Африке. Александр Тургенев, его благодетель, зовет Пушкина в письмах
"африканцем", и Пушкин словно хочет оправдать это прозвище. Африку сменяет
мысль об Италии.
кто считает, что он Адриатическое море и реку Бренту не увидит, а может
быть, и с теми, кто не хочет его выпустить. В этом "нет" звучит упрямство,
настойчивость, вера в возможность выскользнуть из страны-тюрьмы.
Турцию, в Константинополь. О Константинополе он размышлял, возможно, еще и
потому, что от рожденья был с ним породнен. Его назвали именем Александр в
честь Александра, архиепископа Константинопольского, о чем писал еще
Бартенев.
принципе можно выбраться куда угодно. До Константинополя отсюда рукой
подать. Но вдруг, придя домой и набрасывая на клочке бумаги так и не
оформившиеся потом в стихотворение строки, Пушкин сообщает, что берега
Европы обветшали и его не устраивают. Может, он имеет в виду Азию, но разве
она не обветшала еще больше? Куда же тогда он нацеливает стопы?
втрое старше, становится приятелем Пушкина. Смещенный с поста в связи с
изменением внешнего и внутриполитического курса русского правительства и
потому обиженный на Александра I, Ланжерон нашел в Пушкине сочувствие и
понимание. Сближали их поначалу и литературные интересы, хотя графоманские
сочинения этого человека приводили Пушкина в ужас. Это не мешало обоим быть
откровенными.
весьма левых взглядов, участвовал в борьбе за независимость США. Ко времени
знакомства c Пушкиным взгляды Ланжерона стали несколько умереннее,
романтический восторг молодости остался в рассказах о стране, где он провел
несколько лет. Пушкин вообще легко поддавался влиянию, и, может быть, под
впечатлением рассказов Ланжерона у поэта впервые возникает идея двигаться в
Новый Свет, что отразилось в стихах, вынесенных нами в эпиграф.
реальной властью, мог бы помочь выехать. Увы, легко быть прогрессивным,
когда ты уже не у дел. Вскоре Ланжерон, вроде ассимилировавшийся, уехал за
границу. Память о Ланжероне сохранилась в Одессе и полтора столетия спустя.
Пляж Ланжерон одесситы всегда называли настоящим именем, хотя власти
переименовали его в Комсомольский. Впоследствии Ланжерон вернулся, умер от
холеры в Петербурге и был похоронен в Одессе. В церкви, где его могила, в
советское время был сделан спортивный зал.
а для того, чтобы выбраться. Современник вспоминает: поэт вслух жалел, что
не обладает такой физической силой, как Байрон, который переплывал
Геллеспонт.
нему территорией все еще оставался вольным. Уже упомянутая таможенная черта
порто-франко была чем-то вроде границы, отделяющей город от империи.
"Единственный уголок в России, где дышится свободно",-- говорили приезжие.
Действительно, солнца и иностранной валюты было много, а полицейских
стеснений мало. Жизнь была беспаспортной. Вдоль моря, над гаванью,
размещались здания морской таможни, казармы и карантин, построенный после
эпидемии чумы 1814 года. Для карантина часть порта обнесли высокой стеной --
остатки ее сохранились по сей день. В одноэтажных домиках, обслуживаемых
особой прислугой, отсиживались приезжавшие из-за моря купцы, дабы не завезти
в империю чуму.
весьма тщательно. Для того, чтобы выехать из Одессы, надо было пройти осмотр
в таможне. В конце первого тома "Мертвых душ" Н.В.Гоголь, не раз
путешествовавший за границу, рассказывает эпизод из биографии Чичикова,
имевший место до истории с мертвыми душами. Чичиков страстно мечтал попасть
на службу в таможню.
заводились таможенные чиновники, какие фарфоры и батисты пересылали
кумушкам, тетушкам и сестрам. Не раз давно уже он говорил со вздохом: "Вот
бы куда перебраться: и граница близко, и просвещенные люди, а какими тонкими
голландскими рубашками можно обзавестись!" Надобно прибавить, что при этом
он подумывал еще об особенном сорте французского мыла, сообщавшего
необыкновенную белизну коже и свежесть щекам; как оно называлось, Бог
ведает, но, по его предположениям, непременно находилось на границе".
налог за новые иностранные вещи. Процедура досмотра была длинная. Все
сундуки открывались, и в них рылись надзиратели. С ними пререкались
путешественники, обычно приходя к компромиссу посредством взяток. Память
современников сохранила рассказ о женщине, которая подвесила под платьем
стенные часы и благополучно их пронесла бы, если бы ни полдень: часы начали
бить двенадцать раз. Поэтому женщин казаки-надзиратели бесцеремонно
ощупывали, при этом спрашивая: "А ще сие у вас натуральнэ, чи фальшивэ?".
контрабандисты. Последние, обходя морскую таможню, переносили товары по воде
в непромокаемых мешках. Шли они в волнах, по шею в воде, надев на голову
стальной шлем, отражающий солнечный и лунный свет и потому не видимый с
берега.
выдавал "Свидетельство на право выезда за границу причисляющемуся в...
(название учреждения) господину... (имя) с семейством... (состав, включая
слуг)". Однако часто бывали случаи, когда уезжали за границу без всякой
бумажки.
налаживает знакомство с начальником Одесской портовой таможни Плаховым. Это
был весьма интересный человек, в доме которого собиралось местное общество и
который сам был вхож в лучшие дома. В гостиной у Плахова бывали и будущие
декабристы, и лидеры этерии. Разговоры в салоне его велись самые
либеральные, критиковалась политика правительства. Подробностей об этом
знакомом Пушкина не сохранилось, хотя кое-что мы могли бы знать. Ведь
младший брат Пушкина, Лев, позже служил в Одесской портовой таможне и застал
там многих старожилов, помнивших поэта.
знакомство с начальником Одесского таможенного округа князем Петром
Трубецким и даже передает с ним письма друзьям в Москву. Он бывает в гостях
у племянницы Жуковского Анны Зонтаг. Ее муж Егор Васильевич Зонтаг был
капитаном "над Одесским портом". О связях с хозяином порта почти ничего не
известно, а между тем это важное звено в пушкинских контактах.
карантина, отделялась от остального порта Платоновским молом. Перестроенный,
он еще сохранился в наше время, и здесь по-прежнему разгружаются иностранные
суда. В конце Платоновского мола была площадка, "пункт", куда одесская знать
съезжалась дышать свежим морским воздухом и общаться. Неподалеку от "пункта"
были построены купальни. К ним подъезжали в коляске. Пушкин стал чаще бывать
здесь, в порту, иногда по несколько раз в день.
к гастрономии:
Приход кораблей в порт вселял надежду: один из этих кораблей возьмет его с
собой.
друга.-- Где вы были?-- На кораблях. Целые трое суток пили и кутили". Именно
там, на кораблях, устанавливались связи с деловыми людьми, которые Пушкину
были нужны. Сводил поэта с этими людьми поистине легендарный человек Али, он
же Морали или мавр Али (Maure Ali). Многое точно замечавший Липранди
записывает, что Пушкин веселеет только в обществе Али.
бронзовая шея, черные большие глаза на обветренном лице, черная борода,
важная походка, в осанке нечто многозначительное. От этого
тридцатипятилетнего настоящего мужчины веяло экзотикой. "Одежда его состояла
из красной рубахи, поверх которой набрасывалась красная суконная куртка,
роскошно вышитая золотом. Короткие шаровары были подвязаны богатою турецкою
Березин Федор
Круз Андрей
Корнев Павел
Посняков Андрей
Куликов Роман
Орлов Алекс