поднявшийся ветерок качнул тени листьев и веток на потолке.
и всем, известно, что лунатиков пугать нельзя.
это неверно. Я люблю ее, но в то же время побаиваюсь, потому что многое в
ней мне непонятно.
скрипят. Я открыл это еще юнцом, когда возвращался домой после ночных
гуляний, точно блудливый кот. И до сих пор пользуюсь своим открытием, если
не хочу будить Мэри. Я вспомнил о нем и сейчас - бесшумно спустился по
лестнице, ведя пальцами по стене, чтобы не оступиться. С той стороны, где
улица, в окно проникал тусклый узорчатый свет фонаря, сливающийся с
полутьмой в глубине комнаты. Но Эллен я видел. От нее словно исходило сияние
- может, потому, что на ней была белая ночная рубашка. Лицо ее оставалось в
тени, но плечи и руки излучали свет. Она стояла перед застекленной горкой,
где у нас хранятся семейные реликвии, сами по себе пустяковые: резные,
нарваловой кости киты и вельботы с веслами и гарпунами, со всей командой и с
гарпунщиком на носу; изогнутые моржовые клыки и бивни; маленькая модель
"Прекрасной Адэр", корпус поблескивает лаком, а свернутые паруса и снасти
потемнели от времени, запылились. Есть там китайские вещицы, которые
привозили с Востока старые шкиперы, опустошавшие китайские воды на своих
китобойных судах; фигурки и безделушки черного дерева, слоновой кости -
смеющиеся и серьезные божки, безмятежные и давно не. мытые будды, цветы,
вырезанные из розового кварца, мыльного камня и даже из нефрита - да, да, из
настоящего нефрита, - и прелестные, совершенно прозрачные фарфоровые
чашечки. Среди этих вещей, вероятно, есть и ценные - например, маленькие
лошадки, хоть и грубо отесанные, а удивительно живые, - но это чистая
случайность, не иначе. Мореходы, охотники за китами - где им было отличать
хорошее от плохого? А может, я не прав? Может, все-таки отличали?
точно лары и пенаты, а если заглянуть еще дальше - точно камни, упавшие с
луны. У нас есть даже корень мандрагоры - ни дать ни взять человечек, плод
семени удавленника, есть и самая настоящая русалка, сшитая из двух половинок
- туловище обезьянье, а хвост рыбий. С годами она довольно сильно облезла,
вся сморщилась и на ней стали видны швы, но ее мелкие зубки по-прежнему
поблескивают в оскале свирепой ухмылки.
который вдохновляет, и утешает, и подбадривает поколение за поколением. Наш
талисман это как бы сказать? - такой опалового цвета холмик то ли из кварца,
то ли из яшмы или даже мыльного камня, четырех дюймов в диаметре, полутора -
в вышину. И по нему идет бесконечно переплетающаяся извилина, и она будто
непрестанно струится, бежит куда-то. Извилина живет, но у нее нет ни головы,
ни хвоста, ни конца, ни начала. На ощупь камень не скользкий, а чуть
шероховатый, как. человеческая кожа, и всегда теплый. В него можно глубоко
заглянуть, но насквозь он не просвечивает. Какой-нибудь старый моряк одной
крови со мной привез этот камень из Китая. Он волшебный - его так приятно
рассматривать, трогать, поглаживать пальцами, водить им по щеке. Этот
странный талисман живет у нас "а стеклом горки. В детстве, в юности и даже
когда я стал взрослым мужчиной, мне разрешалось трогать его, брать в руки,
но только не выносить из дому. И его цвет, его прожилки и фактура менялись
вместе с переменами во мне самом. Однажды я представил себе, что это женская
грудь, и она томила меня, жгла меня, мальчика. Потом он превратился в
человеческий мозг и стал загадкой: что-то движется, плывет, но без истока,
без устья - словно вопрос, замкнутый в самом себе, не требующий ответа,
который исчерпал бы его, не знающий ни конца, ни начала обозримых границ.
медный ключ.
