Чтение 30–й страницы книги ~Кенгуру~

- Она холодеет?

- Дрожит? Дергается? Немеет?

- При ходьбе ломит суставы? - спросили шлепанцы, фетровые ботики,
разные ботинки, валенки, бурки и прочая обувь. Сталин монотонно отвечы на
каждый вопрос: "Беспокоит... беспокоит... беспокоит". А нога евоная совсем
по нахаловке распелась: "Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка
не отдадим..." Шлепанцы не выдержали и жестко говорят:

- Для меня вы, товарищ Сталин, всего навсего пациент. Я должен знать
точно, на что вы жалуетесь. Что у вас все-таки с ногой?

- Она - сволочь, сволочь, сволочь! - взвизгнула левая нога, не выдержав
унижения.

- Беспокоит. Приступайте к лечению, - ответил Сталин,

- Шприц! - сказали шлепанцы, и нога, Коля, вмиг прекратила долдонить
песенки совкомпозиторов.

- Отставить шприц. Больше не беспокоит, - с облегчением сказал Сталин и
спросил с юморком. - Если ее ампутировать, то не будет вообще беспокоить?

- О хирургическом вмешательстве говорить еще рано, - резко оборвали его
шлепанцы.

- Если она, однако, начнет беспокоить меня на конференции, - Сталин
погладил коленку правой ноги, - попрошу Бурденко оторвать вам все ваши
головы! Нейрохирург он неплохой.

Левая нога было попробовала забраться на правую, но та ее скинула.

- Сдайте, пожалуйста, товарищ Сталин, на анализ мочу и кал, - попросили
бурки. Они больше всех боялись вождя.

- Этим делом у меня занимается хозянство инженер-майора Аганалова, -
сказал Сталин. Кто-то что-то доложил Молотову, тот Сталину. Всю обувь,
которая рядом была, как ветром сдуло. Сталин встал и неспеша двинулся
кому-то навстречу, а рядом с его креслом поставили еще два. Вот пропал он с
моих глаз. Где-то затрекали по-английски, кинооператор с треногой и огромной
задницей заслонил от меня все видимое пространство, и я, рискуя
зашухариться, зашипел: - Встань левей, кретин важнейшего из искусств!

Мгновенно отошел и даже не оглянулся. Ног и брюк генеральских,
дипломатических и заграничных столпилось около кресел множество. Наконец
показались сталинские штиблеты, коричневые здоровяки-полуботинки, а между
Сталиным и - это я сходу просек - Черчиллем ехала коляска из белого металла
на велосипедных шинах В коляске Рузвельт сидел. Ноги пледом шотландским
укрыты. Коляску толкал переводчик.

- Я бы с удовольствием, господин Рузвельт, прокатил вас по этим
дорожкам сам, - сказал Сталин, - но боюсь, что ваша так называемая свободная
пресса превратит безобидную прогулку в символ того, как Россия неизвестно
куда толкает Америку. Ха-ха-ха! Рузвельт и Черчилль тоже хихикнули.
Рузвельта на руках перенесли в кресло. Сталин и Черчилль сели слева и
справа. У Сталина настроение мировое, Крым хвалит, про царя Николая и какие
он бардаки здесь закатывал несет околесицу и советует глубже дышать
хвойно-морским воздухом своим высоким гостям. А Черчилль, как старый морской
волк, ворчит, что, дескать, зюйд-вест доносит до него запах дерьма, и что
такой зловонной вонищи он не нюхивал аж с самого 1918 года. Он просит
президента и маршала, пожалуйста принюхаться к его всего-навсего
предположению. Рузвельт мягко и вежливо сказал, что у него аллергический от
эфироносных растений насморк. Сталин же неожиданно согласился с Черчиллем,
что, действительно, несет дерьмом, как на допросах Каменева и Зиновьева, но
только, говорит, это не так называемый зюйд-вест, а откуда-то сверху. Зовет
начальника караула. Подбегает. Каблук об каблук - стук.

- Товарищ маршал! Начальник караула генерал-майор Колобков явился по
вашему приказанию!

- Кто у вас смердит вон на том дереве? - спросил Сталин.

- Ефрейтор Симвалиев, товарищ маршал.

- Снимите его с поста и подведите с подветренной стороны.

- Есть! - Генерал подбежал к кедру. - Ефрейтор Симвалиев, покинуть
пост!

- Есть покинуть пост!

- Двигаться осторожней и против ветра!

- Есть, против ветра!

Вижу, повис Симвалиев на суку, спрыгнуть хочет, а галифе его местами
набухли оттого, что он в них навалил, нахавамшись по кремлевской усиленной
норме. Да, думаю, время срать, товарищ Сталин, а мы с вами еще не жрали.
Тебе все же, Симвалиев, легче. - Вы поразительно хорошо знаете солдатскую
службу, - говорит Рузвельт Сталину.

- Я желаю, чтобы и ваши, с позволения сказать, часовые не покидали
своих постов ни при каких обстоятельствах, - отвечает Сталин. Ты воевал,
Симвалиев?

- Так точно. Трижды ранен в живот.

- Молодец. Генерал Антонов, разжалуйте Колобкова и посадите на кедровый
сук. Пусть хлебнет солдатской жизни. Тыловой кот. Симвалиева наградить
медалью "За отвагу", произвести в офицеры и после победы назначить
секретарем Союза Писателей. Там такие люди нужны. Пусть создает романы на
темы международной жизни. Ра-зой-дись, а то ветер переменился.

