Чтение 30–й страницы книги ~Синяя борода~

себя специалистами по противоздушной маскировке, но ведь очевидно, что это
дело саперов.

А немного позже продолжал:

- Маскировкой, естественно, лучше всего заниматься художникам, я пока
единственный художник в Инженерном корпусе, но, наверно, наберут и других.
x x x

Срабатывала ли эта вкрадчивая и ловкая левантийская приманка? Судите
сами.

Покрывало с картины торжественно сняли на церемонии отставки генерала.
Я закончил строевую подготовку и получил звание обученного рядового. Самый
обыкновенный солдат с устаревшей винтовкой "Спрингфилд", я стоял в строю
перед задрапированным помостом, где был установлен мольберт с портретом, а
генерал держал речь.

Он говорил об аэрофотосъемке и о том, что обязанность саперов - обучить
все службы маскировочным работам. Он объявил, что, согласно его последнему
приказу, все солдаты и сержанты, имеющие "художественные навыки",
приписываются к вновь созданному маскировочному подразделению под командой -
вы только послушайте: - "Старшего сержанта Рабо Карабекяна. Надеюсь, я
правильно произнес его имя?"

Правильно, еще как правильно!
x x x

Я служил старшим сержантом в форте Бельвуар, когда прочел в газете о
смерти Дэна Грегори и Фреда Джонса в Египте. Мерили не упоминалась. Хоть они
и носили итальянскую военную форму, но были штатскими, и обоим посвятили
почтительно написанные некрологи, ведь Америка тогда еще не вступила в
войну. Итальянцы еще не были врагами, а англичане, убившие Грегори и Фреда,
еще не были союзниками. В некрологе, помню, говорилось, что Грегори,
наверно, - самый известный художник за всю историю Америки. Фред отправлялся
на Страшный суд асом первой мировой войны, хоть им и не был, и пионером
авиации.

Меня, разумеется, больше всего интересовала Мерили. Она еще молода,
по-прежнему красива, и, конечно, найдет кого-нибудь побогаче меня, кто о ней
позаботится. В моем положении мечтать о ней не приходилось. Военным платили
мало, даже старшим сержантам. И не предвиделось распродажи Святых Граалей со
скидкой в гарнизонном магазине.
x x x

Моя страна, наконец, тоже начала воевать, как и все остальные; меня
произвели в лейтенанты, и я служил, можно сказать, воевал в Северной Африке,
Сицилии, Англии и Франции. В конце концов пришлось сражаться и на границе
Германии, я был ранен и захвачен в плен, не сделав и выстрела. Та самая
белая вспышка - и все.

Война в Европе кончилась 8 мая 1945 года. Русские еще не успели
захватить наш лагерь военнопленных. Меня вместе с сотнями офицеров из
Великобритании, Франции, Бельгии, Югославии, России, из Италии, которая
перешла на сторону бывших врагов, из Канады, Новой Зеландии, Южной Африки и
Австралии, словом, отовсюду отправили этапом из лагеря на еще не захваченную
территорию. Од- нажды ночью наши охранники исчезли, и мы проснулись на краю
огромной зеленой долины, где теперь проходит граница между Восточной
Германией и Чехословакией. Внизу, в долине, было тысяч десять людей -
выжившие в лагерях смерти, угнанные в Германию на работы, сумасшедшие,
выпущенные из лечебниц, уголовники, выпущенные из тюрем, пленные офицеры и
солдаты всех армий, воевавших против Германии.

Какое зрелище! Запоминается на всю жизнь! Но и это еще не все: в долине
этой были и последние остатки гитлеровской армии, в изодранной в лохмотья
форме, но с орудиями убийства, в полном боевом порядке!

Незабываемо!
26

Кончилась моя война, и моя страна, где единственный человек, которого я
знал, был китаец из прачечной, полностью оплатила косметическую операцию на
том месте, где когда-то у меня был глаз. Ожесточился ли я? Нет, просто был
обескуражен, так же - теперь я это понимал, - как и Фред Джонс в свое время.
Ни ему, ни мне возвращаться было некуда.

Кто оплатил операцию в госпитале форта Бенджамен Харрисон, под
Индианаполисом? Высокий тощий мужчина, суровый, но справедливый,
откровенный, но проницательный. Нет, не Санта Клаус, чьи изображения,
которые на Рождество вы видите во всех торговых галереях, в основном
копируют рисунок Дэна Грегори из журнала "Либерти", сделанный в 1923 году.

Нет, на Санта Клаус, а Дядя Сэм.
x x x

Я уже говорил, что женился на медицинской сестре из своего госпиталя.
Говорил, что у нас два сына, которые больше со мной не разговаривают. Они
теперь даже не Карабекяны. Они официально поменяли фамилию на Стил: их отчим
- Рой Стил.

Однажды Терри Китчен спросил меня, зачем я женился, раз уж так обделен
даром семьянина.

- В послевоенных фильмах все женились, - не думая ответил я.

Разговор этот происходил лет через пять после войны.

