подавать. С ним случилось то, что случается со всеми людьми,
пользующимися прирожденной и поначалу неосознанной властью над
окружающими: эта власть не проходит даром для того, кто ею
пользуется, и если Магистр прежде радовался, что ему удалось
заставить Тегуляриуса служить своим целям, превратить в своего
помощника и соучастника, то, когда все свершилось,
обстоятельства стали сильнее собственных помыслов и желаний
Магистра. Он нагрузил и увлек Фрица работой, в целесообразность
которой он, ее вдохновитель, сам давно не верил; он уже не мог
ни отменить этой работы, когда друг наконец представил ее, ни
отложить или бросить неиспользованной, ибо тогда он еще более
оскорбил и разочаровал бы друга, в то время как в его намерения
входило, наоборот, облегчить расставание. Насколько нам
известно, в это время Кнехт пришел к выводу, что было бы
целесообразнее без всяких проволочет сложить с себя свои
полномочия и объявить о своем выходе из Ордена, нежели идти
окольным путем, подавая \<прошение", превратившееся в его
глазах чуть ли не в комедию. Но, памятуя о друге, он решился
еще раз на время обуздать свое нетерпение.
рукописью трудолюбивого Тегуляриуса. Она в основном содержала
исторический материал, собранный им для доказательств или для
иллюстрации, но мы едва ли ошибемся, предположив, что в ней
можно было обнаружить также резкие и остроумные по форме
критические замечания, направленные как против иерархии, так и
против всего мира и мировой истории. Но даже если бы эта
рукопись, плод многомесячного усидчивого труда, доселе
существовала, что весьма возможно, даже если бы она попала в
наши руки, нам пришлось бы отказаться от ее помещения здесь,
ибо наша книга -- неподходящее для того место.
сделал Магистр Игры из работы своего друга. Когда Тегуляриус
торжественно вручил Кнехту рукопись, тот принял ее со словами
сердечной благодарности и признания; зная, что доставит ему
этим радость, он попросил прочитать ее вслух. Несколько дней
подряд Тегуляриус проводил по получасу в магистерском саду,
благо дело происходило летом, и с немалым удовольствием читал
ему вслух одну за другой страницы рукописи, и не раз чтение
прерывалось громкими взрывами смеха обоих друзей. То были
прекрасные дни для Тегуляриуса. Но потом Кнехт уединился и
написал, используя некоторые места из сочинения своего друга,
послание к членам Коллегии; мы приводим его здесь слово в
слово, ибо оно не нуждается ни в каких комментариях.
Коллегии
изложить свою необычную просьбу в отдельном, притом отчасти
приватном послании, вместо того чтобы включить ее в свой
ежегодный торжественный отчет. Хотя я и прилагаю это письмо к
своему очередному отчету и ожидаю официального его
рассмотрения, я все же считаю его скорее посланием ко всем моим
коллегам Магистрам.
известность относительно препятствий или опасностей, угрожающих
правильному исполнению его должностных функций. Наступил
момент, когда моя служебная деятельность, сколь бы ревностно я
ни посвящал ей свои силы, стоит (или представляется мне
стоящей) перед лицом опасности; я сам являюсь ее носителем,
хотя отнюдь не единственным ее источником. И я рассматриваю эту
нравственную опасность, делающую меня мало пригодным для роли
Магистра Игры, как объективную и не зависящую от моей личности.
Чтобы быть кратким, скажу: у меня зародились сомнения в моей
способности полноценно выполнять порученные мне обязанности,
ибо, с моей точки зрения, над самым их предметом, над самой
вверенной моим заботам Игрой нависла угроза. Цель моего
послания и состоит в том, чтобы указать Коллегии на появление
упомянутой угрозы и доказать, что именно она, поскольку я ее
уже провижу, настойчиво толкает меня покинуть занимаемое мною
место. Да будет мне дозволено пояснить ситуацию таким
сравнением: некто сидит в мансарде над хитроумной ученой
работой и вдруг замечает, что в доме под ним полыхает пожар. Он
не станет спрашивать себя, входит ли это в его обязанности и не
лучше ли привести в порядок свои таблицы, но кинется вниз и
постарается спасти дом. Так и я сижу на одном из верхних этажей
нашего касталийского строения, занятый Игрой, работая
тончайшими, чувствительными инструментами, и мой инстинкт, мое
обоняние говорят мне, что где-то внизу горит, что все наше
строение находится под угрозой и что долг мой -- не заниматься
анализом музыки или уточнением правил Игры, но поспешить туда,
откуда валит дым.
