коллег. Невероятное оживление в зале -- что бы это могло означать? Вошли
телохранители и быстро смешались с толпой. Борис Теодорович Врангель в
партийном рвении, не хуже любого секретаря обкома, ринулся навстречу гостю.
У Протопопова был маленький, гордо поднятый в классовом самосознании
подбородочек. Врангелю, как своему по партийной иерархической этике, ткнул
не глядя руку, зато шефа "Курьера", как представителя временно независимых
"прогрессивных кругов планеты", облагодетельствовал улыбкой и значительным
рукопожатием.
жила, оказывается, и на московском Олимпе. -- ... Очень много сейчас работы
в связи с надвигающимися... -- Чем? чем? что надвигается? -- легкий ступор в
толпе. -- ... Надвигающимся юбилеем... -- Отлегло-- каким юбилеем, неважно,
дело обычное, юбилейное. -- ... Однако решил засвидетельствовать... газету
вашу читаю... не все в ней, уж извините, равноценно... однако в последнее
время... да, да, читаю не без интереса... -- Пауза, улыбка, понимай, как
знаешь. -- ... Мы всегда приветствовали развитие прогрессивной мысли в... --
Да неужели же произнесет слово "Крым", неужели что-то сдвинулось? -- ... В
Восточном Средиземноморье... -- Нет, ничего но. сдвинулось; нет? ничего не
сдвинулось? может быть, все-таки чуточку хоть что-то?
предзакатного неба. Товарищ Протопопов сделал глоток и щелкнул языком --
оценил! По слухам, ОНИ ТАМ если уж и пьют что-то, то лишь это. От
предложенного калача с икрой отказался с мягким юмористическим ужасом --
слежу, дескать, за фигурой. Нет-нет, что-то все-таки сдвинулось: такая
человечность!
продаваться в Москве рядом с "Известиями" и "Вечеркой", -- громко сказал
Лучников.
из охраны продолжали свое дело -- бесшумную зрительную инспекцию. Товарищ
Протопопов сделал еще глоток. Чудесная возможность -- комплимент "Новому
Свету", дерзость Лучникова отлетает в анналы политических бестактностей. Все
ждут. Пощелкивают исторические мгновения.
господин Лучников... -- Поднимается накат сдержанно-возбужденного шепота. --
Я ведь сказал, что не все в вашей газете равноценно, не так ли?.. -- Так,
так, вот именно так и было сказано, за руку товарища Протопопова не
поймаешь. -- ... Так вот, в дальнейшем все, конечно, будет зависеть от
взаимопонимания... -- "Букетики" просияли, чувствуя всеобщую нарастающую
экзальтацию. -- Планета у нас одна... морс у нас одно, товарищи... много у
нас общего, друзья... -- Все тут разом улыбнулись общей, открытой улыбкой.
-- ... Но много и разного, господа... -- Улыбка погасла-- не вечно же ей
сиять. -- ... Итак, я поднимаю бокал за взаимопонимание!..
одобряющий взгляд Врангелю, и, не торопясь, понимая и заботы охраны,
подготавливающей путь, и сохраняя, естественно, классовую солидность,
товарищ Протопопов отбыл.
Официальные гости быстро перешептывались между собой. Полуофициальные и
неофициальные писатели (а среди приглашенных были и такие едва ли не
подзаборные представители русской творческой мысли) хихикали между собой.
Кто из них предполагал, что вблизи увидит один из портретиков? Такое
возможно только в "Курьере", ребята, нет-нет, в самом деле мы живем во
времена чудес. Дипломаты, загадочно улыбаясь, заговорили тут же о балете, о
спорте, о русском шампанском, постепенно начали подтягиваться к выходу --
такая работа. Журналисты собрались вокруг Лучникова, делали вид, что заняты
светской болтовней, а на самом деле поглядывали на него, ждали statement.
Тимофеем Лукичом Протопоповым, редакцию газеты "Курьер" вполне устраивает.
чиркнули в блокнотах новомодными "монбланами" в стиле "ретро".
сказал на прощание Гангут, -- причислил-таки себя к прогрессивному
человечеству.
