другой лакей, развалившийся на залавке и до сих пор не сказавший ни слова.
Войдите в комнату-то.
взглянул: половина девятого. Сердце у него заныло в груди. Он было уже
хотел воротиться; но в эту самую минуту долговязый лакей, став на пороге
следующей комнаты, громко провозгласил фамилию господина Голядкина. "Эко
ведь горло! - подумал в неописанной тоске наш герой... - Ну, сказал бы ты:
того... дескать, так и так, покорнейше и смиренно пришел объясниться, -
того... благоволите принять... А теперь вот и дело испорчено, вот и все мое
дело на ветер пошло; впрочем... да, ну - ничего..." Рассуждать, впрочем,
нечего было. Лакей воротился, сказал "пожалуйте" и ввел господина Голядкина
в кабинет.
решительно ничего не видал. Мелькнули, впрочем, две-три фигуры в глазах:
"Ну, да это гости", - мелькнуло у господина Голядкина в голове. Наконец наш
герой стал ясно отличать звезду на черном фраке его превосходительства,
потом, сохраняя постепенность, перешел и к черному фраку, наконец получил
способность полного созерцания...
превосходительство-с...
советник.
от врага защитите, - вот как!
подергивать...
рыцарское, и начальника за отца принимаю... дескать, так и так, защитите,
сле... слезно м...молю, и что такие дви... движения долж...но
по...по...поощрять...
мог ничего разглядеть своими глазами. Грудь его теснило. Дух занимался. Он
не знал, где стоял... Было как-то стыдно и грустно ему. Бог знает, что было
после... Очнувшись, герой наш заметил, что его превосходительство говорит с
своими гостями и как будто резко и сильно рассуждает с ними о чем-то.
Одного из гостей господин Голядкин тотчас узнал. Это был Андрей Филиппович;
другого же нет; впрочем, лицо было как будто тоже знакомое, - высокая,
плотная фигура, лет пожилых, одаренная весьма густыми бровями и
бакенбардами и выразительным, резким взглядом. На шее незнакомца был орден,
а во рту сигарка. Незнакомец курил и, не вынимая сигары изо рта,
значительно кивал головою, взглядывая по временам на господина Голядкина.
Господину Голядкину стало как-то неловко; он отвел свои глаза в сторону и
тут же увидел еще одного весьма странного гостя. В дверях, которые герой
наш принимал доселе за зеркало, как некогда тоже случалось с ним, появился
он, - известно кто, весьма короткий знакомый и друг господина Голядкина.
Господин Голядкин-младший действительно находился до сих пор в другой
маленькой комнатке и что-то спешно писал; теперь, видно, понадобилось - и
он явился, с бумагами подмышкой, подошел к его превосходительству и весьма
ловко, в ожидании исключительного к своей особе внимания, успел втереться в
разговор и совет, заняв свое место немного по-за спиной Андрея Филипповича
и отчасти маскируясь незнакомцем, курящим сигарку. По-видимому, господин
Голядкин-младший принимал крайнее участие в разговоре, который подслушивал
теперь благородным образом, кивал головою, семенил ножками, улыбался,
поминутно взглядывал на его превосходительство, как будто бы умолял взором,
чтоб и ему тоже позволили ввернуть свои полсловечка. "Подлец!" - подумал
господин Голядкин и невольно ступил шаг вперед. В это время генерал
оборотился и сам довольно нерешительно подошел к господину Голядкину.
проводить... - Тут генерал взглянул на незнакомца с густыми бакенбардами.
Тот, в знак согласия, кивнул головою.
что-то другое, а вовсе не так, как бы следовало. "Так или этак, а
объясниться ведь нужно, - подумал он, - так и так, дескать, ваше
превосходительство". Тут в недоумении своем опустил он глаза в землю и, к
крайнему своему изумлению, увидел на сапогах его превосходительства
значительное белое пятно. "Неужели лопнули?" - подумал господин Голядкин.
Вскоре, однако ж, господин Голядкин открыл, что сапоги его
превосходительства вовсе не лопнули, а только сильно отсвечивали, -
феномен, совершенно объяснившийся тем, что сапоги были лакированные и
сильно блестели. "Это называется блик, - подумал герой наш, - особенно же
сохраняется это название в мастерских художников; в других же местах этот
отсвет называется светлым ребром". Тут господин Голядкин поднял глаза и
увидел, что пора говорить, потому что дело весьма могло повернуться к
худому концу... Герой наш ступил шаг вперед.
самозванством в наш век не возьмешь.
Герой наш еще ступил шаг вперед.
наш герой, не помня себя, замирая от страха и при всем том смело и
решительно указывая на недостойного близнеца своего, семенившего в это
мгновение около его превосходительства, - так и так, дескать, а я на
известное лицо намекаю.
Филиппович и незнакомая фигура закивали своими головами; его
превосходительство дергал в нетерпении из всех сил за снурок колокольчика,
дозываясь людей. Тут господин Голядкин-младший выступил вперед в свою
очередь.
вашего говорить. - В голосе господина Голядкина-младшего было что-то крайне
решительное; все в нем показывало, что он чувствует себя совершенно в праве
своем.
своим ответ его превосходительства и обращаясь в этот раз к господину
Голядкину, - позвольте спросить вас, в чьем присутствии вы так
объясняетесь? перед кем вы стоите, в чьем кабинете находитесь?.. - Господин
Голядкин-младший был весь в необыкновенном волнении, весь красный и
пылающий от негодования и гнева; даже слезы в его глазах показались.
дверях кабинета. "Хорошая дворянская фамилья, выходцы из Малороссии", -
подумал господин Голядкин и тут же почувствовал, что кто-то весьма
дружеским образом налег ему одною рукою на спину; потом и другая рука
налегла ему на спину; подлый близнец господина Голядкина юлил впереди,
показывая дорогу, и герой наш ясно увидел, что его, кажется, направляют к
большим дверям кабинета. "Точь-в-точь как у Олсуфия Ивановича", - подумал
он и очутился в передней. Оглянувшись, он увидел подле себя двух лакеев его
превосходительства и одного близнеца.
друга! - защебетал развратный человек, вырывая из рук одного человека
шинель и набрасывая ее, для подлой и неблагоприятной насмешки, прямо на
голову господину Голядкину. Выбиваясь из-под шинели своей, господин
Голядкин-старший ясно услышал смех двух лакеев. Но, не слушая ничего и не
внимая ничему постороннему, он уже выходил из передней и очутился на
освещенной лестнице. Господин Голядкин-младший - за ним.
Голядкину-старшему.
господину Голядкину недостойный неприятель его и, по свойственной ему
подлости, глядел с высоты лестницы, прямо и не смигнув глазом, в глаза
господину Голядкину, как будто прося его продолжать. Герой наш плюнул от
негодования и выбежал на крыльцо; он был так убит, что совершенно не
помнил, кто и как посадил его в карету. Очнувшись, увидел он, что его везут
по Фонтанке. "Стало быть, к Измайловскому мосту? - подумал господин
Голядкин... Тут господину Голядкину захотелось еще о чем-то подумать, но
нельзя было; а было что-то такое ужасное, чего и объяснить невозможно... -
Ну, ничего!" - заключил наш герой и поехал к Измайловскому мосту.
мокрый снег, валивший доселе целыми тучами, начал мало-помалу редеть,
редеть и, наконец, почти совсем перестал. Стало видно небо, и на нем там и
сям заискрились звездочки. Было только мокро, грязно, сыро и удушливо,