назад, а вперед.
когда понял воевода, что кричат ему, стало не <все равно>, и не думал еще,
что победа, не понял еще ничего, но дикая радость объяла, и повернул коня,
и поднял онемевшей рукой шестопер, следя подлетающего врага: рейтар
собрался уж руками ять русского боярина, да вдруг узрел кровавый, ужасный,
с мокрой от крови, клочьями торчащей бородой лик Елферия... И Елферий
узрел победный лик врага, и на это наглое, торжествующее, а тут враз
побледневшее лицо, мало не промахнувшись, со всех сил - потемнело в
глазах, как качнулся, - опустил Елферий свой узорчатый кованый шестопер.
Немец снопом повалился с седла. А кругом уже бежали, кричали мужики, и в
их водовороте, вздымая лошадей, закружась, падали потерявшие строй
рыцари...
бегущих или прорывать негустой, рассыпанный цепью строй. Но когда пехота
не хочет отступать и ратники становятся плотной густою колонной, один к
одному, выставив вперед, как щетину, острия копий, ни один конь не
поскачет на них и ни одна конница в мире не сможет прорвать их строй. Это
доказал еще в еллинские времена поход десяти тысяч греков, проложивших
дорогу сквозь полумиллионную персидскую конницу; это доказала фаланга
Александра Македонского, <двурогого> героя многочисленных <Александрий>, и
опыт легионов Великого Рима, это доказывали новгородцы не раз и не два, и
на Колакше, и на Липице, когда, спешившись, сбросив шубы и сапоги,
новгородские ремесленники наголову разгромили княжеские войска Гюргия и
Ярослава. Для того нужно только, чтобы каждый пеший ратник в строю
чувствовал себя заодно со всеми и искал не спасения, а победы. Именно это
и произошло, когда, разгромив ослабленный бегством Юрия конный полк,
немецкая <свинья> обрушилась на пешее новгородское ополчение...
Огромный детина возился на земле, круша кусты и взрывая снег, с окованным
в латы рыцарем, упавшим с коня, оба потеряли оружие. Детина, как медведь,
мял железного человека, стараясь вывернуть руки, и в бессильной ярости
грыз зубами птичий клюв глухого рыцарского шлема. Он было перемог,
навалясь сверху, но тут чья-то мгновенная полоса стали взмахом воронова
крыла обрушилась на его незащищенную спину, и враз ослабли медвежьи
объятия смерда, и алая руда змеисто хлынула из перерубленного пополам
тела, а рыцарь, стряхнув с себя человечьи полтеи, весь в чужой крови,
встал, качнулся, но тотчас же на его железную голову точно лег кузнечный
молот, и смялось, сплющилось железо, войдя внутрь круглой коробки, а из
рыла-клюва хлынуло фонтаном, словно багряное фряжское вино из бочонка, и,
мгновение постояв, вдруг, как пустой доспех, на нелепо, по-скоморошьи
согнувшихся врозь ногах, грудой железа рухнул рыцарь под ноги мужикам, а
над ним встало костистое, в сивой, черно-серебряной бороде, высушенное
жаром горна лицо кузнеца, даже не взглянувшего на поверженного врага,
подымая молот для очередного удара.
краем глаза усмотрев сунувшегося было от нетерпения вперед молодого
подручного. Дмитровы кузнецы шли <стенкой>, и были они в железе, своем,
самокованом, и так же, как у своей огненной работы, строго слушались
старшого, и, как там раскаленное железо, так здесь ожелезенный рыцарский
строй <свиньи> сминался под их неторопливым натиском...
на отдельные судорожные выкрики, а беспорядочный рев новгородской пешей
рати нарастал, сливался в одно грозное звучание, подобное шуму водопада.
шеломом, пробивался вперед сквозь вражеские ряды, пьяный восторгом победы,
и за ним пробивалась, тупя мечи, - стыд воину отстать от князя - его
переяславская дружина.
окидывая поле наметанным взглядом: примеривал, куда бросить хранимую до
сих пор запасную конницу. Один среди всех сумел приберечь свежую конную
дружину и уже собирался, ежели не устоят новгородцы, сам, очертя голову,
повести ее в тыл немецкой <свинье>: вырывать победу из рук врага.
хоть и гнулись, но устояли!
ратников низовские дружины князей Святослава и Михаила...
победоносно в новгородское войско клин рыцарской <свиньи>. Весы победы уже
клонились на сторону Ордена.
бегущих усеется белое поле... А тогда с тыла ударит на них Улингер фон
Штольверт, и разгром превратится в побоище... Но что это? Пробившись
сквозь конный новгородский полк, <свинья> вошла в пешую рать, как в
трясину, и вместо победоносного стремления вперед началось непонятное
колебание - так в давке на рыночной площади колышется взад и вперед
нестройная толпа стесненной со всех сторон черни. Так же закачался
рыцарский конный клин и, закачавшись, начал пятиться, разбиваться на
ручейки и островки, съедаемые, словно половодьем, русской пехотой.
мудро задуманная и блестяще начатая операция где-то споткнулась и уже все
пошло вкось и вкривь, не так, не по-задуманному, а иначе. Его всегда
возмущал этот нелепый каприз судьбы, эта путающая все расчеты внезапная
сила русских, пробуждающаяся тогда, когда они уже, казалось, бывали
разбиты до конца.
Новгорода доходили передовые конные отряды рыцарей, когда этот славянский
вождь повернул победу к себе лицом. Но великий человек может появиться
везде. И у славян были великие вожди, хотя и много реже, чем у них,
немцев, и не создали они самой совершенной в мире немецкой организации
рыцарства... Князь был герой, он и издали одушевлял полки. Когда пал
Юрьев, Олександр незримо был с русской ратью... Но сейчас?
поддающийся панике, эту снедь войны, этих вонючих неотесанных мужиков, он
не мог допустить истины, не мог понять и принять мысли, что именно они,
эти русские мужики, вырвали у него из рук сегодняшнюю победу.
тыла поворотить сражение... Но в глубине души магистр чувствовал, что чуда
уже не произойдет, что Улингер запоздал и теперь, даже появившись, он
ничего не сумел бы изменить...
на произвол судьбы чудскую пехоту, спасать рыцарскую конницу от полного
разгрома. Опустив забрало, магистр поворотил коня.
всемогущество божие, отвратившее от них победу ради ложно данной клятвы.
Но ведь клятва дана еретикам, язычникам! (Признать христианами русских он
тоже не мог.) Как же так?
из-за туч, косо позолотило лес и кусты, пробежало по истоптанному до
черной земли, окрашенному кровью полю с кучами изрубленных тел и,
загрустив, смеркло, утонуло в синей закатной дымке, а с востока, охватывая
небо, надвигалась лиловая темнота.
потерявших строй вражеских ратников в три пути: и в чело, и справа, и
слева. Бой оканчивался избиением. Кони то и дело спотыкались о трупы,
густо усеявшие снег. Остатки немецкого войска укрылись за стенами
Раковора.
Кто-то, подъехав, спрашивал: не видали ли посадника? Нашелся раненый,
который видел его в полдни среди боя. Несколько человек с факелами
отправились тотчас искать. То там, то здесь зажигали костры, скликали и
пересчитывали своих: