Литве и планах последнего объединить вновь распавшуюся было русскую
митрополию под одним своим управлением, о неудаче посольства, о том, что и
великий князь московский Дмитрий не хочет Киприана и жаждет, по-видимому,
посадить на митрополичий престол своего печатника Михаила-Митяя, егда
владыка Алексий умрет и освободит место для нового претендента, а заодно
развяжет руки генуэзским купцам, коих ныне единственно по представлению
русского митрополита не пускают на север к дешевому меховому изобилию...
красноречия:
Оставим на будущее речь о торговых интересах наших гостей! Мы не можем
допустить, - сказал он с весомою расстановкой, - не можем допустить, чтобы
великое дело объединения церквей и вящего торжества истинной веры на
землях Востока, с последующим обращением схизматиков под сень
католического престола, чтобы дело это захлебнулось вновь и вдруг, ежели
великое княжество Литовское примет крещение от греческой патриархии!
языческая богиня приподымала обнаженными руками чашечку цветка с
вставленною в нее высокою витою свечой, и докончил твердо:
для нас! И его ставленник Киприан такожде! Вы обязаны, мессеры, поддержать
в церковных делах князя Дмитрия или, по крайней мере, не мешать ему, дабы
сугубая рознь его, равно как и митрополита Алексия, с Ольгердом помогла
победе римско-католической церкви в великой Литве! - Он опять помолчал и
присовокупил с твердою сдержанной силою: - Папа тогда лишь благословит
днешнее предприятие республики, когда мессеры, предсидящие за этим столом,
принесут присягу всемерно и в первую очередь способствовать делу церкви!
прикидывая лишь, кого и как можно подвинуть кандидатом на патриарший
престол еще не завоеванного города.
всех его хитроумных затей: совокупить государей православных стран и
повести к <одолению на бесермены>. Затей, из коих не получилось ничего, да
и не могло получиться, ибо это было древо, лишенное корней, выращенное без
почвы, на неверной и зыбкой основе союза с капризным и слабым императором,
неспособным защитить не токмо дело церкви, но и свою собственную жизнь.
о бегстве узников башни Анема и не догадывал о скорой перемене своей
участи. А узнал о грозном колебании почвы под ногами лишь перед поздней
обедней, когда уже бежавший Андроник, перевезенный генуэзцами через
Босфор, ехал в сторону Никеи дабы, не без известного трепета в душе,
встретиться с Мурадом, давним своим супротивником, у коего он теперь
должен был выпрашивать войско против своего отца... Должен был выпросить!
Но не ведал точно, не схватит ли его Мурад и не выдаст ли на расправу
родителю.
давности. Но, возможно, предупрежденный католиками о замыслах Филофея,
как-никак направленных прежде всего противу турок, и к тому же верный
политике всяческого ослабления христиан в междоусобных бранях, дал
Андронику шесть тысяч всадников и четыре тысячи пехотинцев. Уже с этим
десятитысячным турецким отрядом, с сербскою помочью Марко Кралевича и с
генуэзскими волонтерами начал Андроник осаду города, которая длилась
тридцать два дня.
Константинополь. Иоанн V, а точнее, его сын Мануил, сопротивлялся
отчаянно. Три дня шли уличные бои. Генуэзцы потеряли сто шестьдесят душ
убитыми, но в конце концов город был взят, а Иоанн V с сыновьями Мануилом
и Федором заточен в ту же башню Анема, в которой сидел до того Андроник с
сыном.
когда вооруженная толпа врагов ворвалась во Влахернский дворец и наследник
престола понял, что сопротивление бесполезно, еще шли грабежи, и турки,
едва утишенные богатыми дарами и добычею, только-только ушли домой,
переправленные на генуэзских гатах на свою сторону Босфора, еще
бесчинствовали в Леокомидиях сербы Марко Кралевича, еще дымились пожары и
купцы продолжали прятать спасенное от завидущих глаз воинов добро, как
очередь дошла и до патриархии.
Старый патриарх, потерявший надежду и силу, тупо ждал конца, молясь и
изредка плача, меж тем как двор его разбежался, синклитики попрятались и в
секретах патриархии оставалась налицо едва четверть низовых служителей из
тех, кому нечего терять и коих редко кто трогает даже и при самых крутых
переменах власти.
очень еврейские и очень обреченные в этот миг глаза к строгим ликам
греческих икон, вспоминал ли он далекого своего прежнего друга Алексия?
Каялся ли в измене ему? Призывал ли духовным призывом к себе из далекой
Литвы Киприана? Мы не знаем.
столь много (и столь мало вместе с тем!), этот человек не нашел в свой
последний час ни друга, ни слова утешения, ни даже мужества, с коим
некогда Иоанн Кантакузин встретил закат своей политической судьбы.
достоинства: епитрахиль, бармы, митру и посох, печать и золотую панагию.
Облачили в простую темную рясу и отвели в монастырь. И только-то мы и
знаем о конце, о последних днях Филофея Коккина! Его перестали поминать на
литургии. Но что стало с ним и когда он умер? Видимо, вскоре. Мы не знаем.
Он стал неинтересен никому, педант, решивший проверить долготу жизни
ворона, не сообразив того, что сам он не имеет и десятой доли срока той
самой долготы.
прежней дружбы с Алексием, ибо осталась память этого далекого русского
мужа, свершившего то, что свершить удавалось зело немногим, - создавшего,
великую страну, в череде ближайших веков расширившуюся до пределов одной
шестой части обитаемой суши:
оставить, ибо был и жил, в отличие от Алексия, не на восходе, на закате
бытия своей, некогда тоже великой империи, и вся его со тщанием сплетаемая
паутина государственных и церковных союзов, охватившая Сербию, Болгарию,
Влахию, Русь и Литву, <на ниче ся обратиша> при первом же суровом ветре
государственных перемен, первом же заговоре, устроенном властными
иноземцами.
назначен Андроником!) митрополит Севастийский Макарий, по-видимому,
устраивавший генуэзцев много более Коккина.
дела.
встретила Великий пост и теперь ожидала возвращения своих победоносных
ратей. Пасха в этом году была тринадцатого апреля, но уже за две недели до
того дошла радостная весть о победе под Булгаром.
церковными? Но, получив жданную грамоту от Боброка, Дмитрий, во все недели
Поста не находивший себе места, тут и решился наконец. Он вызвал Митяя к
себе и встретил его необычайно торжественно.
расстегнутом домашнем летнике с откинутыми рукавами, в чеканном золотом
поясе сверх узкого нижнего рудо-желтого зипуна. Непокорные волосы крупными
прядями падали на золотое оплечье. Рубленное топором крупное, бело-румяное
лицо князя в кольцах молодой русой вьющейся бороды было
вдохновенно-величественным (и - кабы не был он великий князь Владимирский
и Московский - то и немножко смешным), правая рука часто и непроизвольно
сжималась в кулак. Хмуря брови и весь мгновеньями заливаясь неровным алым
румянцем, - верный признак того, что князь излиха волнуется, - Дмитрий, не
садясь и не усаживая печатника своего, начал:
не враз сообразив, о чем княжая толковня, в свой черед багрово и густо
покраснел, медленно склоняя бычью шею, осененную густою гривою темных,
обильно умащенных и спрыснутых восточными благовониями волос.
вполне догадывая о главном.
князь. И вновь помедлил и, густо заалев, докончил:
тебя! - И проговорил быстро: - С боярами баял уже!
него багрово заливает лицо и пот росинками выступает на висках.
Спаса!
Тут воля Дмитрия, и сам владыка Алексий не скажет противу...> - все это
проворачивалось в мозгу Митяя, рождая вожделение и страх: Алексий еще не
умер, и когда еще умрет этот бессмертный сухой старец с ясною не
по-старчески головой. И на миг до того стало жаль расставаться со своим
званием бельца! Хоть и давно уже овдовел коломенский поп, забыл, как и
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Березин Федор
Фазиль Искандер
Глуховский Дмитрий
Посняков Андрей