вместе по морю; вспомни все те мгновения, когда ты был счастлив
и когда жизнь казалась тебе стоящим делом. И тогда ты, может
быть, поймешь, что же делало тебя счастливым, и сможешь
загадать свое желание. Сделай это для меня, мой мальчик!"
минувшую жизнь так, как вглядываемся мы из темноты узкого,
длинного коридора в тот крохотный уже квадратик света, который
обозначает выход; и вновь увидел он, как светло и прекрасно
было все некогда в его жизни и как постепенно тьма все
сгущалась и сгущалась вокруг него, пока он наконец не оказался
в полном мраке, лишенный всякой радости. И чем дольше он думал
и припоминал, тем прекраснее, и милее, и желаннее казался ему
далекий маленький светлый квадратик, и наконец он понял, что
это такое, и слезы хлынули у него из глаз.
прежние чары, которые мне не помогли, и сделай так, чтобы я сам
наполнился любовью к людям!"
старым другом и, склоняясь перед ним, вдруг почувствовал, как,
мучительно ища забытых слов и жестов, пылает в нем любовь к
этому старику. Крестный же, этот тщедушный старикашка, бережно
взял его на руки, перенес на ложе, уложил и отер пот с его
разгоряченного лба.
мое, у тебя все будет хорошо".
на него, будто в одно мгновение он постарел на много лет, и тут
он погрузился в глубокий сон, а старик тихонько удалился из
заброшенного дома.
отзывался во всем доме, а когда он поднялся и отворил дверь в
соседнюю комнату, то обнаружил, что гостиная и все прочие покои
полны его прежними друзьями, которые явились на праздник и
увидели, что дом пуст. Все были огорчены и задеты, и он пошел к
ним навстречу, чтобы, как прежде, улыбкой и шуткой вернуть их
расположение, но внезапно почувствовал, что утратил власть над
ними. Едва они заметили его, как тотчас обрушились на него с
упреками, когда же он беспомощно улыбнулся и, как бы ища
поддержки, протянул руки им навстречу, они яростно накинулись
на него.
мне задолжал?" Другой кричал: "А где лошадь, которую я тебе на
время дал?" А одна прелестная разъяренная дама пеняла ему:
"Всему свету известны теперь мои секреты, которые ты разболтал.
О, как я ненавижу тебя, трус несчастный!" Юноша с глубоко
запавшими глазами и искаженным от злобы лицом кричал: "Знаешь
ли ты, что ты со мной сделал, дьявол проклятый, гнусный
развратник?"
грязью, и все говорили правду, и многие из них сопровождали
свои слова пинками, а когда они ушли, разбив по пути зеркало и
прихватив с собой ценные вещи, Август поднялся с пола, избитый
и обесчещенный, и когда он вернулся в спальню и глянул в
зеркало, собираясь умыться, то из зеркала смотрело на него
увядшее безобразное лицо, красные глаза слезились, а из ссадины
на лбу сочилась кровь.
кровь, но не успел он хоть немного прийти в себя, как в доме
вновь поднялся переполох, по лестницам к нему взбирались:
ростовщики, которым он заложил дом, некий супруг, жену которого
он соблазнил, отцы, сыновей которых он вовлек в порок и сделал
несчастными, уволенные им слуги; в дом ворвались полицейские и
адвокаты, и час спустя он сидел уже в специальной карете, и его
везли в тюрьму. Люди что-то выкрикивали ему вслед и пели о нем
похабные песни, а какой-то уличный мальчишка бросил через окно
кареты ком грязи прямо ему в лицо.
и слухи о них заполонили весь город, где все его прежде знали и
любили. Его обвиняли во всех мыслимых пороках, и он ничего не
отрицал. Люди, о которых он и думать забыл, являлись в суд и
рассказывали о преступлениях, которые он совершил несколько лет
назад; слуги, которым он щедро платили которые вдобавок
обкрадывали его, смаковали подробности его порочных увлечений,
и на лице каждого читалось отвращение и ненависть; и не было
человека, который заступился бы за него, похвалил бы его,
простил, кто сказал бы о нем доброе слово.
