Италии, у Карфагена, в Африке, в Сицилии и Тиранте, в Эпире, Македонии,
Элладе, Испании, Азии. Чудовищно много они захватили у фараонов, в
Пергаме, Сирии, на Кипре, в Иудее. Начальствующие даже в дни мира умели
извлечь все золото и серебро провинций. Истощенные народы вымирали.
Республика кормила сотни тысяч граждан, ею же приученных к тунеядству, и
каждый римлянин был соучастником грабежа. Из-за этого и погибло
многоголовое чудовище волчьего племени - римская республика. Она изжила
себя. Остатки награбленного исчезли в гражданских войнах, которые
предшествовали империи. И в начале империи...
прервал Ориген.
вот он затаил дыханье. Звучно капала вода. Еще мгновение, и Ориген
прошептал:
Тациту:
Уделяя много внимания войнам и императорам, историки не заметили
главнейшего - нарастания налогов. Первый каталогос людей был составлен при
Октавии Августе. Я описал, как все время увеличивалась подать с земли,
скота, торговли и с людской головы. Что сказать об империи... Не видя
разницы между Диоклетианом и Юстинианом, я уважаю Христа-моралиста и
презираю его последователей. Гонимые ныне монофизиты, манихеи, несториане,
ариане возбуждают мое сочувствие своими страданиями... Но каковы они
станут, овладев властью? Такими же гонителями.
предвиденья. Базилевс умело и ловко пользуется христианством. Церковь его
опора во всем худшем. Мне казалось прекрасным зерно христианства. Нежный
росток дал ядовитые всходы. В одном из списков Историй Геродота я нашел
рассказ о деревьях смерти, близости которых не выдерживает ни одно
растение, не говоря о живых существах...
нумеры. Послышались голоса, топот ног. Шли мима. В кратком явлении света,
проникшего через щелистую дверь, Тацит увидел тело Манассиоса. Бывший
демарх прасинов лежал на спине, со скрещенными на груди руками. К чему
было знать, сам ли он так отошел или о нем позаботился Ориген из уважения
к усопшему. Шаги вернулись. Чье-то тело проволокли мимо ну мера.
утешение умирающих:
как бык жвачку. Империя воспитала рабский склад ума, люди не осознают
событий. Слышащий дурное о базилевсе полагает, что жалобщик был лично
обижен. Он же не доверяет и похвалам, так как вестник мог быть задарен. Я
хотел бы загробной жизни, лишь чтобы встретиться там с Юстинианом!
Отомстить ему за мое рабство. Я знал, против кого иду. А за что? Не знаю.
Рабство выжгло мне душу. К несчастному Ипатию меня привлекала его доброта,
мягкость. Но был бы он лучше?
гнев.
иронией отозвался Ориген. - О будущем не империи, которую я навеки
покидаю, но хоть о людях. Всегда ли и во всем им предстоит унижение?
Я наблюдал свободных и рабов, белых, черных, желтых. Я считаю равными
разум и чувства людей. Нет низших и высших по праву рождения, хочу я
сказать. Мне хотелось бы возродиться по поверию индов. Вернуться в дни,
когда...
людьми. - Приподнявшись на руках, он попробовал удобнее переложить
сломанные ноги. Но боль вспыхнула еще сильнее. Тацит сказал дрогнувшим
голосом: - Раскаянье тщетно... но я раскаиваюсь в зле, вольно или невольно
причиненном низшим мною и моими...
более не было утра.
вслед за Манассиосом. Опять послышался топот ног. Ориген спросил темноту:
уже освободился. Но друг последнего часа ответил:
распятый галилеянин, но он умел верить в лучшее и умер хорошо. Придет час
для людей... Все - благо...
сказал:
что злоба базилевса забудет нас в пищу червям.
судьбах империи и людей.
железо петель жирной смазкой.
теолог называл себя Внешним Епископом Церкви. Он любил жечь схизматиков.
Как-то на руке базилевса Мена заметил след старого ожога. Сам познав боль
от огня, Юстиниан считал казнь в пламени наиболее мучительной.
усопших вероучителей. На это не могли решиться даже вселенские соборы
пастырей Церкви, ибо умершие не могут дать объяснений. Юстиниан повелел
анафемствовать умершего триста лет тому назад экзегета Оригена за слишком
вольные аллегории, извлеченные из Библии. Анафема пала и на отцов
Халкедонского собора Федора, Ива и Феодорита, защищавших восемьдесят лет
тому назад догму Нестория. Мирянин Юстиниан хотел стоять выше соборов,
папы, патриархов.
веры. Малый, преходящий соблазн, не угрожающий Церкви Высокой, Церкви
Властительной...
брошенная на площади, превращается в смертельный яд. Уподобляя
невежественных людей свиньям, евангелие завещало апостолам Логоса
остерегаться излишеств в откровении перед народами: "Дабы они, не поняв,
не обратились против вас же!"
как понимать его существо? Задолго до учения христиан подобие
евангельского учения проповедовалось в Палестине безвестными учителями:
христианство готовилось произрасти в душах людей, как лес из малых зерен
многих посевов. Об этом непреложно свидетельствовали древние записи.
Разоблачение, смутив души, сокрушит молодое здание Церкви. Сам Мена
некогда едва не впал в соблазн. Мена содержал особых послов в Иерусалиме,
Вифлееме, Тивериаде, Дамаске, Баальбеке. Облеченные верховными
полномочиями, послы разыскивали в монастырях, архивах префектур, храмовых
хранилищах и у подданных пергаменты, папирусы, ситовники, уничтожая все
сколько-нибудь древнее без выбора, без исследования, чтобы не впадать в
грех искушения свободомыслием. Не эллинские идолы, не схизмы по-настоящему
угрожают вере! Поистине бог ослепил врага Церкви Юлиана Отступника, скрыв
от него уязвимое место!
Анастасий не умел бороться со схизматиками. Сам он был настолько
подозрителен в склонности к монофизитству, что патриарх Евфимий потребовал
и получил от Молчаливого письменное исповедание кафолической догмы. Теперь
кафоличность подданного подтверждается в сомнительных случаях
поручительством трех заведомых кафоликов с их клятвой на евангелии.
Обратившийся из ереси в кафоличество подвергается наблюдению - не хитрит
ли он? Обманщик предается смертной казни. Это благочестиво.
сразу призвала верующих признать нового базилевса. Пусть острый меч
кафолизма зовется Внешним Епископом. Этот базилевс постиг единство судеб
Церкви и Власти...
взволнован, испуган. Верные подданные, истинные кафолики Ипатий и Помпей с
достойной искренностью и с успехом выполнили порученное. Почему же
базилевс зовет Мену для суждения об их жизни?
обойтись с Ипатием и Помпеем. К тому же нельзя посвящать в тайну ипподрома
излишних людей. Вероятно, оба ложных мятежника теперь сами поняли, что не
сразу будут приближены к особе Юстиниана, как им обещано. Пусть вначале
всем покажется, что смерть повисла над их головами. Потом базилевс простит
с неизреченным милосердием, и в дальнейшем каждому, кто вздумает
заговорить о жестокости Юстиниана, бросят в лицо: а Ипатий с Помпеем? Они