разбитую тарелку, бокалы, стоящие на перевернутом вверх ногами столе,
лужи пролитого вина, сотни прилипших к полу окурков, книги, валявшиеся
на полу тяжелыми уснувшими бабочками. Все это усеяно мягкими завитками
красной бумаги и все еще пахнет дымом от сгоревших шутих. В открытую
дверь на кухню Док разглядел гору тарелок из-под бифштексов и
сковородки, облепленные жиром. Дым от шутих перебивался тонкой смесью
запахов виски, вина и духов. На один миг глаз задержался на кучке
заколок в самом центре комнаты.
окно. Консервный Ряд был тих и залит солнцем. Дверца котла распахнута.
Дверь Королевской ночлежки плотно закрыта. На пустыре в траве мирно спит
человек. Двери "Медвежьего стяга" запечатаны наглухо.
колонкой. Затем вернулся, сел на край кровати и стал сжимать и разжимать
пальцы ног, созерцая разгром. Сверху, с холма, донесся колокольный звон.
Когда колонка зашумела, Док пошел в ванную, принял душ, надел синие
джинсы и рубаху. Лавка Ли Чонга была закрыта, но Ли Чонг увидел, кто у
двери, и повернул ключ. Пошел к холодильнику и, не дожидаясь заказа,
достал кварту пива. Док заплатил ему.
подушечках, слегка воспалились.
холодную бутылку. Намазал хлеб арахисовым маслом и стал есть, запивая
пивом. На улице было совсем тихо, не слышно ни одного прохожего. У Дока
в голове зазвучала музыка - скрипка и виолончель. Они играли мягкую,
мирную, исцеляющую мелодию, откуда - невозможно сказать. Он ел
бутерброд, пил пиво и слушал. Допив пиво. Док пошел на кухню и вынул из
мойки всю грязную посуду. Налил в мойку горячей воды, бросил туда
мыльную стружку, пустил воду, и в мойке поднялась шапка белой легкой
пены. Затем пошел по комнатам собирать целые бокалы и опустил их в
горячую пенистую воду. На плите чуть не до потолка возвышалась стопка
слипшихся тарелок, измазанных мясной подливкой и белым застывшим жиром.
Док освободил на плите место и стал ставить туда вымытые бокалы. Затем
отпер дверь дальней комнаты, принес альбом Грегорианского песнопения и
поставил пластинку с "Патер ностра" и "Агнус Деи". Ангельские неземные
голоса полились в лабораторию. Они были чисты и прекрасны. Док осторожно
мыл бокалы, боясь, что они звякнут и все испортят. Голоса мальчиков вели
мелодию от самых низких нот к самым высоким просто, но с такой полнотой
звучания, какой не услышишь ни в чьем другом исполнении. Когда пластинка
кончилась. Док вытер руки и выключил проигрыватель. Увидел книгу,
лежащую на полу, почти под кроватью, поднял ее и сел на кровать. Минуту
читал про себя, потом губы его зашевелились, он стал читать громко,
внятно, делая паузу после каждой строки.
утро был необычно сильный, и море билось о скалы у самой высокой
отметины.
клетках белые крысы. Док пошел в кухню, попробовал воду в мойке,
подлил горячей. И стал громко декламировать этой мойке, белым крысам,
ceбe:
себя в клетке. За стеклом террариума гремучие змеи лежали спокойно,
глядя в пространство хмурым туманным взглядом.
-==КОНЕЦ==-
-==ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНАЯ СПРАВКА==-
жил в их палатках и землянках, работал вместе с ними на полях, ел из
одного котла. Он собирал материал для серии статей и очерков под общим
названием "Цыгане периода урожая". Все увиденное потрясло писателя.
Во-первых, оказалось, что подавляющее большинство сезонников - это не
пришельцы из Мексики, а обычные американские граждане, коренные жители
страны, "находчивые и изобретательные американцы, но испытавшие ад
засухи" в родных краях, "мелкие фермеры, потерявшие свои фермы".
решает написать о них новую книгу, назовет ее "Дела Салатного города".
Но работа продвигалась медленно.
сезонников, проедет на автомашине по их пути из Оклахомы в Калифорнию,
прежде чем он напишет книгу, которая в окончательном варианте получит
название "Гроздья гнева". С момента публикации в марте 1939 года роман
"Гроздья гнева" на многие годы стал фактором не столько литературной,
сколько общественно-политической жизни страны. До выхода в свет книги
Стейнбека само собой считалось, что переселенцы в Калифорнию являются
ленивыми, беспомощными, невежественными и безответственными людьми. И
вдруг оказалось, что это самые обыкновенные, не лишенные опыта и
сметки фермеры, просто попавшие в беду по воле природы и банков.
Проблема сезонников вошла в повестку дня политической жизни страны.
автора. Газеты печатали письма "сезонников", которые опровергали все, о
чем рассказывалось в романе. Вышло несколько брошюр, описывающих райские
условия, якобы созданные для сезонников Калифорнии. Но были
свидетельства и другого порядка. Известный журналист впоследствии
ставший редактором журнала "Найшн" Кэри Маквильямс летом 1939 года издал
книгу "Фабрики на полях", в которой документально подтверждались
описанные в романе Стейнбека условия. Супруги президента США Элеонора
Рузвельт заявила, что чтение романа произвело на нее "неизгладимое
впечатление". В конце 1939 года сенатский комитет по вопросам
образования и труда начал слушания о положении сезонных рабочих в
Калифорнии,
занял место в мировой литературе, как одно из высших достижений
американской литературы XX века.
Калифорнии навестил редактор и издатель Паскаль Ковичи, Стейнбек привез
Ковичи в небольшой городок Монтерей, центр производства консервов из
сардин. Они прошлись по Приморскому бульвару, на котором размещались
консервные фабрики, зашли в Западную биологическую лабораторию Эда
Рикеттса, поговорили со многими знакомыми писателя. На Ковичи эта
поездка произвела огромное впечатление.
городок, этих людей, все это так и просится на бумагу,
чем этот замысел вылился в повесть "Консервный Ряд".
наиболее полно отразились личность и мысли автора, изображены многие его
добрые знакомые и в первую очередь Эд Рикеттс.
разглядели в ней черты классической пасторали с ее противопоставлением
развращенного города нравственно чистой деревне, с ее интересом к миру
чувств и быту простых людей.
представителем среднего класс?, и необразованным, жаждущим примитивных
утех Маком и его товарищами отражало, по мнению этих критиков, извечные
противоречия буржуазного общества и в то же время являлось своего рода
протестом против подавления простого человека Молохом капиталистического
города. При этом подчеркивалось, что Стейнбек перенес действие в трущобы
промышленного города, которые в современной Америке являются наиболее
подходящим местом для такого рода событий. Критики обращали внимание на
классовые противоречия между героями повести и на то, что будущее, по
мнению автора повести, будет принадлежать классу трудящихся.
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Сертаков Виталий
Бажанов Олег
Березин Федор
Лукин Евгений