пальцами, ласкала, как живое существо. Потом она прижала его к своей
несформировавшейся груди, поднесла к щеке, пониже уха, по-щенячьи ткнулась в
него носом и чуть слышно замурлыкала что-то похожее не столько на песенку,
сколько на стон удовольствия и сладость томления. В ней чувствовалась
какая-то губительная сила. Я было испугался, - а вдруг она бросит его и
разобьет или запрячет куда-нибудь, но тут же понял - в ее руках это мать,
возлюбленный, ребенок.
страха, как бы они сами не причинили себе вреда? Но я не слыхал, чтобы в
таком состоянии с ними что-нибудь случалось, а вот когда их будят, это дело
другое. Так зачем же нарушать ее сон? Ведь это не кошмар, мучительный,
страшный; скорее всего, она испытывает приятное чувство, и наяву таких
ощущений у нее не будет. Кто дал мне право портить все это? Я тихонько
отошел и сел в свое глубокое кресло - ждать, что будет дальше.
порхали и кружились, точно комариный рой. На самом деле ничего такого,
вероятно, не было, просто у меня рябило в глазах от усталости, но отделаться
от этого впечатления мне не удалось. А моя дочь Эллен действительно излучала
сияние, и оно шло не только от белизны ее ночной рубашки, но и от самой
кожи. В темной комнате нельзя было видеть ее лицо, а я его видел. И мне
казалось, что оно у нее не как у маленькой девочки и не старообразное, а
зрелое, с четкими, определившимися чертами. Даже губы ее, против
обыкновения, были твердо сжаты.
затворила стеклянную дверцу и щелкнула медным ключом в замке. Потом она
повернулась и, пройдя мимо моего кресла, стала подниматься по лестнице. Две
вещи могли мне почудиться: первое - что поступь у нее была не как у девочки,
а как у женщины, познавшей удовлетворение, и второе - что с каждым шагом
сияние убывало в ней. Допустим, что это все домыслы, плод моей фантазии, но
за третье я ручаюсь: под ее ногами ступеньки не скрипели. Она, вероятно, шла
у самой стены, там, где старая лестница молчит, не жалуется.
постели и спит, уютно укрывшись одеялом. Она дышала ртом, и лицо ее было
лицо спящего ребенка.
камень в руки. Он еще хранил тепло тела моей дочери. Как в детстве, я стал
водить кончиками пальцев по бесконечно струящейся извилине и успокоился. Я
почувствовал, что Эллен близка мне.
другое.
холодным дождем и сырым, резким ветром, который сек молодую листву чересчур
легковерных деревьев. Нахальных распутников воробьев, предававшихся блуду на
газонах, ветер разгонял куда попало, и они сердитым чириканьем выражали
неудовольствие по поводу капризов природы.
прогулку, как флажком помахивая хвостом на ветру. Старый мой знакомец, он
жмурился от дождя. Я сказал:
вам, что отныне за нашими улыбками скрывается борьба, непримиримое
столкновение интересов.- Я сказал бы еще больше, но он спешил кончить свои
дела и убраться под надежный кров.
даже так.
вздувался пузырем, то облеплял ему колени. - Вы, говорят, были вчера у моего
хозяина с визитом?
если совпадают с вашими собственными намерениями.
хочется, она первым делом изображает свою затею как выгодное помещение
капитала.
Деньги-то ее. Вот она и хочет поискать что-нибудь подходящее.
жестяной рекламный щиток и гнал его по мостовой с таким грохотом и звоном,
как будто произошла автомобильная катастрофа.
Итальянцы такие горячие родственники.
народу.
может позволить себе не торопясь выпить чашку кофе.
говорить любые слова самым невинным и дружеским тоном.
один из всего города. Пить кофе в "Фок-мачте" - обычай, традиция, это все
равно что клуб. Мы взгромоздились на табуреты у стойки, и мисс Линч - я
вместе с ней ходил когда-то в школу пододвинула нам чашки с кофе, ничего не
расплескав. Рядом с каждой чашкой стоял крохотный сливочник, а два куска
сахару в бумажных обертках она бросила вдогонку, словно игральные кости,
самой. Пожалуй, ей уже так и не удастся отделаться от этой частицы. Ее