жене что сделается? Ступай! И помалкивай. Ступай.- Тыча легкими острыми
кулаками в спину, Даритай-отчигин вытолкал его из юрты.
слушались руки. Тяжелыми толчками билось сердце, из груди поднимался тугой
ком, перехватывая дыхание. Кишлик поднял глаза к небу, может быть, для
молитвы, может быть, для проклятия, но огромные звезды пошли кругом, и он
осел на землю, вцепился руками в иссеченную копытами траву, завыл, как
воют собаки, почуявшие близость своего конца.
воин в остроконечном шлеме крепко держал его за воротник. Вспыхнуло сразу
несколько огней. Лошадиные морды придвинулись к Кишлику, обдавая лицо
горячим влажным дыханием. Перегибаясь через луку седла, к нему склонился
худощавый человек с суровым навесом бровей над острыми глазами.
к Кишлику. Это был Джэлмэ, старший брат Субэдэй-багатура. Братья были
очень похожи друг на друга, но в то же время - разные. Брови Джэлмэ не так
нависали на глаза, взгляд был мягче, лицо полнее, и ростом он был ниже,
плотнее долговязого Субэдэя. Разглядывая Кишлика, Джэлмэ говорил:
большая радость и когда большое горе. Что у тебя, пастух?
приглушенно всхлипывала Бичикэ. Хасару не спалось. Слишком долго спал
днем, слишком жестка была постель из невыделанных шкур, слишком многого
ожидал от Бичикэ. Сама Бичикэ тут ни при чем, она не хуже других... Лучшая
женщина - та, которую желаешь. Всегда ждешь чего-то иного, не похожего на
все прежде. Но все похоже, все то же. За обманутым ожиданием следует
равнодушие.
Пошарил вокруг себя руками, нащупал смятую шапку, бросил к порогу. Бичикэ
замолчала. Хасар задремал. Стук копыт разом отогнал дрему. Выскочил из
юрты, на ходу затягивая пояс, растолкал нукеров. Пока они спросонок
сообразили, что к чему, неизвестные всадники окружили юрту.
сидеть на лошадях.
спать?
разглядывали его нукеров, и что-то в их молчании внушало беспокойство.
сам:
дело, Хасар скривился - язык не поворачивается сказать, что он, брат хана,
считает кобылиц, волов, овец...
есть скота. Но не знаю, было ли тебе велено спать с женами беззащитных
пастухов... А?
слова Джэлмэ? Ему, Хасару? Перед лицом нукеров! Со свистом вылетел из
ножен меч, по светлому лезвию пробежал красный отблеск огня. Дрогни
Джэлмэ, отшатнись, он бы обрушил меч на его голову. Но Джэлмэ даже глазом
не моргнул, даже бровью своей лохматой не пошевелил. Да говорил ли он
что-нибудь? Может быть, все-таки ослышался?
И глаза округлились, как у рыси. Предостерег Хасара:
Хасар.
что отвоевал эту землю?
меча твоей кровью. Нукеры, свяжите их и дайте плетей по голому заду!
нукеры Хасара двинулись к братьям. Джэлмэ поднял руку.
неприкосновенен, как сам хан. Слова Джэлмэ не только остановили, заставили
попятиться нукеров, но и образумили Хасара. Он увидел перед собой лицо
старшего брата с гневно растопыренными колючками рыжих усов и холодным
пламенем в глазах... Попробуй тронь его любимчиков - родного брата предаст
злой казни. Что ему братья... Пусть считают хвосты и головы. А ханством
будут править такие вот бесстыдники.
железом, в их руках и самое твердое становилось мягким. Свое умение отец
передал мне с Субэдэем. Уезжай, Хасар, не порть свою печень. Эй, пастух!
Ну, где твоя жена?
опущенной головой, ни на кого не взглянув, подошел к Джэлмэ, сдавленным
голосом сказал:
должен быть подобен тигру рычащему, в дни мира - телку, сосущему вымя
матери. И никому не дано переиначить его слово. Даже брату, даже лучшему
другу самого хана.
сердце тяжесть неутоленной злобы.
постель из мягких войлоков падали горячие лучи солнца, а Ван-хан зябко
кутался в халат, подбитый беличьим мехом, надсадно кашлял. Клочком
прошлогодней травы торчала на подбородке, вздрагивала при кашле седая
бороденка, сбегались глубокие морщины на рябом лице... Приходили и уходили
соболезнующие нойоны. Шепотом переговаривались караульные.
будущем своего улуса. Приезжал Джамуха, сказывал: вновь что-то замышляют
неукротимые меркиты. Но заботило не это. Не прямо, обиняками, чего-то не
договаривая, Джамуха дал понять, что Тэмуджин готовится подвести под свою
руку его ханство. Зная хитроумие Джамухи, его неприязнь к Тэмуджину, не
поверил. Но душа лишилась покоя. Конечно, Тэмуджин не такой дурак, чтобы
искать драки с кэрэитами, знает, что не во вражде, а в дружбе с ним,
Ван-ханом, его сила. Но что будет, когда улус унаследует Нилха-Сангун? Сын
ненавидит Тэмуджина, и Тэмуджин отвечает ему тем же. В одной упряжке им не
ходить. Рано или поздно кто-то кого-то захочет подмять под себя. Тэмуджин
умен, он не может не предвидеть этого.
продолжателем его рода, единственным наследником, сыном женщины, память о
которой он пронес через всю свою жизнь. Не меньше Нилха-Сангуна был дорог
и Тэмуджин, сын побратима Есугея, настоящего и единственного друга,
Тэмуджин, которому он помог обрести силу и который в тяжкие времена сделал
для него все, что мог. Он и сам немало дал родному и названому сыновьям,
только одного не сумел - сделать их братьями, друзьями. Просмотрел...
Ладит же Нилха-Сангун с Джамухой. В последнее время они встречаются часто,
ведут длинные беседы. Побитый, Джамуха, как видно, образумился...
бабочки. На другом берегу по серому взгорью тянулись овцы. За шатром в
курене была сонная тишина. Мирно пасущееся стадо - радость кочевника,
покой - его счастье. Но покой в степи короток, как летняя ночь. Он не знал
покоя ни в молодости, ни в зрелые годы, нет его и сейчас, на склоне дней.
Всю жизнь сражался, вылетал из седла, садился снова. И уже близок конец
его земного пути, а покоя не добыл ни себе, ни своему улусу.
волосы на обнаженной голове влажны от пота. Присел у постели, справился о
здоровье. Ван-хан сел, стянул у горла беличий халат, кашлянул.
редкую бороду, пустыми глазами смотрел на другой берег Толы.
отойти подальше и никого к шатру не подпускать.- Надо поговорить, отец.
носках, сшитых из заячьих шкурок, уперся в узорчатый половой войлок,