педагогическая деятельность вкупе с Игрой и всем прочим кажутся
большинству братьев нашего Ордена такими же само собой
разумеющимися, как воздух, которым мы дышим, как земля, на
которой мы стоим. Едва ли кто-нибудь из них задумывается над
тем, что этот воздух и эта земля даны нам не навечно, что
воздуха нам может когда-нибудь не хватить, что земля может
ускользнуть у нас из-под ног. Нам выпало счастье безмятежно
жить в маленьком, чистом и ясном мире, и большинство из нас
живет, как это ни покажется странным, в ложном представлении,
будто мир этот существовал извечно и мы рождены в нем. Я сам
прожил молодые годы в этой весьма утешительной иллюзии, между
тем как я твердо знал правду, а именно, что я в Касталии не
родился, а взят был сюда Коллегией и здесь воспитан, что
Касталия, Орден, Коллегии, институты, архивы. Игра -- все это
отнюдь не существует извечно и сотворено не природой, а
представляет собой позднее, благородное и наравне со всем
искусственным преходящее создание человеческой воли. Все это
было мне прекрасно известно, но не представлялось реальным, я
просто не думал об этом, закрывал на это глаза, и я знаю, что
более трех четвертей из нас до самой смерти будут жить и
закончат свои дни в этом странном и приятном заблуждении.
существовал без Ордена, без Касталии, так он будет существовать
без них и впредь. И если я сегодня напоминаю своим коллегам и
высокочтимой Коллегии об этом факте, об этой азбучной истине, и
предлагаю им наконец обратить внимание на грозящие нам
опасности, если я, стало быть, на какое-то время беру на себя
роль пророка, увещевателя и проповедника, роль неприятную и
легко возбуждающую насмешки, то я готов принять на себя эти
насмешки, но все же надеюсь, что большинство из вас дочитает
мое Послание до конца, а кое-кто даже в некоторых пунктах со
мной согласится. И это уже очень много.
республику духа, подстерегают опасности равно изнутри и извне.
Внутренние опасности, по крайней мере, некоторые из них, мы
знаем, наблюдаем и умеем с ними бороться. Время от времени мы
удаляем из наших элитарных школ отдельных учеников, ибо
открываем в них неистребимые качества и склонности, делающие их
непригодными и вредными для нашего сообщества. Мы надеемся, что
большинство из них не сделаются от этого неполноценными людьми,
они только не приспособлены к жизненному укладу Касталии;
возвратившись в мир, они обретут более подходящие для себя
условия и станут полезными и достойными людьми. Наша практика в
этом отношении вполне себя оправдала, и в целом о пашем
сообществе можно суверенностью сказать, что оно ревностно
оберегает свое достоинство и самодисциплину и вполне отвечает
своей задаче -- быть высшим слоем, сословием аристократов духа
и непрерывно взращивать для него новое пополнение. Среди нас,
надо полагать, встречается не больше недостойных или
равнодушных, нежели это естественной допустимо. Не столь
благополучно обстоит дело со свойственным Ордену самомнением, с
той сословной надменностью, к которой приводит любой
аристократизм, любое привилегированное положение и которая
справедливо или несправедливо ставится в вину всякой
аристократии. История общественного развития всегда
сопровождалась попытками образовать привилегированный слой,
который возглавляет и венчает общество; создание своего рода
аристократии, господства избранных, по-видимому, представляет
истинную, хотя и не всегда открыто признаваемую цель и идеал
всякого опыта общественного развития. Испокон века любая
власть, будь то монархическая или анонимная, была готова
поддерживать нарождающуюся аристократию, оберегая ее и одаривая
привилегиями, независимо от того, какая эта аристократия --
политическая или нет, аристократия по рождению или возникшая в
результате отбора и воспитания. Испокон века поощряемая властью
аристократия крепла под этим солнцем, но такая жизнь под
солнцем, такое привилегированное положение на определенной
Круз Андрей
Маккарти Кормак
Сертаков Виталий
Лукин Евгений
Володихин Дмитрий
Куликов Роман