Черчилль засмеялся. Все слиняли.

- У меня неожиданно появилось так называемое хорошее настроение, -
говорит Сталин. - А как у вас, господин президент?

- Я чувствую себя отлично. Я думаю, что наша встреча будет удачной.
Трудности, скажу без дипломатических обиняков, я предвижу лишь в разговоре о
Польше, а вопросы об ООН, репарациях, освобожденной Европе, о ваших
исстрадавшихся по родине военнопленных и так далее не представляются мне
сложными. О неразрешимости их я и мои советники предпочитаем не думать
вообще.

- Согласен, - говорит Сталин, а правая его нога с большой симпатией
покнокивает то на Рузвельта, то на Черчилля. Левая же забралась под кресло,
как обоссанная кошка.

- Ах, польский вопрос... Польский вопрос! - говорит Черчилль. Не хотите
ли, маршап, сигару? Гаванна.

- Благодарю. Я в некоторых вопросах консерватор.

- Ха-ха-ха! - загрохотал Черчилль. - Я представил сейчас картину
послевоенного мира, если бы маршал, испытав ужасы экстремизма Гитлера, стал
вдруг консерватором и в области политической морали... если бы Россия вышла
из горнила войны великой и демократической державой. Золотой век
международных отношений в сей миг не кажется мне, господа, утопией. Не
хватит ли враждовать вообще?

- Я понял мысль премьер-министра, - говорит Рузвельт, - Америка готова
быть союзником России во времена Мира. Союзником в деле восстановления
Европы и ликвидации разрухи. Поистине общей целью Великих держав должны быть
мир и благоденствие народов нашей многострадальной планеты. Что вы скажете,
господин Сталин? Сталин, конечно, задумался, а правая нога, истосковавшись,
видать, по порядочному обществу, прижалась на миг сиротливо и ласково к
левой ноге Рузвельта. Левая же сталинская, случайно якобы, наступила на
правый здоровячок - ботинок Черчилля. Черчилль тоже на нее наступил и
говорит:

- Это, господин Сталин для того, чтобы не ссориться.

- Сталин! Кацо! Послушай! - вдруг, охренев, как я понял, от радужных
перспектив, воскликнула правая нога вождя, вскочив на левую. - Дело они
говорят, дело! Хватит мудохаться с этим вонючим марксизмом-ленинизмом! Тебе
же седьмой десяток пошел, корифей хуев! Сколько можно жить в туфте, среди
говноедов и ублюдков вроде плоскорожей камбалы Молотова, амбала Кагановича и
хитрого Маленкова? Разгони ты их дубовым дрыном! Дай Берии приказ
разоблачить лже-теорию базисов и надстроек... Верни землю крестьянам, сними
удавку с горлянки экономики, поживи остаток дней как человек, распиздяй. И
мир ты посмотришь и погуляешь от пуза, и стоять у тебя опять будет, как в
гражданскую войну, и отпустят тебе все церкви мира кровавые твои грехи, и
слава твоя воссияет не туфтовая, а истинная и небывалая. Сделай, Сосо, прошу
тебя, поворот на 180 ! Сделай! У тебя и друзья преданные появятся, и слезы
благодарности из глаз людских потекут! Сделай поворот! Ты же умеешь!

- А что, если действительно представить себе невозможное, - говорит
вождь, - представить Сталина, реформируаащего марксистско-ленинское учение,
возвращающего НЭП и, наконец, допускающего существование Бессмертия Духа и
так называемого Демиурга?

- Ну, почему, Соса, невозможное? Почему? - страстно спросила нога, -
Представь! Представь!

- Я лично представил себе это, несмотря на бедность воображения, -
сказал Черчилль. - Дух захватывает,как от армянского коньяка! - Ошеломляющая
перспектива! - согласился Рузвельт. Сталин тоже, очевидно, представил себе
всю эту картинку.

- А главы Великих держав по очереди исполняли бы обязанности
Генеральных Пастырей Народов Мира, - мечтательно сказал он после долгой
паузы. - ГЭПЭЭНЭМ... ГЭПЭЭНЭМ... Сокращенно.

- Ты знаешь, Сосо, как приятно побыть субъективным идеалистом хотя бы
недельку на Женевском озере! - воскликнула правая нога. - Позагорать, поесть
шашлык с Чарли Чаплиным, поцеловагь шоколадный сосок Ингрид Бергман,
лимонный сосок Марлен Дитрих. Жеть с Карузо "Сулико"...

Тут к Сталину, дорогой мой Коля, внимательно и тоскливо сдушавшему
выступление своей либеральной конечности, подходит Молотов, отводит вождя в
сторонку и что-то шепчет на ухо, а Стадии изредка прерывает его наушничество
вопросами: "Сознался сам?" "Связи установлены?" "В его планы входило
физическое уничтожением' - Господа! - обратился он, наконец, к союзничкам. -
Мир будет сохранен и упрочен, когда народы возьмут дело мира в свои руки и
будут отстаивать его до конца. Вы, империалисты, хотели бы убаюкать нас,
коммунистов, разговорами о золотом веке международных отношений, а сами
наводняете Советский Союз своей агентурой. Вот и сегодня, господин Черчилль,
наши органы обезвредили вашего шпиона Дауна, окопавшегося в непосредственной
близости от меня. Ай-ай-ай! Мы приносим свои извинения "Интеллидженс
сервис." - Поверьте, маршал... - начал было оправдываться Черчилль, но тут