1) цельности, 2) пропорциональности и 3) ясности, или блеска, у него идет
речь также о 4) "частях" предмета, взятых в их 5) единстве. Число и
разнообразие частей предмета являются
определяющей достоинство предмета в иерархии бытия. Есть творения, стоящие в
этой иерархии ниже человека, многочастные и сложные и не могущие достичь
сами собой совершенства. Есть
сложность к совершенному единству. Наконец, есть бог, в котором всякая его
возможность или действительность всегда совпадает с его сущностью и который
поэтому всегда стоит на высшей во зможной ступени совершенства (S. th., 1a,
q. 77, art. 2, c.).
что совершенство. Всякая вещь, лишившаяся даже в самой малой мере своей
цельности, становится безобразной (S. th., 1a, q. 39, art. 8, c.).
Нераздельность есть само условие существо вания вещи; так что мы можем
сказать, прекрасная вещь самим фактом своей красоты, т.е. слитности своих
частей в единую цельность, свидетельствует о своей действительности,
реальности. "Всякое сущее либо просто, либо составно, - пишет Фома. - Но то,
что п росто, неделимо как в актуальном, так и в потенциальном смысле.
Напротив, то, что составно, не имеет бытия, пока части его разделены, но
[имеет бытие] оно лишь после того, как его части сходятся и составляют самый
состав вещи. Отсюда ясно, что бытие всяк ой вещи заключается в ее
нераздельности" (S. th., 1a, q. 11 art. 1 c.). Здесь мысль Фомы близка к
известному положению Августина о том, что "форма всякой красоты есть
единство" (Contra Gent., II, 58).
согласованием понимать структуру этого качества, то интегральная цельность,
несомненно, явится объединением того или другого, где структура и ее
качественное наполнение даны как ед иное, или, вернее, единораздельное,
цельное. Заметно, далее, внимание философа именно к эстетической стороне
красоты в отличие от ее нерасчлененного и глобального восприятия. Наконец, в
этом тексте Фомы чувствуется и тенденция к материально-пластической
получат у него свое развитие. К этому нужно прибавить и понимание
совершенства как того, "что не имеет никакого недостатка соответственно мере
его совершенства". Однако о совершенстве
называет пропорцией. Из предыдущего текста читатель, не вникший в философию
Фомы, может сделать вывод о том, что он понимает пропорцию только в виде
какой-то формалистической структуры
его учения о пропорции в тексте, где основанием всякой пропорции он считает
божественную мудрость, которая и весь мир сделала пропорциональным и
гармоничным. "Бог именуется прекрасным как причина мировой гармонии и
ясности". Однако вряд ли все же можно у Фомы найти безусловное приписывание
богу красоты в каком-то изолированном виде, потому что бог выше всяких
определений. Красота может существовать лишь в сложных, состоящих из нескол
ьких частей и, следовательно, материальных (в томистском смысле) предметах.
Но красота в них не потому, что они сложны и материальны, а, напротив, лишь
поскольку они преодолевают свою многочастную сложность и проявляют в ней
единство и цельность, - они п рекрасны. "Красота заключается не в составных
частях как в материальных, но в блеске формы как в формальном" (Opusc. de
Pulchro); хотя, как мы видели, без разнообразия нет красоты.
что красоту в собственном смысле слова мы относим лишь к области зримого и
слышимого "и не называем прекрасными вкусы или запахи" (S. th., 1a, 2ae, q.
27 a. 1 ad 3). "По своей природ е прекрасное, - говорит Фома, - соотносится
с познанием, радуя нас одним своим видом; отсюда следует, что среди чувств
имеют особенное отношение к красоте те, в которых больше проявляется
познавательная способность. Таковы зрение и слух, предназначенные
прекрасном голосе" (S. th., 1a, 2ae, q. 27 a. 1 ad 3). Поскольку же зрение
благороднее слуха (In Iam Epist ad Corinth, c. XII, lect. 3, v. 15 - 16), то
Фома прямо говорит вслед за Арис тотелем, что "прекрасным называется то, что
приятно для зрения" (1a, q. 5 a. 4 ad 1). Исключительность зрения, далее, в
том, что оно, воспринимая красоту, дает пробудиться любви к ней как в
вещественном, так и в интеллектуальном смысле. "Телесное зрение
красоты есть начало духовной любви" (1a, 2ae, q. XXVII a. 1 c.).
все организовано согласно закону о пропорциях, и о духовной красоте, где
"поведение человека, или его действие, хорошо соразмерено с духовной
ясностью разума". Таким образом, к само й сущности красоты относится ее
пластическая соразмерность как результат ясности разума.
безобразия. Да и с нашей точки зрения, эта категория тоже относится к числу
эстетических категорий. Безобразие, с точки зрения Фомы, есть "недостаток
должной красоты", дающий о себе знать как уже самый "малый недостаток"
цельности и пропорциональности вещи. Вместе с разделением красоты на
физическую, интеллектуальную и нравственную Фома и безобразие тоже
представляет в тех же трех видах. Скелет - образец физического безобразия,
соф ист - интеллектуального и сатана - нравственного безобразия.
Ведь и то и другое представляются одинаково разумными, одинаково
целесообразными и одинаково являются предметом всех человеческих стремлений.
Фома дает замечательное разъяснение, кот орое не только подчеркивает
самостоятельность феномена красоты, но также является и самым настоящим
преддверием возрожденческого понимания красоты. Можно сказать даже больше
того: предлагаемое Фомой различение блага и красоты еще в течение нескольких
век ов не покидало своего основного места в эстетической системе вплоть до
Канта и Шопенгауэра. Эта теория Фомы сводится к тому, что, в то время как
благо является предметом и целью постоянных человеческих стремлений, красота
является как бы достигнутой цель ю, когда успокаиваются человеческие
стремления и желания и человек начинает чувствовать удовольствие при таком
освобождении познающего и созерцательного интеллекта от всех стремлений и
усилий воли. Таким образом, в отличие от блага, красота непосредствен но
связана с познанием, и притом с познанием, достигшим своего удовлетворения.
"Благом следует называть то, что просто удовлетворяет желание, а красота
говорит там, где и самое восприятие предмета доставляет удовольствие".
Некоторые историки эстетики зах одят еще дальше и приписывают Фоме такие
категории, как вкус, художественное воображение, чувство прекрасного,
смешного и т.д. (см. 200, 130; 114; 134; 367 - 374). Однако ввиду неполной
ясности обоснования этих категорий у Фомы мы их здесь не будем касат ься.
у Фомы чуть ли не впервые раздается твердый голос о полной самостоятельности
эстетического удовольствия и о его вполне самостоятельной и специфичной
предметности. Красота здесь трак туется как достигнутая целесообразность,
т.е. как целесообразность без всяких усилий для ее достижения и обладания. В
других местах Фома говорит об этом еще яснее. Отождествляя благо и красоту
по их субстанции, он различает их, как он сам говорит, "по их понятию", по
их разным смысловым сторонам. Так как желать можно только чего-нибудь, уже
по одному этому и благо и красота являются "формой". Однако форма эта,
будучи предметом желания в благе, является предметом познания в красоте.
Поэтому цель характер на для блага в первую очередь и в собственном смысле
слова; в красоте же эта цель, будучи достигнутой уже как бы перестает быть
целью, является чистой формой, взятой сама по себе, т.е. бескорыстно.
"Красота связана с понятием формальной причины".
пользуется только принципом формы. Форма в эстетической области, как и
вообще в познавательной, является действительно ведущей. Но, отождествляя
свою форму с греческой платонической idea, Ф ома понимает эту идею вещи и
как прообраз вещи, и как исходное начало ее познания, причем не обязательно,
чтобы идея была отделена от вещи. Она может быть вполне имманентна ей. Идея
дома в уме архитектора существует отдельно от самого дома. Но когда мы г
оворим: "человек рождает человека" или "огонь рождает огонь", то идея вещи и
сама вещь есть одно и то же, равно как одно и то же есть идея вещи и причина
вещи. И, по Фоме, вообще форма вещи есть то же, что ее материя, ее цель и ее
причина. В своем общем
бога, поскольку бог лишен материи. Но так как, кроме бога, ничего не
существует, - бог творит вещи сразу, вместе с их формой и материей. Таким
образом, всякая вещь, по Фоме, и материал ьна и формальна, будучи в то же
время и действующей и целевой. Вот почему всякая вещь, сказали бы мы,
является своего рода мифом, поскольку она и причина себя самой, и цель для
себя самой, причем действующий и целевой принципы осуществлены в ней
материал ьно и организованы формально.
отношение к эстетике, необходимо сказать, что эстетический предмет у Фомы
есть предмет, не требующий для своего достижения никаких усилий, желания или
воли, но данный сразу как предм ет успокоенного и самодовлеющего созерцания
в виде чистой формы, т.е. единораздельной и пропорциональной целостности,
таким же самодовлеющим удовольствием. Легко заметить, что каждый момент
этого определения эстетической предметности является прямым пред шествием
всей эстетики Возрождения, если не прямо ее исходным началом.
достаточно, и достаточно было людей, переживавших специфическое удовольствие
от созерцания структурной разработки жизненно наполненных форм этих
произведений. Но только в рассматриваемой нами философской школе XIII в., и