маленькие шаги. А за ужином он, с невозмутимым видом, Франца
экзаменовал по прилавочной науке, задавал ему нелепые вопросы,
вроде: "как бы ты поступил, если б вот моя жена вошла в мой
магазин и на твоих глазах украла воскового теннисиста?" или:
"какой номер обуви следует дать старушке ростом в метр с
четвертью при продаже ей футбольных сапог?" Франц, у которого
юмор был туговат, таращил глаза и облизывался. Это так
забавляло Драйера, что он едва мог сдержать глухие судороги
смеха. Марта в холодном рассеянии, играла чайной ложкой:
изредка касалась ею стакана и пальцем тушила звон.
способов,-- и опять-таки говорила она о них с такой суровой
простотой, что Францу не было страшно,-- благо происходило в
нем странное перемещение: незаметно для него самого Драйер
раздвоился. Был Драйер, опасный, докучливый, который ходил,
говорил, хохотал,-- и был какой-то, отклеившийся от первого,
совершенно схематический Драйер, которого и следовало
уничтожить. Все, что говорилось о способах истребления,
относилось именно к этому второму, схематическому объекту. Им
было очень удобно орудовать. Он был плоский и неподвижный. Он
был похож на те фотографии, вырезанные по очерку фигуры и
подкрепленные картоном, которые любители дешевых эффектов
ставят к себе на письменный стол. Но Франц не сознавал
появления этого неживого лица,-- и потому-то не задумывался над
тем, почему так легки и просты роковые о нем разговоры. В
действительности выходило так, что Марта и он говорят о двух
разных лицах: она--об оглушительно шумном, невыносимо живом,
приглаживающем усы серебряной щеточкой и храпящем по ночам с
торжествующей звучностью, а Франц -- о бледном и плоском,
которого можно сжечь, или разорвать на куски, или просто
выбросить. Это неуловимое раздвоение только еще начиналось,
когда Марта, забраковав отравление, как покушение на жизнь с
негодными средствами (о чем пространно было сказано в
многострадальном словаре) и как нечто отжившее, не подходящее к
современной жизни, столь "практической" в ее представлении,
заговорила об огнестрельном оружии. И тут холодная и по
существу аляповатая ее изобретательность развернулась довольно
широко. Бессознательно набирая рекрутов в захолустьях памяти,
безотчетно вспоминая подробности хитрых убийств, описанных
когда-то в газетке, в грошовой книжке, и совершая тем самым
невольный плагиат, которого, впрочем, избежал один разве Каин,
Марта предложила следующее: во-первых, Франц приобретет
револьвер. Затем--("Я умею стрелять,-- вставил Франц.-- У меня
был, помню, духовой пистолет; он стрелял совсем как
настоящий,--мелкими такими пульками..."). Так как он оружием
немного владеет ("хотя знаешь, милый, нужно будет тебе все-таки
подучиться,-- где-нибудь за городом..."), то этим дело
несколько облегчается. А состоит оно вот в чем: она задержит
Драйера до полуночи в гостиной ("как это ты сделаешь?"--"Не
перебивай, Франц, у меня есть такой способ..."). В полночь она
подойдет к окну--в соседней комнате, --, отдернет занавеску и
так постоит некоторое время. Это будет сигнал. Франц,
подошедший в эту минуту к ограде сада, увидит ее. Она бесшумно
откроет окно и вернется к Драйеру в гостиную. Франц тогда сразу
перемахнет в темноте через калитку ("это легко сделать... Там,
правда, такие железные шипы, но можно как-нибудь между
ними...") и, очень быстро перейдя сад, войдет в окно. Дверь
гостиной будет открыта. Он выстрелит с порога. Заберет для
видимости бумажник. И сразу исчезнет. Она меж тем быстро
поднимется к себе,-- разденется и ляжет. Вот и все.
город. Вдвоем пойдут гулять. Предварительно она и Франц выберут
место поглуше ("В лесу",--сказал Франц--и представил себе
сосновую темную чащу). Он будет ждать за деревом с револьвером
наготове. Когда с тем будет уже покончено, он ей прострелит
руку ("да, это нужно, милый; это выйдет так естественно,--
разбойники, дескать..."). Кроме того, он заберет бумажник.