Мы, должно быть, валялись на раскладушках, я купил их для студии,
которую мы сняли около Юнион-сквер. На этом чердаке Терри не только работал,
но и жил. Я тоже завел привычку проводить там две или три ночи в неделю,
когда обнаружил, что не очень-то мне и рады в квартире на цокольном этаже
неподалеку, где жили жена и дети.
x x x

Чем могла быть недовольна моя жена? Я бросил работу агента по
страхованию жизни в фирме "Коннектикут Дженерал". Почти все время я был
отравлен не только алкоголем, но страстью к закрашиванию огромных полотен
одноцветным Дура-Люксом. Арендовал картофельный амбар и сделал основной
взнос за дом на Лонг- Айленд, где тогда никто не жил.

И в разгар этого семейного кошмара пришло заказное письмо из Италии,
где я никогда не был. Меня просили приехать во Флоренцию, оплачивали
расходы, чтобы я выступил свидетелем в суде по делу о двух картинах, Джотто
и Мазаччо, которые американские солдаты изъяли у немецкого генерала в
Париже. Картины эти передали в мое подразделение экспертов, чтобы внести их
в список и отправить на склад в Гавр, где специально упаковывали и хранили
произведения искусства. Генерал, ясное дело, украл их из частного дома,
когда гитлеровская армия отступала через Флоренцию на север.

Упаковкой в Гавре занимались итальянские военнопленные, до войны
работавшие по этой части. Один из них ухитрился переправить обе картины жене
в Рим, где тайно хранил их, не показывая никому, кроме ближайших друзей.
Настоящие владельцы пытались вернуть картины через суд.

Итак, я отправился во Флоренцию, а в газетах, в связи с процессом,
замелькало мое имя, поскольку за переправку картин из Парижа в Гавр отвечал
я.
x x x

У меня была тайна, которую я до сих пор никому не выдал: кто был
иллюстратором, навсегда им и останется. И так уж получалось, что за своими
композициями из выдавленных цветных полос, наложенных на огромное ровное
поле Сатин-Дура-Люкса, я всегда видел какую-нибудь историю из жизни. Она
приходила в голову сама собой, как незатейливая затасканная мелодия, а
придет - уж не отделаешься: кладу полосу и вижу за ней душу, сущность
какого- нибудь человека, а то и животного.

Я выдавливал полосу, а неумирающий голос иллюстратора нашептывал,
например: оранжевая полоса - душа полярного исследователя, оставшегося в
одиночестве, а белая - душа полярного медведя, который на него сейчас
кинется.

Более того, эти фантазии воздействовали и по-прежнему воздействуют на
мое восприятие реальных сцен жизни. Вот двое болтают на перекрестке, а я
вижу не только их плоть и одежду, но еще узкие вертикальные цветные полосы
внутри них, даже, в общем- то, скорее не полосы, а неяркие неоновые трубки.
x x x

В последний свой день во Флоренции, вернувшись около полудня в отель, я
обнаружил оставленную для меня внизу записку. Вроде бы у меня не было в
Италии знакомых. Записка на дорогой бумаге с величественным гербом гласила:

_На_свете_не_так_уж_много_Рабо_Карабскянов._Если_Вы_и_не_
_тот,_все_равно,_приходите._Я_без_ума_от_армян._А_кто_от_них_не_
_без_ума?_Вы_потрете_ступни_о_мои_ковры,_и_вспыхнут искры._
_Звучит_забавно?_К_черту_современное_искусство._Наденьте_что-_
_нибудь_зеленое._

И подпись: _Мерили,_Графиня_Портомаджьоре_(дочь_шахтера)._

Вот это да!
27

Я позвонил ей из отеля моментально. Она спросила, могу ли я прийти
через час на чай. Конечно, могу! Сердце колотилось как бешеное.

Она жила всего в четырех кварталах от гостиницы, во дворце, построенном
в середине пятнадцатого века Леоном Баттиста Альберти для Инноченцо ди
Медичи Невидимого. Крестообразное здание, четыре крыла, в центре ротонда
двенадцати метров в диаметре, из стен полувыступают восемнадцать коринфских
колонн высотой четыре с половиной метра. Над капителями колонн световой
барабан, стена с тридцатью шестью окнами. А над нею купол, расписанный
изнутри - Богоявление с Вседержителем, Иисусом, Девой Марией и ангелами,
глядящими вниз из облаков, творение Паоло Уччелло. Пол террасы украшен
работой неизвестного мастера, скорее всего венецианца, - фигуры крестьян,
собирающих урожай, выпекающих хлебы, давящих виноград и все такое.
x x x

Несравненный Рабо Карабекян не демонстрирует здесь, позвольте заметить,
ни своей эрудиции, ни уникальной армянской памяти, ни знания метрической
системы мер. Вся информация почерпнута из книги, которая только что вышла в
издательстве "Альфред А. Кнопф Инкорпорейтед" и называется "Сокровища
искусств в частных коллекциях Тосканы", текст и фотографии южнокорейского
политэмигранта по имени Ким Бум Сук. В предисловии сообщается, что это