прощание международный обозреватель из "Правды" и хмыкнул, не дожидаясь
ответа, дескать, "пора, пора".
из "букетиков". -- Позвонили бы, посидели бы, поболтали бы, вспомнили бы
былое.
Удручающий день тлел в конце Кутузовского проспекта. Неловкость, вздор,
полная никчемность и бессмысленность "общего дела", Общей Идеи, Общей
Судьбы, всякой деятельности, всякой активности, глухая тоска и постыдность
терзали А. Лучникова, в молчании стоящего у окна. Пустые бутылки и ошметки
еды, обгрызенный калач со следом губной помады, будто тампон, -- вот
результаты бессмысленного "завтрака с шампанским". Бежать в Новую Зеландию.
Зеландии не соединилась у него с Таней, и это его испугало.
напившийся, все же один "букетик" (кажется, Лора, бывшая танцорка
мюзик-холла) да возле нее трое каких-то молодчиков деловито обсуждали вопрос
-- кто возьмет на себя джентльменские обязанности по доставке "букетика" в
более подходящую диспозицию.
него растерянно, и поза какая-то была неловкая и скованная. Могла бы,
конечно, уйти, не прощаясь, но вот напоминаю о себе. Ничего больше, только
лишь напоминание. Конечно, она почувствовала, что он начисто забыл про нее.
Чутье у Татьяны Луниной было сверхъестественное.
Лучников подумал, что из этого красавца атлета настойчиво уже выпирает
кто-то другой -- очень немолодой и не очень здоровый человек. Может быть,
иллюзия эта возникла из-за, излишней его быковатости, быковатости, явно
преувеличенной нынешней от-вет-ствен-ностью как представителя советских
спортивных организаций.
явно не сразу до него дошел смысл приглашения. Редактора буржуазной газеты
-- к чаю?
по-домашнему... -- Неожиданный для нее самой дерзостный ход на глазах
переменил Татьяну. Лучников увидел ту, которая поразила его десять лет
назад, -- лихую московскую девку, которая может и, как шлюха, дать
где-нибудь в ванной, а может и влюбить в себя на всю жизнь.
кстати. Мне что-то, знаете ли, тошно как-то стало...
проговорил Лучников.
десятиборец.
ответила она ему тем же путем. У Лучникова в арендованном "жигуленке" всегда
лежало на всякий случай несколько фирменных бутылок и блоков сигарет. Все
это он сейчас свалил на столик в прихожей Татьяниной квартиры. Свалил и,
услышав из глубины квартиры детские голоса, ужаснулся: о детях-то он забыл
-- ни жвачки, ни кока-колы, ни автомобильчиков "горджи" с собой нет. Он
почему-то никогда не думал о Татьяниных детях, и она сама никогда не
говорила с ним ни о двенадцатилетней Милке, ни о девятилетнем Саше.
не могла быть дочь Татьяны. А вот Саша. Арсюша, Андрюша, Антоша и Саша --
вдруг выстроилась в голове Лучникова такая схема. Он испугался. Лобастый
стройненький мальчик, кажется, грустный. Как раз десять лет назад мы с
Танькой и встретились. Тогда я уволок ее с какой-то пьянки и без всяких
церемоний... Да неужели? Глаза серые, и у меня серые, но и у десятиборца
серые. Челюсть крепкая, и у меня крепкая, а у десятиборца-то просто утюг...
В полной растерянности Лучников подарил Саше свой "Монблан" с золотым пером.
В проеме кухонной двери появилась Татьяна.
одновременно пожала плечами и так застыла с обезьяньей греховной мордочкой.
Это было очень смешно, и все засмеялись -- и Лучников, и дети, а Танька еще
попрыгала, подтанцевала на месте: елочка-дешевочка.
бутылками французского коньяка, дескать, мы тоже не лыком шиты.
напротив Лучникова и налил хрустальные рюмки -- всем располагаем, и коньяк и
хрусталь, -- вроде он именно к нему пришел, этот любопытный иностранец;
мужчина же, значит, к мужчине.
Каргалов Вадим
Лукьяненко Сергей
Маркеев Олег
Маккарти Кормак
Лукин Евгений
Глуховский Дмитрий