метьте, но не дольше. Если вы обругаете меня хотя бы один раз после это-
го, я вас отыщу где угодно.
лась: никто не шелохнулся, и смеху больше не было. Боге проехался по
улице, все так же ругая Шерборна, но довольно скоро повернул обратно;
остановился перед лавкой, а сам все ругается. Вокруг него собрался на-
род, хотели его унять, но он никак не унимался; ему сказали, что уже без
четверти час и лучше ему ехать домой, да поживее. Но толку из этого не
вышло. Он все так же ругался, бросил свою шляпу в грязь и проехался по
ней, а потом опять поскакал по улице во весь опор, так что развевалась
его седая грива. Все, кто только мог, старались сманить его с лошади,
чтобы посадить под замок для вытрезвления, но ничего не вышло - он все
скакал по улице к ругал Шерборна. Наконец кто-то сказал:
слушается. Если кто-нибудь может его уговорить, так это только она.
Минут через пять или десять Богс является опять, только уже не на лоша-
ди. Он шел по улице шатаясь, с непокрытой головой, а двое приятелей дер-
жали его за руки и подталкивали. Он присмирел, и вид у него был встрево-
женный; он не то чтоб упирался - наоборот, словно сам себя подталкивал.
Вдруг кто-то крикнул: "Богс! "
Шерборн. Он стоял неподвижно посреди улицы, и в руках у него был двуст-
вольный пистолет со взведенными курками, - он не целился, а просто так
держал его дулом кверху. В ту же минуту я увидел, что к нам бежит моло-
денькая девушка, а за ней двое мужчин. Богс и его приятели обернулись
посмотреть, кто это его зовет, и как только увидели пистолет, оба прия-
теля отскочили в сторону, а пистолет медленно опустился, так что оба
ствола со взведенными курками глядели в цель, Боге вскинул руки кверху и
крикнул:
дух. Бах! - второй выстрел, и он, раскинув руки, повалился на землю, тя-
жело и неуклюже. Молодая девушка вскрикнула, бросилась к отцу и упала на
его тело, рыдая в крича:
гивали шею и старались получше все рассмотреть, а стоявшие внутри круга
отталкивали и кричали:
весь город шел за ним, и я протиснулся вперед и занял хорошее местечко
под окном, откуда мне было видно Богса. Его положили на пол, подсунули
ему под голову толстую Библию, а другую раскрыли и положили ему на
грудь: только сначала расстегнули ему рубашку, так что я видел, куда по-
пала одна пуля. Он вздохнул раз десять, и Библия у него на груди подни-
малась, когда он вдыхал воздух, и опять опускалась, когда выдыхал, а по-
том он затих - умер. Тогда оторвали от него дочь - она все рыдала и пла-
кала - и увели ее. Она была лет шестнадцати, такая тихая и кроткая,
только очень бледная от страха.
раться поближе к окну и взглянуть на тело убитого, но те, кто раньше за-
нял место, не уступали, хотя люди за их спиной твердили все время:
Право, нехорошо, что вы там стоите все время и не даете другим взгля-
нуть! Другим тоже хочется не меньше вашего!
вышло. На улицах было полно народу, и все, видно, очень встревожились.
Все, кто видел, как стрелял полковник, рассказывали, как было дело; вок-
руг каждого такого рассказчика собралась целая толпа, и все они стояли,
вытягивая шеи и прислушиваясь. Один долговязый, худой человек о длинными
волосами и в белом плюшевом цилиндре, сдвинутом на затылок, отметил на
земле палкой с загнутой ручкой то место, где стоял Боге, и то, где стоял
полковник, а люди толпой ходили за ним от одного места к другому и сле-
дили за всем, что он делает, и кивали головой в знак того, что все пони-
мают, и даже нагибались, уперев руки в бока, и глядели, как он отмечает
эти места палкой. Потом он выпрямился и стал неподвижно на том месте,
где стоял Шерборн, нахмурился, надвинул шапку на глаза и крикнул: "Бо-
ге!" - а потом прицелился палкой: бах! - и пошатнулся, и опять бах! - и
упал на спину. Те, которые все видели, говорили, что он изобразил точка
в точку, как было, говорили, что именно так все и произошло. Человек де-
сять вытащили свои бутылки с виски и принялись его угощать.
