косясь на продаваемых женщин И не останавливался, потому что всегда боялся
увидеть их глаза.
сомнения не появилось у него при этом. Артак имел жену родственной крови и
красивую рабыню-ромейку для постели. Оба они посмеивались над Авраамом за
его стеснительность. Так же естественно это было для них, как пить, спать,
облегчаться Он злился на себя и каждую ночь твердо решал найти себе
женщину...
перекупающие девушек у приходящих караванов, имели там положенные места В
синий и розовый атлас были закутаны женщины, дорогие украшения надевались им
на оголенные руки и ноги, подвешивались к ушам и в проколы ноздрей,
густо-синяя полоса рисовалась по бровям А это был случайный продавец, и у
самого края сидечи приведенные им девушка и старуха
земляного навеса, и крупные глиняные брызги падали на нее Тогда он невольно
посмотрел и увидел широко раскрытые темные глаза под обычными бровями
Недоумение было в них.
глядя, договорился он с бородатым узколицым дехканом-согдийцем Тот все
повторял, что она -- девственница, и предлагал ему еще и старуху, которая
умела красить кошмы. Они пошли
принял положенную плату и установил, что девушка переходит в его полное
владение .
начал почему-то ходить от сундука к двери Она стала к стене и молча
поворачивала за ним голову Взпянув на ее забрызганные ноги, он засуетился,
взял большой кувшин и пошел к хаузу. Обернувшись, увидел Авраам, что она
идет за ним...
и набрала воды. Теперь он шел счедом, а она несла кувшин на плече Быстро
мелькали ее щиколотки
лампаде, а он бродил по айвану, заходил в виноградную беседку, и мелкий
дождь шелестел в больших пожухлых листьях ..
увидел, что она спит, свернувшись на кошме под обитым цветной жестью
сундуком. Неслышно подошел Авраам...
отсвечивало от огня лампады маленькое детское ухо. Завозившись во сне, она
еще теснее прижалась спиной к сундуку Платьице-кетене сдвинулось, и грубые
полотняные шаровары виднелись под ним .
проснулась и только прижалась щекой к его ладони. Он долго не отнимал руку,
боясь разбудить ее..
здесь себе на вдвое свернутой кошме, разделся и все не задувал лампады,
задумчиво перебирая меж пальцев крест Из обычного кипариса был он, и стерся,
выцвел от пота грубый волосяной шнурок
совы в зубчатых руинах Кей-Афрасиаба, а рядом на целый фарсанг разбросался
новый город...
терпел глиняную путаность дувалов. В три года раз наезжал туран-шах получить
причитаемое с Согдианы и потом снова уходил в свои степи.
их иначе чем в вечной скачке. Служилые люди это были, вроде азатов. Они
пасли табуны лошадей и не платили подати, но по царскому зову род выделял
всадников с запасными лошадьми и в полном боевом облачении. В месяц раз
съезжались они со всей степи в место, указанное царем. Поэтому еще с
незапамятных Кеевых войн их называли так -- кейсаки. А в Кте-сифоне их звали
кайсаками и говорили, что из синего железа у них руки. В парфянском войске
были они, и это их считали греки-ромеи кентаврами...
он по уходе из Мерва. В охране серебра был тот при караване от туран-шаха, и
сразу чем-то полюбился ему Авраам. Всю бесконечную дорогу до Самарканда не
отходил от него Шерйездан, учил оберегаться от ядовитых пауков, помогал
по-новому седлать коня. Здесь, в Самарканде, он что ни день наезжал в дом
Авраама из царского стойбища. И всегда были с ним друзья -- такие же молодые
непоседливые кайсаки с черным пушком над губой. Они пили жгучее кобылье
молоко из кожаных мешков-турсуков и смеялись так, что осыпалась пыль со
старого, мазанного глиной потолка...
Гушнапсдад, возглавлявший посольство. Четыре дня пришлось ему ждать, пока
царь Турана возвратится с охоты. В двенадцатикрылой белой юрте сидел на
возвышении прямой седоусый старик в лисьей шапке с бриллиантом. Он не
смотрел на кана-ранга, принудившего склонить до полу свое громадное тело, и
только отрывисто спросил:
туран-шаху несчастливым отцом их Перо-зом, сделалась женой кагана. Потому и
назвал он Кавада кроме всего и братом. Привезенное серебро было отдано на
монетный двор для переплавки в драхмы с изображением царя Турана...
И Тыква уехал навсегда, прижимая
посольство, и один в Туране остался Авраам...
вправду ли сказочный воитель Ростам разрушил их, мстя за убитого Сиявуша? В
предании было сказано, что злоба и черная зависть погубили благородного
царевича, и таз наполнили враги его кровью...
Ростам оставался героем, но совершал подвиги уже не от лица Эрана.
Отвлеченными примерами стали они, и без всякого усилия сливался его образ с
Пираном, вечным туранским ревнителем. Зато в недосягаемую высь уплывал
царевич Сиявуш, и на коврах, стенах, рельефах изображались его деяния.
Исчадием тьмы представлялся Кей-Кавус, владыка Эрана. Сам Ростам клеймил его
точно теми же словами, какими в эранском варианте обличался Кей-Афрасиаб...
следы тех же таранов сохраняли они, что в Персеполисе и Мерве. Совсем
недалеко отсюда, на бурном Яксарте, была Александрия Дальняя, от которой
повернули назад македонские фаланги, ибо прошли уже дальше Кира. Здесь, в
туранской Согдиане, взял себе Искандарий жену Роксану, чтобы навечно свести
вместе Запад и Восток...
восторженного повествования о его делах нашел Авраам. В Александрии Дальней
и других согдийских городах, куда выезжал он в эту зиму, показывали место
встречи его с Роксаной. На стенах дасткартов рядом с многофигурными цветными
композициями из жизни Сиявуша и сына его Фаруда обязательно присутствовал
победоносный Искандарий. Ученые согдийцы, язычники и христиане, наряду со
своим отсчетом времени, вели другое летосчисление от начала царствования его
отца -- Филиппа Македонского. И не мог постичь Авраам смысла этого исконно
туран-ского поклонения силе, обезлюдившей некогда Согдиану...
пробираться через них. Ноги проваливались в ямы, оседала веками слежавшаяся
глина,
оплетал рухнувшие дома, увядшие гроздья сочились прозрачным медом.
Искривленные, одичавшие деревья из века в век усеивали развалины миндалем,
айвой, белыми согдийскими абрикосами. Не было земли плодороднее этой,
смешанной с укрепляющим дувальную глину скотским пометом. И каждую весну
неизменно прорывался в погребенный город переполненный ледяной водой
Зеравшан...
человеческого следа. Не селятся и не ходят туда, где погибли насильственной
смертью люди. Все равно, от чего это произошло: от меча, мора или
встряхнувшего землю гнева божьего. Безраздельное царство Ахримана там, и
может заразить живых его дуновение...
Страшная притча родилась здесь ему в оправдание. Росли как будто два рога у
македонского царя, но кончиками внутрь. И как только останавливался он в
завоеваниях, нестерпимую боль причиняли они...
выкормку шелковичных червей развело оно и получало уже до трех тысяч тюков
сырца в году. Вдвое ближе было отсюда к ромеям, чем если везти весь сырец из
Китая. Шелкоткацкие мастерские с красильней строились у каменного старого