покорно стоял перед судьей и свидетелями; с удивлением и
печалью устало смотрел он на все эти злобные, возмущенные лица
и в каждом из них за маской ненависти и уродства видел тайное
очарование любви, и сияние доброты было в каждом сердце. Все
они некогда любили его, он же не любил никого, а теперь он
прощал их всех и пытался найти в своей памяти хоть что-нибудь
хорошее о каждом из них.
права навещать его; и вот в лихорадочном бреду он вел беседы со
своей матушкой, и со своей первой возлюбленной, и с крестным
Бинсвангером, и с северной красавицей, а когда приходил в себя
и целыми днями сидел, одинокий и всеми покинутый, то его
терзали все муки ада, он изнемогал от тоски и заброшенности и
мечтал увидеть людей -- с такой страстью и силой, с какими не
жаждал ни одного наслаждения и ни одной вещи.
и никто вокруг не знал его. Все в мире шло своим чередом; в
переулках гремели повозки, скакали всадники, прогуливались
прохожие, продавались фрукты и цветы, игрушки и газеты, и
только Августа никто не замечал. Прекрасные дамы, которых он
когда-то, упиваясь музыкой и шампанским, держал в своих
объятьях, проезжали мимо него, и густое облако пыли, вьющееся
позади экипажей, скрывало их от Августа.
он в разгар самой роскошной жизни, полностью покинули его.
Когда он подходил к воротам какого-нибудь дома, чтобы ненадолго
укрыться от палящего солнца, или просил глоток воды на заднем
дворе, то с удивлением видел, с какой враждебностью и с каким
раздражением обходились с ним люди, -- те самые люди, которые
прежде благодарным сиянием глаз отвечали на его строптивые,
оскорбительные или равнодушные речи.
смотрел, как дети играют и как они идут в школу, -- и любил их,
он любил стариков, которые сидели на скамеечках перед своими
ветхими домишками и грелись на солнце. Когда он видел молодого
парня, который влюбленными глазами провожал девушку, или
рабочего, который, вернувшись с работы, брал на руки своих
детей, или умного, опытного врача, который проезжал мимо него в
карете, погруженный в мысли о своих больных, или даже --
бедную, худо одетую уличную девку, которая где-нибудь на
окраине стояла под фонарем и приставала к прохожим и даже ему,
отверженному, предлагала свою любовь, -- и вот, когда он
встречался с ними со всеми, -- все они были для него братья и
сестры, и каждый нес в своей груди воспоминание о любимой
матери и о своем лучезарном детстве или тайный знак высокого и
прекрасного предназначения и казался ему необыкновенным, и
каждый привлекал его и давал пищу для размышлений, и ни один не
был хуже его самого.
такой уголок, где он смог бы принести пользу людям и доказать
свою любовь к ним. Ему пришлось привыкнуть к тому, что вид его
уже никого не радовал: щеки его ввалились, одет он был как
нищий, и ни голос, ни походка его не напоминали уже никому
того, прежнего Августа, который некогда радовал и очаровывал
людей. Дети боялись его, их пугала его длинная свалявшаяся
седая борода, чисто одетая публика сторонилась его, словно
опасаясь запачкаться, а бедные не доверяли ему, чужаку, который
мог отнять у них последний кусок хлеба. Но он научился никогда
не отчаиваться, да и не позволял себе этого. Он замечал, что
маленький мальчик тщетно пытается дотянуться до дверной ручки в
кондитерской, -- вот тут он мог прийти на помощь. А иногда ему
попадался человек, который был еще несчастнее его самого,
какой-нибудь слепой или увечный, которому он мог подать руку
или еще чем-нибудь помочь. А если и этого не доставалось ему на
долю, он с радостью отдавал то немногое, что имел, -- ясный,
открытый взгляд, доброе слово, улыбку понимания и сочувствия.
Своим собственным умом и опытом дошел он до особого умения --
угадывать, чего ждут от него люди и что может принести им
радость: одному хотелось услышать звонкие радостные слова
привета, другому хотелось молчаливого участия, третьему же --
чтобы его оставили в покое и не мешали. И каждый день ему
приходилось удивляться, сколько бед и несчастий на свете и как
тем не менее легко принести людям радость; и с восторгом и