и тянуть до тех пор, пока не упустишь или случай, или сукно. Случай
представился, я протягиваю руку:
мы погибли. До утра я один глава. Судить меня будете завтра. Согласны?
правую руку я поместил Барде, городского бирюча и барабанщика. Уже при
входе в предместье, на Заставной площади, мы встретили весьма веселую
толпу, которая добродушно направлялась целыми семьями, малюток за руку
держа, прямо к месту грабежа. Совсем как в праздник. Иные хозяйки захва-
тили с собой корзинки, словно в базарный день. Люди останавливались,
глядя на наш отряд; перед нами учтиво расступались; они не понимали, в
чем дело, и, следуя за нами, невольно шагали в ногу. Один из них, ци-
рюльник Перрюш, шедший с бумажным фонарем, под самый нос мне его поднес,
узнал меня и сказал:
Вместе выпьем.
завтра.
Они уже начали. Поспешим! Или ты, чего доброго, потерял вкус к благород-
ной влаге?
так и давать по-дурацки гибнуть добру?
мимо.
увидел, что он бежит за нами, грозя кулаком. Мы делали вид, что не слы-
шим его и не видим. Настигнув нас, он вдруг умолк и зашагал вместе с на-
ми.
мосту. Такая толпа. Я велел бить в барабан. Первые ряды расступились,
сами не зная толком зачем. Мы вошли клином, но нас зажало. Тут я увидел
двух сплавщиков, которых хорошо знал, отца Жоашена, по прозванию "Калаб-
рийский король", и Гадена, он же Герлю [23]. Они мне сказали:
кожей и всеми этими навьюченными, важными, как лошаки? Это вы смеха ради
или на войну собрались?
сегодняшнюю ночь капитан Кламси и иду защищать город от его врагов.
жен? (О нем жалеют; ошиблись, понимаешь.) Но дом Пуллара, этого ви-
сельника, разжиревшего нашими трудами, этого фарисея, который щеголяет в
шерсти, снятой с наших же спин, и, обобрав до нитки всех вокруг, прези-
рает нас с высоты своих заслуг! Кто его пограбит, может быть уверен, что
попадет прямиком в рай. Это святое дело. Так что ты нам не мешай. Те-
бе-то что? Не грабить самому, еще куда ни шло. Но мешать другим!.. Ника-
кого убытка, и верный барыш.
не попытавшись сперва их образумить):
Или есть? Завтра нас, чего доброго, и в живых-то не будет. Что от нас
останется? Ничего не останется. Что об нас будут думать? Ничего не будут
думать. Честь - это роскошь для богачей, для дураков, которых хоронят с
эпитафиями. А мы будем лежать все вместе, в общей яме, как ломти трески.
Поди разбери, какая из них смердит честью и какая дерьмом!
король; но все вместе мы уже многое. Сто малых - это один большой. Когда
исчезнут нынешние богачи, когда позабудутся, вместе с их эпитафиями,
ложь их гробниц и родовые их имена, все еще будут помнить кламсийских
сплавщиков, они будут в истории города его знатью, с жесткими руками, с
головою твердой, как их кулак; и я не желаю, чтобы их прозвали шайкой
бродяг.
бы досадно, если бы так стали говорить. И, вот те крест, этого не ска-
жут. Честь - не вотчина богачей. Мы это им покажем. Будь он "сир" или
"мессир", ни один из них нас не стоит!
обжоры, чем все эти принцы да герцоги, Конде, Суассон, и наш Невер, и
толстый Эпернон, которые, набив себе брюхо и щеки, уписывают, свиньи,
еще столько миллионов, что лопнуть можно, и, когда помрет король, грабят
его казну? Вот какова их честь! Дураки мы будем, если не станем брать с
них пример!
бы их вырвало, мы сами их изжарим, нашпиговав собственным их золотом.
Если знатные ведут себя как свиньи, черт возьми, их зарежут, но в
свинстве ихнем подражать им не будут. Пример подаем мы. В ляжке у сплав-
щика больше чести, чем в дворянском сердце.
марш! А вы, елки-палки, дорогу, колбасье, я иду!
за ним, как мелюзга, за крупной рыбиной. Те, что теперь попадались нам
навстречу, были слишком "на взводе", чтобы стоило с ними спорить. Всему
свой черед: сперва доводы языком, а затем кулаком. Только их старались
усаживать наземь, не слишком уж помяв: питух-вещь священная!
кишела в доме, как клопы в соломе. Одни тащили сундуки, тюки; другие вы-
рядились в краденое старье; иные весельчаки кидали, ради шутки, посуду и
горшки из окон верхнего жилья. На двор выкатывали бочки. Я видел одного,
который пил, припав губами к дыре, пока не рухнул, задрав ноги, под хле-
щущей струей. Вино разливалось лужами, и его лакали дети. Чтобы было
светлей, свалили мебель кучами во дворе и подожгли. Из глубины погребов
доносился стук молотков, которыми высаживали донья у бочек и бочонков;
вопли, крики, хриплый кашель; дом под землей урчал, словно у него в ут-
робе засело стадо поросят.
Я сказал:
женные на меня городом; и я, в свой черед возвысив голос, стал увещевать
громил удалиться. Заслышав барабан, они сбились в кучу, как стая мух,
если колотить по котлу. Но когда мы умолкли, они опять яростно загудели
и кинулись на нас, со свистом и гиком, швыряясь камнями. Я попытался
вломиться в дверь подвала; но из чердачных окон они сбрасывали черепицы
и балки. Мы все ж таки вошли, оттеснив этот сброд. Ганньо при этом ли-
шился еще двух пальцев на руке. Калабрийскому королю вышибли левый глаз.
А мне, когда я навалился на захлопнувшуюся дверь, защемило палец, как
лису капканом. Батюшки мои! Я чуть не сомлел, как баба, и не выплюнул
всего, что у меня было в желудке. На мое счастье, я заметил вскрытый бо-
чонок (это была крепкая водка), всполоснул утробу и смочил палец, после
чего, даю вам слово, у меня пропала охота обмирать. Но зато и я тоже
рассвирепел. Горчица ударила мне в нос.
что эти черти рогатые палили нам в лицо из своих мушкетов и на таком
расстоянии, что у Сосуа загорелись усы. Герлю затушил их своими мозолис-
тыми руками. На наше счастье, у этих пьяниц, когда они целились, двои-
лось в глазах; иначе никто из нас живым бы не вышел. Нам пришлось под-
няться по лестнице вспять и отступить. Но когда мы расположились у вхо-
да, - а я заметил, что пожар тайком подкрадывается от боковых крыльев
дома к среднему жилью, где помещался погреб, - я велел загородить вход
забором из камней и обломков, высотой по пояс; а над ним торчали, прег-
раждая доступ, наши рогатины и багры, подобно щетинистой спине свернув-
шегося в комок дикобраза. И я крикнул:
подвалов. Но когда от сильного пламени затрещали стены и в его челюстях
хрустнули балки, из-под земли взметнулся ад; волна оборванцев, из кото-
рых иные пылали, хлынула на поверхность, словно пенистое вино, выбившее
втулку. Они ударились об нашу стену; а напиравшие сзади образовали проб-