Чтение 30–й страницы книги ~Морской волчонок~

и по сну не мог определить время суток. Еды не хватило, чтобы утолить голод.
Да и всего моего запаса пищи не хватило бы, чтобы полностью насытиться;
немалых трудов стоило мне удержаться от того, чтобы не уничтожить весь
запас. Потребовалась вся моя решимость, чтобы сдержаться. Решимость эта
поддерживалась ясным сознанием того, что мне придется есть в последний раз.
Воздержание объяснялось простым страхом голодной смерти.

Позавтракав как можно экономнее и наполнив желудок водой вместо пищи, я
опять углубился во второй ящик с материей, так как решил продолжать розыски,
пока силы не изменят мне. Не много у меня их оставалось. Я понимал, что
съеденного едва хватит, чтобы поддержать жизнь. Я чувствовал, что слабею.
Ребра у меня обозначились, как у скелета, и я с трудом поворачивал тяжелые
рулоны материи.

Один конец каждого ящика, как я уже говорил, был обращен к борту
корабля. Конечно, не имело никакого смысла делать туннели в этом
направлении. Но конец второго ящика, обращенного внутрь трюма, я еще не
испробовал. Теперь я за него взялся.

Не стану описывать подробности этой работы. Она была похожа на то, что
я делал и раньше, и заняла несколько часов. И в результате меня опять
подстерегало горькое разочарование. Еще один тюк с полотном! Я не мог больше
продвигаться в этом направлении. И вообще продвигаться больше некуда!

Я был окружен ящиками с сукном и тюками с полотном. Я не мог пройти
сквозь них. Я не мог перескочить через них. Нечего было и пытаться.

Таков был грустный вывод, к которому я пришел. Снова мною начало
овладевать безнадежное отчаяние.

К счастью, это недолго продолжалось, ибо мне пришли в голову мысли,
которые побудили меня к дальнейшим действиям. На помощь пришла память. Я
вспомнил, что когда-то читал книгу, в которой очень хорошо описывалось, как
мальчик отважно борется с трудностями и не поддается отчаянию, как смелостью
и настойчивостью преодолевает препятствия и добивается наконец успеха. Я
вспомнил также, что этот мальчик сделал своим девизом латинское слово
"эксцельсиор", что значит "все выше" или "все вверх".

Вспоминая, как боролся мальчик и как ему удалось победить трудности --
а некоторые из них были так же велики, как и мои,-- я решил сделать еще одно
новое усилие.

Думаю, что именно странное слово "эксцельсиор" зародило во мне эту
мысль, потому что я перевел слово буквально. "Все вверх,-- повторял я,--
надо искать наверху. Почему до сих пор это не пришло мне в голову? И в том
направлении может быть пища, так же как в любом другом". Да выбора почти и
не было, потому что другие направления я уже испробовал. Итак, я решил
искать наверху.

В следующую минуту я уже лежал на спине, с ножом в руках. Я подпер себя
несколькими рулонами материи, чтобы удобнее было работать, и, ощупав одну из
досок верхней крышки ящика из-под полотна, начал резать ее поперек.

После многих усилий доска поддалась. Я рванул ее вниз. О господи!
Неужели все мои надежды должны рушиться?

Увы! Это было именно так. Плотный, грубый холст, а за ним тяжелая,
холодная масса полотна -- вот все, что я опять нашел.

Теперь оставалась только верхняя часть первого ящика из-под сукна и
крышка ящика с галетами. Надо напрячь последнее усилие... Над первым ящиком
находился еще ящик с сукном, а верхушку второго полностью закрывал тюк с
полотном.

-- Милосердный Боже, неужели я погиб?!

Вот все, что я мог сказать, и впал в полное забытье.
-==Глава XLVIII. ПОТОК БРЕНДИ==-

Я заснул от усталости и длительного напряжения сил. Проснувшись, я
почувствовал себя гораздо бодрее. Странно, что мне стало веселее и я не так
отчаивался, как раньше. Казалось, меня поддерживала какая-то
сверхъестественная сила -- ведь обстоятельства нисколько не изменились, то
есть не изменились к лучшему, и никакой новой надежды или плана у меня не
возникло.

Было ясно, что мне не удастся проникнуть за ящики с сукном и
полотном,-- у меня ведь не было места, куда выкладывать из них материю.
Поэтому я перестал и думать о них.

Но существовали еще два направления: одно -- прямо, другое -- налево,
то есть к носу корабля.

Впереди стояла большая бочка с водой, и, конечно, через нее никак
нельзя было пробраться. Пришлось бы выпустить всю воду. Одно время я думал,
что можно проделать отверстие выше уровня воды, влезть в бочку, просверлить
второе отверстие и пролезть через него. Я знал, что в бочке воды не больше
чем наполовину, потому что в последнее время из-за жары, я, не стесняя себя,
пил много воды. Но я боялся, что из-за этого большого отверстия я могу
потерять всю воду за одну ночь. Вдруг налетит внезапный шквал, какие уже
бывали не раз, и корабль начнет качаться. При этом валкое судно накренится
набок, что уже с ним случалось, бочка перевернется, и вода из нее выльется
-- драгоценная влага, мой лучший друг, без которого я бы давно погиб.