кую-нибудь минуту все повторяли то же, и толпа повалила дальше с ревом и
криком, обрывая по дороге веревки для белья, чтобы повесить на них пол-
ковника.
бы с ног и растоптали в лепешку всякого, кто попался бы на дороге.
Мальчишки с визгом мчались впереди, ища случая свернуть в сторону; изо
всех окон высовывались женские головы; на всех деревьях сидели негритя-
та; из-за заборов выглядывали кавалеры и девицы, а как только толпа под-
ходила поближе, они очертя голову бросались кто куда. Многие женщины и
девушки дрожали и плакали, перепугавшись чуть не до смерти.
самого себя нельзя было расслышать. Дворик был небольшой, футов в двад-
цать. Кто-то крикнул:
валом повалили во двор.
стал, не говоря ни слова, такой спокойный, решительный. Шум утих, и тол-
па отхлынула обратно.
Тишина была очень неприятная, какая-то жуткая Шерборн обвел толпу взгля-
дом, и, на ком бы этот взгляд и остановился, все трусливо отводили гла-
за, ни один не мог его выдержать, сколько ни старался. Тогда Шерборн
засмеялся, только не весело, а так, что слышать этот смех было нехорошо,
все равно что есть хлеб с песком.
смех. С чего это вы вообразили, будто у вас хватит духу линчевать мужчи-
ну? Уж не оттого ли, что у вас хватает храбрости вывалять в пуху ка-
кую-нибудь несчастную заезжую бродяжку, вы вообразили, будто можете на-
пасть на мужчину? Да настоящий мужчина не побоится и десяти тысяч таких,
как ты, - пока на дворе светло и вы не прячетесь у него за спиной.
на Юге, жил на Севере, так что среднего человека я знаю наизусть. Сред-
ний человек всегда трус. На Севере он позволяет всякому помыкать собой,
а потом идет домой и молится богу, чтобы тот послал ему терпения. На Юге
один человек, без всякой помощи, среди бела дня остановил дилижанс, пол-
ный пассажиров, и ограбил его. Ваши газеты так часто называли вас храб-
рецами, что вы считаете себя храбрей всех, - а ведь вы такие же трусы,
ничуть не лучше. Почему ваши судьи не вешают убийц? Потому что боятся,
как бы приятели осужденного не пустили им пулю в спину, - да так оно и
бывает. Вот почему они всегда оправдывают убийцу; и тогда настоящий муж-
чина выходит ночью при поддержке сотни замаскированных трусов и линчует
негодяя. Ваша ошибка в том, что вы не захватили с собой настоящего чело-
века, - это одна ошибка, а другая та, что вы пришли днем и без масок. Вы
привели с собой получеловека - вон он, Бак Гаркнес, и если б он вас не
подзадоривал, то вы бы пошумели и разошлись.
Это вы не любите хлопот и опасности. Но если какойнибудь получеловек
вроде Бака Гаркнеса крикнет: "Линчевать его! Линчевать его!" - тогда вы
боитесь отступить, боитесь, что вас назовут, как и следует, трусами, и
вот вы поднимаете вой, цепляетесь за фалды этого получеловека и, бесну-
ясь, бежите сюда и клянетесь, что совершите великие подвиги.
идут в бой не оттого, что в них вспыхнула храбрость, - им придает храб-
рости сознание, что их много и что ими командуют. Но толпа без человека
во главе ничего не стоит. Теперь вам остается только поджать хвост, идти
домой и забиться в угол. Если будет настоящее линчевание, то оно состо-
ится ночью, как полагается на Юге; толпа придет в масках и захватит с
собой человека. А теперь уходите прочь и заберите вашего получеловека. -
С этими словами он вскинул двустволку и взвел курок.
тоже поплелся за другими, причем вид у него был довольно жалкий. Я бы
мог там остаться, только мне не захотелось.
мимо, я взял да и нырнул под брезент. Со мной была золотая монета в
двадцать долларов и еще другие деньги, только я решил их беречь. Почем
знать - деньги ведь всегда могут понадобиться так далеко от дома, да еще
среди чужих людей. Осторожность не мешает. Я не против того, чтобы тра-
тить деньги на цирк, когда нельзя пройти задаром, а только бросать их
зря тоже не приходится.