мне. Учитывая то, что произошло, и то, что я говорил о своем отношении к
семье, неудивительно, что ты сбежала. Но ты не должна бояться любить меня,
Мэгги, - больше нет. Я намерен доказать, что ты для меня важнее, чем
принципы и гордость. Я хочу, чтобы мы стали любовниками. Я хочу, чтобы ты
знала, что такое забота и любовь, когда будешь просить развода у своего
мужа... Чтобы ты ощутила себя связанной со мной. Чтобы ты знала, каких
наслаждений лишишься, если позволишь, чтобы верность этому неблагодарному
ублюдку победила любовь ко мне. Мы принадлежим друг другу, Мэгги. Я
по-прежнему верю в святость брачных клятв, но Коул был горькой ошибкой, и
никто не может быть осужден на пожизненные муки из-за юношеской глупости.
Я... - Он запнулся от полноты чувств, и Мэгги ощутила, что ее сердце готово
выпрыгнуть из груди. Его выношенные убеждения, жесткие законы, которые он
установил для себя, - все это он пустил по ветру ради нее.
другу. Я больше не могу с этим бороться. Не хочу знать того, что ты чужая
жена... - прорычал он, находя ее рот, - если ты любишь меня, я перенесу что
угодно. Скажи мне, Мэгги. Скажи, что я не ошибаюсь.
пылающая в глазах мука... Если бы Мэгги сомневалась в страсти его слов и
тела, страх в его взгляде не оставил бы в ней сомнений. Ник Фортуна
принадлежит ей.
вообразить... - Она захлебнулась в его поцелуе.
тело, запрокинувшееся под яростным напором мужских губ. Прикосновение было
спичкой, внесенной в бензиновые пары. Вся его фигура содрогнулась, твердое
бедро раздвинуло ее ноги, задирая короткую юбку белого в черный горошек
костюма, летнего кусочка эфемерной ткани, позволявшей ей чувствовать каждый
его мускул. Но даже в порыве страсти Мэгги понимала, что задолжала ему право
на принципы. Они важны для него, они - составная часть его натуры. Ему нужно
знать, что и Мэгги уважает их.
пальцах составлял резкий контраст с шелком его прикосновений.
у меня в сумочке документы.
застыл на ее шее. Он медленно отвел голову.
всматриваясь в его застывшие глаза.
ему, унесло остатки самообладания... и она с радостью подчинилась ему.
долгой, томной любовной игры, не было робко просыпающейся женской силы, не
было боли первого вторжения в ее тело. Не было ничего, кроме гула крови в
венах, всесокрушающего напора мужского желания, жадной страсти, которая
росла, и росла, и росла, пока упоительное ощущение тугой полноты не
взорвалось в неописуемо сладостной разрядке любовного напряжения,
самозабвенных мужских стонах и волшебном содрогании двух слившихся тел,
когда его наслаждение достигло своего пика. А после они оба лежали
обессиленные.
тебе больно? Я не мог остановиться. Твой вкус был как виски для алкоголика.
- Он попытался освободить ее от давящей массы своего тела.
мускулистый торс.
щекоча носом бархатистую нижнюю сторону кремового холмика. Заметив краем
глаза одежду, разбросанную вокруг на полу, он покаянно улыбнулся. - Не так я
хотел. Я мечтал нежными поцелуями и словами любви завлечь тебя в постель. А
вместо этого сорвал одежду, как маньяк, и взял тебя на полу.
почувствовала, как плоть его, все еще покоящаяся в ней, набухает и твердеет.
Дрожь возбуждения, ушедшая вместе со сладкой болью, снова родилась в ее
теле. Она вскрикнула, когда он вдруг отпрянул, и Ник рассмеялся ее
огорчению. - Ну уж нет. На этот раз мы сделаем это как следует, - сказал он,
легко поднимая ее и кладя на широкую кровать, где она тут же
раскапризничалась, наслаждаясь новой властью. Она могла заставить этого
большого, сильного мужчину дрожать, как котенка, в ожидании милостивого
прикосновения ее руки.
по белоснежному хрустящему льну под винного цвета пуховым одеялом.
радуется, встречая его мужскую силу. - Это не единственная моя фантазия.
Есть и другие. И у нас будет время, чтобы испробовать их все. - Он
по-хозяйски обхватил ладонью ее грудь. - Жаль, что у меня только одна рука.
Некоторые из моих фантазий требуют чуть большей тонкости, чем я могу
позволить себе сейчас.
покраснела. Ник не сказал ничего напрямик относительно ее девственности,
лишь попросил прощения за то, что так яростно овладел ею. Сознание
собственной неопытности смущало Мэгги. Он был очень деликатен, не забрасывал
вопросами на щекотливую тему, и она оценила эту чуткость. Смущенно избегая
его взгляда, она посмотрела на свои руки. - Мои перчатки! Я забыла снять их!
движение.
рубцах. Будто прочитав ее мысли, Ник снял перчатку, игнорируя слабую попытку
помешать ему. Забинтованной рукой он повернул ее голову к себе и очень
осторожно начал гладить ее кожу кончиками пальцев перчатки. Он провел линию
от ключицы до бедра, описывая шаловливые круги у грудей, пока они не набухли
до боли, не пропустил ни одного дюйма трепещущего живота и завершил
легчайшим прикосновением к живой драгоценности, которую так воспел когда-то.
Мэгги ахнула, изогнувшись всем телом.
глазами. - Тебе нравится все, что я с тобой делаю. Не стесняйся меня, Мэгги,
не прячься, совсем ничего не прячь. - Перчатка снова пустилась в путь, но
теперь тверже, ощутимей, гладя и возбуждая ее тело, пока оно не забилось в
его руках, и Ник прижал его к себе и держал крепко, пока не унялась дрожь, а
потом взял ее израненную руку и обвил ею впечатляющее доказательство своего
желания. - Мне нужно знать все: каждое ощущение, каждый страх... чтобы и я
мог разделить их. Ничто в тебе не может вызвать у меня отвращения. Я люблю
тебя такой, какая ты есть...
пытался переубедить ее самым наглядным способом. Она чуть не заплакала от
открывшейся глубины его любви и чуткости, но вместо этого ответила ему тем
же и столь же наглядно, с благодарностью приняв в себя его дар и откровенно
выразив свое блаженство.
и матовых тонов вечер. Их диалог был преимущественно безмолвным, потому что
в словах не было надобности, а окружающий мир перестал существовать. Звонил
телефон, но они не обращали внимания. Они занимались любовью, принимали душ
и снова занимались любовью; засыпали лишь для того, чтобы проснуться с общей
жаждой нового праздника страсти.
забытья. Они лежали, нежно сплетясь телами, на давно уже не девственных
простынях, когда телефон у кровати зазвонил снова, и Ник со стоном лениво
потянулся к трубке.
это колокол, звонящий по их прекрасному дню?
клубочек под жестким изгибом его спины. Ник Фортуна узнал, что его дочь
только что сбежала с бывшим мужем его любовницы.
картина. Яичница с беконом и жаренный соломкой картофель. Запретные
лакомства.
жизни - если хотим жить, конечно. Вы сказали, что ничего не ели после
самолета. Значит, больше тридцати шести часов.
еще раз на красующееся перед носом искушение, прижала руку ко рту и побежала
в ванную.
про себя. Даже в тот первый лихорадочный раз Ник нашел мгновение, чтобы
предохранить ее... или себя? Мало ли что можно подцепить у доступной шлюхи!
Он не знал... и даже после этого не понял! Кем надо быть, чтобы не заметить,
что лишил невинности девственницу?
Лукьяненко Сергей
Максимов Альберт
Посняков Андрей
Лукин Евгений
Афанасьев Роман
Суворов Виктор