Я подумал и решил не трогать бочку. Оставалась еще другая и более
легкая возможность продвигаться -- через бочонок с бренди.

Этот бочонок лежал, повернутый ко мне концом, и, как я уже говорил,
замыкал вход ко мне с левой стороны. Его верхушка, или днище, приходилась
как раз рядом со стенкой бочки с водой. Но бочонок лежал так близко к борту
корабля, что за ним вряд ли оставалось пустое место. Именно поэтому почти
половина его диаметра была скрыта за бочкой с водой, а другая половина
образовала естественную стену моего убежища.

Вот через эту-то свободную половину бочонка я и решил прокладывать
дорогу, а потом, забравшись в бочонок, просверлить вторую дыру, которая
откроет мне путь через его противоположную сторону.

Может быть, за бочонком с бренди найдется пища, которая сохранит мне
жизнь? Предположение не было основано ни на чем, но я молился за успех.

Плотное дубовое дерево, из которого были сделаны клепки бочонка,
уступало ножу куда хуже, чем мягкая ель ящиков. Однако начало было положено
уже раньше -- я ведь когда-то проделал дырку в этом месте. Я ввел в нее нож
и трудился, пока не прорезал одну из досок днища поперек. Тогда я надел
башмаки, лег на спину и стал изо всех сил бить по днищу каблуками, стуча,
как механический молот. Дело было нелегкое: дубовая доска, крепко стиснутая
соседними досками, сопротивлялась долго. Но я настойчиво продолжал колотить
по доске -- крепления наконец ослабли, и я почувствовал, что дерево
поддается. Еще несколько сильных ударов довершили дело, и доска провалилась
внутрь.

Немедленно меня окатил с ног до головы мощный поток вина. Оно било не
струей, а именно потоком! Прежде чем я успел вскочить на ноги, меня затопило
бренди, и я испугался, что утону в нем. Каморка сразу наполнилась. И только
потому, что я прижал голову к верхним балкам трюма, бренди не залило мне
рот, не то я захлебнулся бы. Оно все же попало мне в горло и глаза -- я
ослеп и оглох. Только спустя некоторое время мне удалось избавиться от
приступа чихания и кашля.

Я вовсе не был склонен веселиться по этому поводу, но я почему-то
вспомнил о герцоге Кларенсе, который когда-то выбрал странный род смерти: он
пожелал, чтобы его утопили в бочке с мальвазией.[40]

Впрочем, наводнение кончилось так же быстро, как началось. Под полом
было достаточно места, и в несколько секунд вино ушло вниз, растворилось в
трюмной воде, оставшись там до конца путешествия. Только платье мое
промокло, да в воздухе остался сильный запах алкоголя, из-за которого трудно
было дышать.

Нос корабля в ту минуту как раз поднимался на волну -- бочонок
накренился, и это движение в десять минут опорожнило его до единой капли.

Я не стал больше дожидаться.

Отверстие, которое я проделал, было достаточно, чтобы влезть туда, и,
кончив чихать и кашлять, я залез внутрь бочонка.

Первым делом я постарался нащупать втулку: я считал, что от нее легче
будет начинать резать клепки.

Я легко нашел ее. К счастью, она была не наверху, а сбоку, на
подходящей высоте.

Я закрыл нож и стал бить по втулке черенком. После нескольких ударов я
вышиб ее наружу и принялся резать клепку.

Не сделал я и дюжины надрезов, как почувствовал, что силы мои
удивительно возросли. Раньше я чувствовал сильную слабость, а теперь готов
был рвать дубовые клепки голыми руками. Настроение вдруг поднялось, как
будто я занимался не серьезным делом, а игрой, исход которой не имел особого
значения. Кажется, я насвистывал и, возможно, даже пел. Я совершенно забыл,
что нахожусь в смертельной опасности, и мне казалось, что все минувшие
страхи просто плод моего воображения: то ли я их придумал, то ли видел во
сне.

Тут меня внезапно охватила мучительная жажда, и, мне помнится, я
барахтался в бочонке, стараясь вылезть наружу, чтобы выпить воды.

Кажется, я действительно вылез, но не уверен, пил ли я воду. Вообще с
этого момента я ничего не помню, потому что неожиданно впал в
бессознательное состояние.
-==Глава XLIX. НОВАЯ ОПАСНОСТЬ==-

Я оставался без сознания несколько часов, и мне даже не снились, как
всегда, мучительные сны. Я не спал, но чувствовал себя так, как будто меня
бросили с земли в бесконечное пространство и я быстро лечу вперед или падаю
с большой высоты и не могу ни до чего долететь. Это было пренеприятное
ощущение -- скорее всего, чувство ужаса.

К счастью, оно продолжалось недолго. Когда я попытался приподняться,
ощущения мои стали не так мучительны и наконец прошли совсем. Но теперь меня
тошнило и голова раскалывалась от боли. Неужели опять морская болезнь? Нет,
не может быть! Я больше не страдал морской болезнью. Даже бури я переносил
довольно легко, да на море и не было никакого волнения. Дул ветер, но не
сильный, и корабль шел спокойно.

Неужели это неожиданный и жестокий приступ лихорадки? Или я упал в