Чтение 30–й страницы книги ~Дядюшкин сон~

а вы убиваетесь, - проговорила она самым медоточивым голосом.

- Как было? что такое было? - кричала Марья Александровна, не понимая
еще хорошенько.

- Ах, Марья Александровна, ведь это иногда и бывает-с...

- Да что такое бывает? Жилы вы из меня, что ли, тянуть хотите?

- Может быть, вы и в самом деле видели это во сне-с.

- Во сне? я? во сне? И вы смеете мне это говорить прямо в глаза?

- Что ж, может быть, и в самом деле так было, - отозвалась Фелисата
Михайловна.

- Ну да, может быть, и в самом деле так было, - пробормотал тоже
князь.

- И он, и он туда же! Господи боже мой! - вскричала Марья Александ-
ровна, всплеснув руками.

- Как вы убиваетесь, Марья Александровна! Вспомните-с, что сны ниспо-
сылаются богом-с. Уж коли бог захочет-с, так уж никто как бог-с, и на
всем его святая воля-с лежит-с. Сердиться тут уж нечего-с.

- Ну да, сердиться нечего, - поддакивал князь.

- Да вы меня за сумасшедшую принимаете, что ли? - едва проговорила
Марья Александровна, задыхаясь от злости. Это уже было свыше сил челове-
ческих. Она поспешила отыскать стул и упала в обморок. Поднялась сумато-
ха.

- Это они из приличия-с в обморок упали-с, - шепнула Наталья Дмитри-
евна Анне Николаевне.

Но в эту минуту, в минуту высочайшего недоумения публики и напряжения
всей этой сцены, вдруг выступило одно, безмолвное доселе, лицо - и вся
сцена немедленно изменилась в своем характере...

Глава XIV

Зинаида Афанасьевна, вообще говоря, была чрезвычайно романического
характера. Не знаем, оттого ли, как уверяла сама Марья Александровна,
что слишком начиталась "этого дурака" Шекспира с "своим учителишкой", но
никогда, во всю мордасовскую жизнь свою, Зина еще не позволяла себе та-
кой необыкновенно романической или, лучше сказать, героической выходки,
как та, которую мы сейчас будем описывать.

Бледная, с решимостью во взгляде, но почти дрожащая от волнения, чуд-
но-прекрасная в своем негодовании, она выступила вперед. Обводя всех
долгим вызывающим взглядом, она посреди наставшего вдруг безмолвия обра-
тилась к матери, которая при первом ее движении тотчас же очнулась от
обморока и открыла глаза.

- Маменька! - сказала Зина. - К чему обманывать? К чему еще ложью
пятнать себя? Все уже до того загрязнено теперь, что, право, не стоит
унизительного труда прикрывать эту грязь!

- Зина! Зина! что с тобою? опомнись - вскричала испуганная Марья
Александровна, вскочив со своих кресел...

- Я вам сказала, я вам сказала заранее, маменька, что я не вынесу
всего этого позора, - продолжала Зина. - Неужели же непременно надо еще
более унижаться, еще более грязнить себя? Но знайте, маменька, что я все
возьму на себя, потому что я виновнее всех. Я, я своим согласием дала
ход этой гадкой... интриге! Вы - мать; вы меня любите; вы думали по-сво-
ему, по своим понятиям, устроить мне счастье. Вас еще можно простить; но
меня, меня - никогда!

- Зина, неужели ты хочешь рассказывать?.. О боже! я предчувствовала,
что этот кинжал не минует моего сердца!

- Да, маменька, все расскажу! Я опозорена, вы... мы все опозорены!..

- Ты преувеличиваешь, Зина! ты вне себя и не помнишь, что говоришь! и
к чему же рассказывать? Тут смысла нет... Стыд не на нас... Я докажу
сейчас, что стыд не на нас...

- Нет, маменька, - вскричала Зина с злобным дрожанием в голосе, - я
не хочу более молчать перед этими людьми, мнением которых презираю и ко-
торые приехали смеяться над нами! Я не хочу сносить от них обид; ни одна
из них не имеет права бросить в меня грязью. Все они готовы сейчас же
сделать в тридцать раз хуже, чем я или вы! Смеют ли, могут ли они быть
нашими судьями?

- Вот прекрасно! Вот как заговорила! Это что же! Это нас обижают! -
послышалось со всех сторон.

- Да они и впрямь сами не понимают, что говорят-с, - проговорила На-
талья Дмитриевна.

Заметим в скобках, что Наталья Дмитриевна сказала справедливо. Если
Зина не считала этих дам достойными судить себя, зачем же было и выхо-
дить к ним с такою огласкою, с такими признаниями? Вообще Зинаида Афа-
насьевна чрезвычайно поторопились. Таково было впоследствии мнение самых
лучших голов в Мордасове. Все бы могло быть исправлено! Все бы могло
быть улажено! Правда, и Марья Александровна сама себе подгадила в этот
вечер своею поспешностию и заносчивостью. Стоило только насмеяться над
идиотом-старикашкой, да и выгнать его вон! Но Зина, как нарочно, вопреки
здравому смыслу и мордасовской мудрости, обратилась к князю.

- Князь, - сказала она старику, который даже привстал из почтения со
стула, - так поразила она его в эту минуту. - Князь! простите меня,
простите нас! мы обманули, мы завлекли вас...

- Да замолчишь ли ты, несчастная! - в исступлении вскричала Марья
Александровна.

- Сударыня! сударыня! ma charmante enfant... - бормотал пораженный
князь.

Но гордый, порывистый и в высшей степени мечтательный характер Зины
увлекал ее в эту минуту из среды всех приличий, требуемых действи-
тельностью. Она забыла даже о своей матери, которую корчили судороги от
ее признаний.

- Да, мы обманули вас обе, князь: маменька тем, что решилась заста-
вить вас жениться на мне, а я тем, что согласилась на это. Вас напоили
вином, я согласилась петь и кривляться перед вами. Вас - слабого, безза-
щитного, облапошили, как выразился Павел Александрович, облапошили из-за
вашего богатства, из-за вашего княжества. Все это было ужасно низко, и я
каюсь в этом. Но клянусь вам, князь, что я решилась на эту низость не из
низкого побуждения. Я хотела... Но что я! двойная низость оправдывать
себя в таком деле! Но я объявляю вам, князь, что я, если б и взяла от
вас что-нибудь, то была бы за это вашей игрушкой, служанкой, плясуньей,
рабой...я поклялась и свято бы сдержала клятву мою!..

Сильный горловой спазм остановил ее в эту минуту. Все гостьи как буд-
то оцепенели и слушали, выпуча глаза. Неожиданная и совершенно непонят-
ная им выходка Зины сбила их с толку. Один князь был тронут до слез, хо-
тя и половины не понимал из того, что сказала Зина.

- Но я женюсь на вас, ma belle enfant, если уж вы так хоти-те, - бор-
мотал он, - и это для меня будет боль-шая честь! Только уверяю вас, что
это был действи-тельно как будто бы сон... Ну, мало ли что я увижу во
сне? К чему же так бес-по-коиться? Я даже как будто ничего и не понял,
mon ami, - продолжал он, обращаясь к Мозглякову, - объясни мне хоть ты,
пожа-луй-ста...

- А вы, Павел Александрович, - подхватила Зина, тоже обращаясь к
Мозглякову, - вы, на которого я одно время решилась было смотреть как на
моего будущего мужа, вы, который теперь мне так жестоко отомстили, - не-
ужели и вы могли примкнуть к этим людям, чтоб растерзать и опозорить ме-
ня? И вы говорили, что любили меня! Но не мне читать вам нравоучения! Я
виновнее вас. Я оскорбила вас, потому что действительно манила вас обе-
щаниями и мои давешние доказательства были ложь и хитросплетения! Я вас
никогда не любила, и если решилась выйти за вас, то единственно, чтоб
хоть куда-нибудь уйти отсюда, из этого проклятого города, и избавиться
от всего этого смрада... Но, клянусь вам, выйдя за вас, я была бы вам