знаю, что если бы я родился среди каннибалов, то и сам был бы каннибалом, и
я не могу не чувствовать благодарности и благоговения к тем людям, кот орые
своими трудами и подвигами вывели мой народ из дикого состояния и довели его
до той степени культуры, на которой он теперь находиться. Это сделано
Провидением через призванных людей, которых нельзя отделить от их
провиденциального дела. Если для мен я важно и дорого, что моей родине, с
которою так тесно связано мое существование, дано быть христианскою и
европейскою страною, то я не могу отказать в благочестивой памяти ни тому
киевскому князю, который окрестил Русь, ни тому северному исполину, котор ый
разбил могучими ударами московско-монгольскую замкнутость и ввел Россию в
круг образованных народов, ни всем тем, которые в разных областях жизни и
духа двигали нас по пути, открытому этими двумя историческими
родоначальниками России. Иногда утверждаю т, что личность сама по себе
ничего не значит в истории, что сделанное этими людьми все равно было бы
сделано другими. Отвлеченно говоря, конечно, мы могли бы быть рождены
другими родителями, помимо наших настоящих отца и матери, но эта праздная
мысль о
просвещению, не были первоначальными созидателями этих благ. То, что они нам
дали, они сами приняли от прежних всемирно-исторических гениев, героев и
подвижников, на которых и мы дол жны распространять свою благодарную память.
Мы должны с наибольшею полнотою восстановить всю вереницу и духовных своих
предков, людей, через которых Провидение двигало человечество по пути к
совершенству. Благочестивая память о предках обязывает нас к де ятельному
служению им. Сущность этого служения, обусловленного сущностью всемирного
бытия вообще, предполагает для своего понимания и теоретическую философию и
эстетику. А здесь можно было только указать нравственную основу и принцип
этого дела - благоче стивое и благодарное почитание предков.
единого Отца Небесного, а, напротив, дает ей определенность и реальность. В
этих "избранных сосудах"62 почитается и то, что Он вложил в них; в этих
видимых образах невидимого Божества по знается и прославляется оно само. В
ком определенные образы воплощенного в истории провиденциального действия не
вызывают благодарности, благоговения и преклонения, тот еще менее будет
отзывчив на чистую мысль о Провидении. Действительное религиозное отн ошение
к высшему невозможно для того, кто никогда не испытал чувств, выраженных
поэтом:
религиозное чувство - может рассматриваться с трех сторон: как добродетель,
как правило действия и как условие известного блага.
стыдливых и бесстыдных, причем первые одобряются, а вторые порицаются;
следовательно, стыдливость признается как хорошее естественное качество или
добродетель. Но тем самым она отвлекает ся от частных случаев и возводится в
норму или в общее правило действия (а чрез то и в основание для оценки
действий), независимо от присутствия или отсутствия этой добродетели в том
или другом лице. Если стыдливость не есть что-нибудь хорошее в одном сл учае
и дурное в другом (как, например, зычный голос хоров в народном собрании и
дурен в комнате спящего больного), - если стыдливость сама по себе есть
добро, то разум требует от нас во всяком случае поступать сообразно с нею,
именно воздерживаться от вс ех действий постыдных, т.е. выражающих
преобладание низшей природы над высшею, и упражняться в действиях
противуположного характера. Сообразное этому правилу поведение в результате
приводит к постоянному самообладанию, к свободе духа и к его власти над м
атериальным бытием, т.е. к состоянию, дающему нам некоторое высшее
удовлетворение, или представляющему собою нравственное благо.
противоположность эгоизму, жестокости и злости), есть, во-первых, хорошее
личное качество или добродетель; поскольку она признается таковою или
ободряется, она дает норму для альтруистическ ой деятельности по правилам
справедливости и милосердия, а такая деятельность приводит к нравственному
благу истинной общественности или солидарности с другими, окончательно -
всеми живыми существами.
будучи естественным основанием добродетели, называемой благочестивы, дает
тем самым и разумное правило религиозного поведения; оно же приводит к
нравственному благу солидарности с пер вейшими причинами и носителями бытия:
с предками, с умершими вообще и со всем невидимым миром, обусловливающим
нашу жизнь с этой точки зрения.
соответствующими ей правилами действия и происходящим отсюда нравственным
благом нам нет надобности при более частном рассмотрении этического
содержания каждый раз становиться на все эти точки з рения, достаточно будет
ограничиться одною - точкою зрения добродетели, так как в ней логически
заключаются и две другие, вследствие чего строгого разграничения между ними
провести. Нельзя, в самом деле, отказать в качестве добродетельного человека
таком у, который неизменно поступает по правилам добродетели, хотя бы он при
этом лишь в слабой степени обладал соответствующим природным свойством или
даже отличался противоположным. С другой стороны, то, что я в отличие от
добродетели называю нравственным бл агом, есть также добродетель, по только
не в изначальном, данном, а в приобретенном состоянии, - норма деятельности,
превратившаяся во вторую природу.
словами, добродетель есть нормальное или должное отношение человека ко всему
(ибо нельзя мыслить качеств или свойств безотносительных). Должное отношение
не есть отношение одинаковое. Раз личая себя от другого, мы это другое
необходимо полагаем или определяем трояко: или как низшее (по существу), или
как подобное нам (однородное), или как высшее нас. Четвертого здесь,
очевидно, быть не может. Отсюда логически вытекает троякий характер дол
жного, или нравственного, отношения, ибо ясно, что относиться к низшему
(скажем, к влечению материальной природы) так, как если бы оно было высшее
(скажем - предписание божественной воли), никак не будет должным отношением;
точно так же противно должному будет, если мы к подобному себе (скажем -
человеческому) существу будем относиться или как к низшему (смотреть на него
как на бездушную вещь), или как к высшему (видеть в нем божество).
три вида добродетелей, соответственно трем областям, на которые необходимо
разделяется вся совокупность соотносящихся с нами предметов, - необходимо
потому, что человек не находит се бя ни безусловно господствующим, или
высшим, существом, ни безусловно подчиненным, или низшим, ни, наконец,
единственным в своем роде: он сознает себя существом средним, и притом одним
из многих средних; откуда - как прямое логическое следствие - выводит ся
тройственность его нравственных отношений. В силу этого одно и то же
качество или проявление может иметь совершенно различное и даже
противоположное значение, смотря по тому, к какой предметной области оно
относится. Так, умаление себя, или признание
называется смирением и есть добродетель, по отношению же к предметам
недостойным оно называется низостью и есть дело безнравственное. Точно так
же энтузиазм, когда он вызывается выс окими принципами и идеалами, без
сомнения, есть добродетель, по отношению же к предметам безразличным он есть
смешная слабость, а связанный с предметами низшего разряда, он становится
постыдной манией. Итак, от добродетелей в собственном смысле, которые
должным образом определенное, или соответствующее самому смыслу той или
другой из трех возможных областей жизненного отношения, - от этих
определенных и определяющих добродетелей следует
нравственного определения, или постоянного соответствия с известною сферой
должного, и потому могущие быть то добродетелями, то состояниями
безразличными, а то и пороками, причем,
соответствующею переменою названия для данного психологического свойства.
трех основных нравственных чувств: стыда, жалости и благоговения, уже на
одних логических основаниях необходимо было бы разделить всю полноту
нравственных отношений на три сферы, ил и принять три основные вида
добродетелей, как выражающих должное отношение человека к тому, что ниже
его, к тому, что подобно ему или однородно с ним, и к тому, что выше его.
благоговения перед высшим - перебрать все другие качества, которые в древние
Шломо Вульф
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Белов Вольф
Херберт Фрэнк