править страной, а род Палеологов! И не из Савойи родом был патриарх
Иоанн, у которого, даже по словам моего хулителя Грегоры, только и было
священнического, что пастырский посох да одеяние! Иоанн, сделавший все,
чтобы подвигнуть Анну на борьбу со мною! Уверявший василиссу вместе с
Апокавком, что завтра-де Кантакузин всех вас убьет!
было иной цели, как упрочить престол мальчика - юного сына покойного
Андроника! Да, во всех указах, даже и в продолжении гражданской войны, я
ставил имя императора Иоанна Пятого и его матери Анны на первое место, а
свое - на второе. Я дрался не против Палеологов, а за Родину и за них!
уехал спасать империю, вонзили тебе нож в спину, конфисковали наше
имущество, похватали твоих сторонников, разграбили их дома и усадьбы!
позволил ему вернуться в Константинополь! И вот они навели на нас турок
Урхана, едва не отдали Душану всю Грецию! Для борьбы с тобою Анна
пожертвовала даже церковными ценностями, были проданы образа, посуда,
драгоценные украшения, оклады икон отправлены в переплавку! На этом
неслыханном разграблении дворца кто только не наживался! Тебя самого, нас
всех травили, как диких зверей, имя твое предали анафеме, навели болгар,
раздавали направо и налево земли империи! Кралю сербскому Анна обещала всю
Македонию до Хрисополя, турки безнаказанно уводили пленных, рыдавших у
стен Константинополя! Тысячи убитых, заброшенные поля, потерянные
провинции... И всему этому Анна радовалась, говоря, что Кантакузину, если
он победит, меньше достанется крепостей!
Матвей, - построил новую тюрьму прямо во дворце, где и был убит
доведенными до отчаянья узниками! И что же сделала твоя Анна? Натравила на
восставших родню Апокавка, взяла штурмом дворец, пьяная толпа злодеев
убивала всех подряд, несчастных резали даже в алтаре церкви! Трупы наших
друзей рассекали на куски, головы и руки убитых носили по улицам. Тех, кто
осмеливался пожалеть покойных, по приказу Анны били плетьми! Даже когда ты
победителем стоял у ворот Влахернского замка, Анна не хотела сдаться и на
все уговоры отвечала грубой бранью! И теперь, вступив в Константинополь,
ты объявил амнистию всем, разрешил Анне по-прежнему жить в тех же палатах
дворца рядом с тобою и ничем не вознаградил своих пострадавших
сторонников!
противников и убивать?! Имя Христа у нас на каждом углу, а призывы его
позабыты всеми!
Вашу бабушку, Феодору, уморили в тюрьме по приказу Апокавка и Анны! Никто
не смеет сказать, что его ноша тяжелее моей!
воскликнул Матвей. - А он за то пошел на меня войной и опять призвал
врагов империи!
они стали кричать по всему Константинополю, что мы, именно мы, наводим
турок на империю! Тебя ненавидит вся константинопольская чернь и половина
синклита, тебя не поддерживает даже Григорий Палама, и он, вкупе с
Каллистом, хлопочет о <примирении> с Палеологом! Вот чего ты достиг своею
любовью!
помощи у Урхана, он прислал мне своего палача, чтобы удавить Палеолога,
сына государя, коему я был другом, коему поклялся сохранить семью! И,
страшно сказать, мне кажется иногда, что - удави я его, заточи в монастырь
Анну, это все поняли бы и приняли...
значит, империю не спасти... Не из-за врагов! Я в конце концов сумел
отразить и болгар, и сербов Душана! Но сами ромеи теперь стали худшими
врагами своей империи! Порою я думаю, что и спасать уже становится некого
на нашей земле!
добился своей верностью? Нынче никто никому не верен! Апокавк, когда ты
отказался по его совету погубить Палеологов, тотчас перешел на сторону
Анны и стал губить твоих друзей. Турки нынче захватывают Чимпе, хотя
прежде ты говорил и торжественно обещал, что они никогда не переступят
проливов!
я не раз спасал Фракию от Душана!
жены Феодору, нашу сестру. Отдал христианку мусульманину, молодую девушку
- старику. Елену ты отдал в жены Иоанну Палеологу, а он ее пытался
подарить Стефану Душану как пленницу, женившись вновь на дочери нашего
врага! Палеолог, получив Дидимотику, тотчас осаждает меня в Адрианополе...
За твое благородство платим мы все, твои дети, отец! Почему ты вновь
замирился с генуэзцами после всех пакостей, чинимых ими священному городу?
Почему не поддержал Пизано, в конце концов?
Галаты? Почему! Потому, что победила бы Венеция! Не мы, не ромейская
держава! Венецианцы при доже Дандоло, натравившем рыцарей на империю,
достаточно показали, чего они стоят! Они так же схватили бы нас за горло,
как и Генуя, а сверх того - затеяли бы войну на море! Отдать Галату
Венеции - не то же ли одно, что генуэзцам, если не худшее зло!
помнится даже гераклейский позор! Им хочется служить на венецианских
кораблях... Зачем тогда надобна империя, Боже мой?!
удерживать Азию... Чернь ропщет, динаты разорены, торговля гибнет... И при
этом - роскошь власть имущих, погоня за развлечениями, жажда жить
сегодняшним днем... И - ненависть!
итальянке Анне, ныне я подарил Палеологу Дидимотику - неужели и этого
мало, чтобы научить вновь верить друг другу, без чего нам уже не жить!
- ее опустошает чума...
на первом же заседании синклита враги начали оскорблять меня, я подал в
отставку и ушел, сам! И что же? Солдаты явились во дворец приветствовать
Кантакузина, осыпая угрозами патриарха Иоанна, и василисса Анна сама
послала за мной! Просила заступиться, утишить бунт (Бунт! Лишь только я
появился, смятение тотчас утихло и буря улеглась). Меня сама Анна упросила
вернуться к власти! Я поселился с ее детьми во дворце, окружил семью
василевса стражею, дабы никто не осмелился свергнуть вдову Андроника с
престола. Теперь мне и это ставят в вину! Винят, что я грабил города,
облагая налогами...
василисса Анна меж тем заложила драгоценности греческой короны венецианцам
для того только, чтобы нанять войско османов против нас!
не Анна!
Самые дорогие. Ближе - нет. Спросил наконец сына, тяжело понурясь:
Руси и о кир Алексии, у которого есть серебро и которому нужно утвердиться
на престоле митрополита русского! Чего также не допускает Каллист!
Ирина.
голову.
Матвея всколыхнул всю патриархию. Не было, казалось, ни догадки, ни
участия, ни хотя бы понимания подступившей к порогу василевса трудноты.
Было злое торжество: <Вот он наконец-то! Скинул волк овечью шкуру! Показал
истинное лицо!>
имен, обличал <неправых и лукавых рабов, мнящих обадити и истребити власть
имущих, поставленных от Господа>, после чего вскоре совлек с себя
патриаршество и удалился в монастырь. Сделал он это картинно, в соборе,
после службы, в присутствии клира и толпы прихожан, объявив, что не
возможет увенчать короною недостойного. И тут же, сняв дорогое облачение и
обувши дорожные сандалии, с посохом в руках, благословив на прощанье всех
присутствующих, вышел в путь. Греки теснились по сторонам, забегали сбоку,
прося благословить напоследях, а пастырь шел наступчиво вдоль по Месе,
запахнув плащ, в долгой дорожной далматике, и никто не смел его
остановить, ни отогнать толпу прихожан, следующих за своим патриархом.