими словами он, сильно
забрызгавшись, въехал ногой в желто-зеленую лужу и, чтобы не свалиться,
ухватился за Румату. - Да! - продолжал он, когда они выбрались на твердую
почву. - Мы, молодая аристократия, всегда будем с доном Рэбой! Наступило,
наконец, желанное послабление. Посудите сами, дон Румата, я уже час хожу
по переулкам и огородам, но не встретил ни одного серого. Мы смели серую
нечисть с лица земли, и так сладко и вольно дышится теперь в возрожденном
Арканаре! Вместо грубых лавочников, этих наглых хамов и мужиков, улицы
полны слугами господними. Я видел: некоторые дворяне уже открыто