что, имея на борту "Дельфина" известного специалиста по такого рода
операциям, он из-за своего упрямства и ложно понимаемой гордости
отказался использовать его, поставив тем самым под угрозу жизнь членов
команды и безопасность корабля".
только что удалось избежать гибели, что трудности далеко не кончились и
что его торпедный офицер погиб ни за что ни про что, трудно было
рассчитывать, что он расхохочется во все горло. Он взглянул на Хансена:
относится, - проговорил тот. -Кроме того, его так же легко ошарашить и
взять на испуг, как мешок портландского цемента.
Свенсон. - Ну, что ж, доктор, я с благодарностью принимаю ваше
предложение.
здравый смысл с честью мундира.
ледового поля, в результате давление в торпедном отсеке упало до
минимума, хотя все равно крышки люков находились на глубине около ста
футов. В двери задней защитной переборки было просверлено отверстие,
куда ввинтили высокопрочный шланг. Надев костюмы из губчатой резины и
акваланги, мы с юным торпедистом по фамилии Мерфи кое-как разместились в
промежутке между двумя защитными переборками. Раздалось шипение сжатого
воздуха.
фунтов... Вскоре я почувствовал, как давит на уши и распирает легкие,
появилась боль в глазницах, слегка закружилась голова: при таком
давлении приходилось дышать чистым кислородом. Но для меня все это было
не в новинку, я знал, что от этого не умру. А вот знал ли об этом юный
Мерфи?
тело, что выдерживают здесь единицы, но если даже Мерфи и был напуган,
растерян или страдал от боли, то скрывал он это очень хорошо. Наверняка
Свенсон отправил со мной одного из лучших, а быть среди лучших в такой
команде - что-то да значит.
давление окончательно уравняется, и осторожно толкнули дверь. Вода в
торпедном отсеке стояла примерно на два фута выше порожка, и едва мы
приоткрыли дверь, она, шипя и пенясь, хлынула в промежуток между
переборками, а сжатый воздух со свистом устремился в торпедный отсек.
равновесие, пока вода и воздух сражались между собой, деля завоеванное
пространство.
переборки установилась примерно на уровне тридцати дюймов. Мы
перешагнули через порожек, включили водонепроницаемые фонари и окунулись
с головой. Температура воды была около 28 градусов по Фаренгейту, то
есть на четыре градуса ниже точки замерзания. Как раз для такой воды и
предназначались наши костюмы из пористой резины, но все равно у меня
мигом перехватило дыхание: надо учесть, что дышать чистым кислородом при
высоком давлении и без того трудно. Но приходилось поторапливаться: чем
дольше мы здесь провозимся, тем дольше нам придется потом проходить
декомпрессию. Где вплавь, где пешком мы добрались до четвертого
аппарата, нащупали крышку и плотно ее задраили. Правда, сперва я
все-таки ухитрился заглянуть внутрь контрольного краника. Сама крышка
оказалась неповрежденной: весь удар приняло на себя тело бедолаги
Миллса. Она плотно встала на место. Мы повернули рычаг в закрытое
положение и отправились восвояси. Добравшись до задней переборки, мы,
как было условлено, постучали в дверь. Почти сразу же послышался
приглушенный рокот мотора, и в торпедном отсеке заработали мощные помпы,
вытесняя воду в забортное пространство. Уровень воды медленно снижался,
так же медленно падало и давление воздуха. Постепенно, градус за
градусом, "Дельфин" начал выравниваться. Как только вода опустилась ниже
порожка, мы снова постучали в дверь и тут же почувствовали, как стали
откачивать избыток воздуха.
поинтересовался:
голос.
нет ни воска, ни жвачки, ни краски. А знаете, что там есть, коммандер?
Клей!
такого дела.
третьего аппарата - единственного, на который Свенсон мог полностью
положиться.
меня, когда она должна взорваться и когда мы должны услышать взрыв.
Хансен взглянул на секундомер, который он держал в перебинтованной руке,
и молча кивнул. Секунды тянулись, как годы. Я видел, как у Хансена чуть
шевелятся губы. Потом он сказал:
быть звук - вот!..
"вот!", как весь корпус "Дельфина" содрогнулся и задребезжал - к нам
вернулась ударная волна от взрыва боеголовки. Палуба резко ушла из-под
ног, но все равно удар был не таким сильным, как я ожидал. Я с
облегчением перевел дух. И без телепатии можно было догадаться, что все
остальные сделали то же самое. Никогда еще ни одна подводная лодка не
находилась так близко от взрыва торпеды подо льдом, никто не мог
предугадать, насколько усилится мощь и разрушительное действие ударной
волны при отражении от ледового поля.
превосходно. Оба двигателя вперед на одну треть. Надеюсь, эта хлопушка
тряхнула лед посильнее, чем нашу лодку... - Он обратился к Бенсону,
склонившемуся над ледовой машиной: - Скажите нам, когда мы подойдем,
ладно?
Нам надо держать ушки на макушке. От этого взрыва могут нырнуть куски
льда в несколько тонн весом. Если уж встретиться при подъеме с такой
глыбой, так уж лучше не на ходу.
под полыньей. Тонкий лед. Ну, примерно пять или шесть футов. - Двести
ярдов, - сказал Рейберн. - Скорость уменьшается.
еще пару раз и затем снова замерли.
Капитан пересек помещение и уставился на перо, чертившее на бумаге
отчетливые вертикальные линии.
штуковине было семьсот фунтов аматола высшего сорта... Должно быть, в
этом районе исключительно толстый лед... Мягко говоря... Ладно,
поднимемся до девяноста футов и прочешем пару раз окрестности. Включить
огни и ТВ. Мы поднялись на глубину в девяносто футов и несколько раз
прошлись туда-сюда, но ничего путного из этого не получилось. Bода была
совершенно непрозрачной, огни и телекамера ничего не давали. Ледовая
машина упрямо регистрировала от четырех до шести футов - точнее
определить не могла. - Ну, ладно, похоже, тут ничего не отыщешь, сказал
Хансен. - Так что?
попробовать пробить лед корпусом?
ж какую силищу надо иметь: все-таки пять футов льда!
а это всегда опасно. Мы решили, что если торпеда не разнесет лед
вдребезги, то хотя бы пробьет в нем дыру. А может, в этом случае
получилось иначе. Может, сильный и резкий напор воды поднял лед и
расколол его на довольно большие куски, которые после взрыва опустились
обратно в воду на прежнее место и заполнили всю полынью. Короче,
сплошного льда уже нет, есть отдельные куски. Но трещины очень узкие.
Такие узкие, что ледовая машина не в состоянии их засечь даже на такой