на тему. Справедливо считая, что подробности в таких делах
важнее сути, Марта разработала тему ночного ограбления и тему
лесного разбоя в мельчайших деталях. При этом у Франца оказался
неожиданный и очень счастливый дар: он мог с необыкновенной,
прямо-таки чертежной, ясностью представить себе и свои
движения, и движения Марты, и отчетливо согласовать их
наперед,-- не только в их взаимном отношении, но и в отношении
к тем различным пространственным и предметным понятиям,
которыми приходилось орудовать. В этой его ясной и гибкой схеме
одно всегда оставалось неподвижным, но этого несоответствия
Марта не заметила. Неподвижной всегда оставалась жертва, словно
она уже заранее одеревенела, ждала. Вокруг этой мертвой точки
мысль Франца ходила с акробатической легкостью. Все необходимые
движения и последовательность их были рассчитаны превосходно.
То, что называлось "Драйер", отличалось от того, чем Драйер
станет, только поскольку стоячее положение отличается от
лежачего. Разница в перспективе, и больше ничего. В этом Марта
бессознательно помогала Францу тем, что, описывая будущее
умерщвление, всегда принимала за аксиому, что Драйер будет взят
врасплох и ке успеет от удивления защищаться. Она совершенно
ясно представляла себе, как он поднимет брови, увидев Франца с
револьвером, н как захохочет, полагая, что тот шутит, и как
повалится, доканчивая свой смех уже под другой долготой. Ставя
его, ради уменьшения риска, в положение какого-то готового,
запакованного, перевязанного товара) она не понимала, как этим
дело облегчает Францу. "Смышленый мальчик,-- усмехалась она,
целуя его в щеку.-- Хороший, понятливый". И, тупо ободренный ее
похвалой, он представил своеобразную смету,-- число шагов от
ограды до окна, число секунд, которого это прохождение
потребует, расстояние от порога гостиной до воображаемой точки
над спинкой кресла, где будет находиться ожидающий затылок (ибо
он для удобства болванку усадил), и отношение всех этих шагов и
секунд к действиям Марты: ее место в комнате, точное время,
которое ей нужно будет, чтобы по данному числу ступеней
побежать наверх и лечь в постель; и число движений, которые он
тем временем сделает, вынимая бумажник, направляясь к окну и
возвращаясь через окно в анонимный сумрак.
кушетка, и улыбалась голая олеография, и давно уже валялась в
углу новенькая, дорогая, но никому не нужная ракета. Марта и
Франц вырабатывали подробности то первого плана, то второго и
уже поговаривали о том, что пора достать револьвер. И лишь
только они стали думать, как это сделать, появился нелепый
затор. Оба были уверены, что для покупки огнестрельного оружия
непременно требуется разрешение на ношение оного. Затор состоял
в том, что ни Марта, ни Франц не имели ни малейшего понятия,
как такое разрешение добыть. Кого-то нужно было расспросить,
разузнать асе толком,-- а там. может быть, придется писать
прошение, подписывать его... Оказывается, что самое-то
добывание револьвера стократ сложнее и опаснее, чем его
применение. Такой парадокс Марта не могла потерпеть. Она
уничтожила его тем, что уже и в выполнении замысла отыскала
неодолимые трудности. Был, например, сторож особняка,
хладнокровный мужик, который дежурил зорко и чутко. Был
полицейский, который частенько, как бы гуляючи, проходил по
этой улице; был ночной старичок в плаще, с фонариком. Точно так
же н в "лесном" плане нашлись пробелы, недочеты: как, например,
заранее наметить место, сколько это нужно предварительно
блуждать, высматривать.
сложным, вопрос о приобретении оружия отошел на должное место,
показался не таким уж неразрешимым: есть, вероятно, любезные
оружейники, в северной части города, которые особых препятствий
не чинят. Так Марта мельком удовлетворила присущее ей чувство
законных соотношений.
она вдруг представила себе, как это Франц будет ходить -- такой
милый, длинный, нерасторопный -- по оружейным лавкам, как
продавцы станут, чего доброго, задавать ему неприятные вопросы,
как они запомнят его черепаховые очки и объяснительные движения
тонких, белых рук, как потом -- после -- намотает это себе на
ус какой-нибудь пронырливый сыщик... Вот если бы ей можно было
пойти купить... И внезапно какой-то посторонний образ проплыл,
остановился, повернулся, поплыл опять, как те предметы, которые
сами собой движутся в рекламном фильме. Она поняла, почему
образ револьвера, который следовало достать, был, в ее
Сапковский Анджей
Зыков Виталий
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс