его подобием. Они никогда еще не видели такого множества молящихся и ни-
когда не видели, чтобы так молились. Здесь были не просто хасиды, но и
хабадники,* которые бог знает что вытворяли во время молитвы-всплескива-
ли руками, прищелкивали пальцами, затягивали странные мелодии, завывали,
распевали "бим-бам-бам", заливались, захлебывались в исступлении на нес-
колько минут, а затем снова завывали и щелкали пальцами. Для переяславс-
ких ребят такой способ молиться был новостью. Они смотрели на это, как
на спектакль. Но любопытней всего то, что их дедушка перещеголял всех
молельщиков в старой молельне, хотя был не "хабадником", а только хаси-
дом, но со своими особенными повадками, обычаями и своими сумасбродства-
ми. По субботам и по праздникам он обычно оставался в синагоге позже
всех. Дядя Ица, который жил в другой половине дома, уже давно сидел за
столом. Из печи доносился запах фаршированной рыбы и праздничных яств,
так что ныло сердце и сосало под ложечкой, а дедушка все еще молился и
пел. Бабушка Гитл уже несколько раз втихомолку подсовывала внукам, детям
ее Хаи-Эстер, по куску коврижки, чтоб хоть немножко заморить голод, и
говорила со смешком:
из своей половины: "Отца нет еще? Ха-ха-ха!" Мало того что он уже поел,
он еще издевается. Но наконец-то бог смилостивился - дедушка явился. Он
влетел в комнату с торжественным приветствием, волоча резтевулку4 рука-
вами по полу. Он начал читать "Кадеш" с такими громкими возгласами, ко-
торые, наверно, слышны были на соседней улице.
масбродные выходки и вести себя по-человечески,-заметила ему бабушка.
где-то далеко, в ином мире. Одной рукой он подносил еду ко рту, а другой
перелистывал какую-то старую книгу и, слегка покачиваясь, заглядывал в
нее одним глазом, другим же посматривал на внуков и тяжко вздыхал. Вздо-
хи эти относились к сиротам, чьи души погрязли в мирском и, поддаваясь
духу зла со всеми его соблазнами, заняты только едой... После ужина он
упрекнул их в этом, прочитал длинное нравоучение, так что еда стала у
них поперек горла: и фаршированная рыба со свежей халой, и сладкий цимес
из пастернака, и все прочие праздничные яства, которые разбитая парали-
чом бабушка только при ее уме смогла приготовить наилучшим образом.
Судного дня у дедушки в Богуславе отличался двумя редкими церемониями,
которые произвели на сирот особенно сильное впечатление. Первой церемо-
нией был обряд "капорес"*- в ночь перед кануном Судного дня; обряд "ка-
порес" они совершали и дома, но здесь, в Богуславе, все было по-иному.
Бабушка Гитл взяла дело в собственные руки. Она сама совершила обряд
"капорес" с детьми своей дочери. Подозвав к постели всю ораву, она дала
мальчикам по петуху, а девочкам по курице, открыла свой большой молит-
венник и указала скрюченными пальцами нужную молитву. Старшие читали мо-
литву сами, а младшие, девочки, повторяли за бабушкой слово в слово,
громко, нараспев: "Сыны человеческие, сидящие во тьме и смертной тени,
окованные скорбью и железом". Бабушка при этом плакала так, как плачут
по покойнику. Когда же черед дошел до самой младшей сиротки, до годова-
лой девочки, бабушка чуть не лишилась чувств. Глядя на нее, расплакались
маленькие, а глядя на них, - и старшие. Комната наполнилась рыданиями. В
ту горькую субботу, когда мать их, покрытая черным, лежала на полу, дети
не пролили и десятой доли слез, пролитых ими теперь.
по возвращении из старой молельни, где ребята набили полные карманы пря-
никами, которыми их одарял главный староста синагоги. Дедушка еще нака-
нуне, после обряда "капорес", приказал детям, чтобы они после утренней
молитвы пришли к нему для благословения.
старой износившейся атласной капоты он напялил кацавейку из какой-то
странной, очень жесткой и шумящей материи, которую в наши времена не
достать ни за какие деньги. На голове у него была круглая меховая шапка
с кистями, а на открытой шее - широкий белоснежный воротник с острыми
концами. Капота была подпоясана широким поясом с длинной бахромой и пом-
понами. Ужасающе огромные усы и густые брови выглядели на сей раз не так
строго, и все лицо дедушки казалось теперь мягче, приветливей, всепроща-
ющим.
ласил он ребят в свою тесную темную каморку с кожухами. Здесь он возло-
жил на каждого руки в широких атласных рукавах и, закрыв глаза, запроки-
нув голову, тихо что-то шептал, кряхтя и вздыхая. Когда он кончил, сиро-
ты посмотрели ему в лицо и увидели, что глаза его покраснели и блестят,
а ресницы, усы и борода мокры, мокры от слез.
дедушка веселится вместе с богом
после трапезы. Строил шалаш дядя Ица, а сироты ему помогали. Но распоря-
жался всем дедушка, он давал указания как главный архитектор.
всего то, что дедушка и дядя Ица не разговаривали между собой. Они были
в ссоре. Бабушку это очень огорчало-единственный сын, единственный, кто
будет читать "кадеш" по ней, да не случится это раньше, чем через сто
двадцать лет, и не разговаривает с отцом!
дяди. На каждом столе было отдельно приготовлено вино для освящения тра-
пезы, хала и подсвечники со свечами. Тетя Сося совершала благословение
над свечами у своего стола, бабушку Гитл вынесли вместе с постелью, что-
бы она могла совершить благословение у своего стола. Потом из молельни
вернулся дядя Ица и стал ждать, пока дедушка удосужится, наконец, прийти
и первым освятить трапезу.. Нельзя же быть столь невежливым по отношению
к родителю: "Чти отца своего!" Каждую минуту дядя Ица выбегал из дому и
заглядывал в шалаш, и всякий раз с другим замечанием: "Его нет еще?" -
"Что-то в этом году у хасидов затянулось дольше, чем всегда".-"Скоро и
свечи догорят, придется лечь впотьмах". Ребята злорадствовали, глядя на
дядю Ицу,-бездушный, черствый человек, пусть и он почувствует, каково
быть голодным!
цев с праздником, он достал молитвенник реб Якова Эмдена,* маленький, но
толстый и увесистый, уселся и стал читать молитву за молитвой, молитву
за молитвой. А из кухни, как назло, доносился вкуснейший запах рыбы с
наперченным фаршем, свежие поджаристые халы как будто дразнили: "Если вы
обмакнете нас в горячий рыбный соус, то почувствуете настоящее райское
блаженство..." Но дедушка как ни в чем не бывало продолжал свое-он читал
молитвы. Свечи в шалаше уже гасли-а он все читал; дети проголодались
чуть не до потери сознания, и спать им хотелось, - а он все читал..
Вдруг дедушка очнулся, подбежал к столу и отбарабанил наскоро празднич-
ный "кидуш",* отчего все сразу повеселели. Вслед за ним пробормотал ки-
душ и дядя Ица у своего стола. Затем все мальчики проделали то же самое
поодиночке, а бабушка в это время, по обыкновению, пустила слезу. Короче
говоря, прошло еще немало времени, пока наконец удалось обмакнуть кусо-
чек халы в мед, попробовать рыбу и ощутить острый вкус перца на кончике
языка.
хуже. Наконец в ночь на праздник торы дядя Ица не стерпел и, зазвав пе-
реяславских ребят на свою половину, сказал им:
синагогу...
улице была тьма кромешная. Все уже давно сидели дома и ужинали, синагоги
были закрыты и погружены во мрак. Только в старой молельне светилось
оконце. Дети тихонько приоткрыли дверь и, заглянув внутрь, увидели та-
кое, что глазам своим не поверили. Во всей синагоге был только один че-
ловек-дедушка Мойше-Иося. Облаченный в талес, держа в одной руке молит-
венник Якова Эмдена, а другой прижимая к груди свиток торы, он медленны-
ми шажками обходил возвышение посреди молельни, громко распевая, словно
кантор: "Покровитель бедных, да поможет нам!.."
ха. Они схватились за руки и помчались во весь дух домой.
до слез. И у детей появилась неприязнь не к дедушке, а к дяде Ице.
Дедушка был неузнаваем. Дети помнили еще по Воронке веселье, которое
наступало в этот праздник. Все в местечке были пьяны, как библейский
Лот. Все, начиная с раввина и кончая приставом,-да простится мне упоми-
нание их рядом,-все пили водку, плясали и выкидывали такие коленца, что
можно было лопнуть со смеху.
Даже дядя Пиня, сильно опьянев, плясал казачка. Забавно было смотреть,
как хасид в длинном талескотне отплясывает казачка. О Доде Кагановое и
говорить нечего. Изрядно выпив, он ругательски ругал всех добрых друзей
и всячески обзывал их, все это якобы добродушно, лобызаясь с ними. Люди
врывались в чужие дома, поздравляли хозяев с праздником, вытаскивали из
печи все, что там находилось, извлекали из погреба соленья, и водка ли-
лась, как вода. Но это было ничто в сравнении с тем, что переяславские
ребята увидели здесь, в еврейском городе Богуславе. Дома, улицы, булыж-
Русанов Владислав
Панов Вадим
Пехов Алексей
Семенова Мария
Каменистый Артем
Посняков Андрей