Чтение 30–й страницы книги ~Зона~

- Вы принесли команде несколько ЧП. Вы срываете политзанятия. Задаете
провокационные вопросы лейтенанту Хуриеву. Вчера учинили побоище с нехо-
рошим, шовинистическим душком. Вот медицинское заключение, подписанное
доктором Явшицем...

Капитан достал из папки желтоватый бланк.

- Товарищ капитан, - вставил Богословский, - написать можно что угод-
но.

Токарь отмахнулся и прочел:

- "...Сержанту Годеридзе нанесено телесное повреждение в количестве
шести зубов..." Он выругался и добавил:

- "...От клыка до клыка - включительно..." Что вы на это скажете?

- Авитаминоз, - сказал я.

- Что?!

- Авитаминоз, - говорю, - кормят

паршиво,

Зубы у всех шатаются. Чуть заденешь, и привет-Капитан подозрительно
взглянул на дверь. Затем

распахнул ее. Там стоял Фидель и подслушивал.

- Здрасьте, товарищ капитан, - сказал он.

- Ну вот, - сказал Токарь, - вот и прекрасно. Петров вас и отконвои-
рует.

- Я не могу его конвоировать, - сказал Фидель, - потому что он мой
друг. Я не могу конвоировать друга. У меня нет антагонизма...

- А пить с ним вы можете?

- Больше не повторится, - сказал Фидель.

- Достаточно, - капитан поправил гимнастерку, - снимайте ремень. Я
снял.

- Положите на стол.

Я бросил ремень на стол. Медная бляха ударила по стеклу.

- Возьмите ремень! - крикнул Токарь. Я взял.

- Положите на стол! Я положил.

- Ефрейтор Петров, берите оружие и марш к старшине за документами!

- Автомат-то зачем?

- Выполняйте! А то - поменяетесь местами! Тут я говорю:

- Поесть бы надо. Не имеете права голодом морить.

- Права свои вы знаете, - усмехнулся Токарь, - но и я свои знаю...

Когда мы вышли, я сказал Фиделю:

- Ладно, не расстраивайся. Не ты, значит - другой...

Затем мы позавтракали овсяной кашей. Сунули в карманы хлеб. Оделись
потеплее и вышли на крыльцо.

Фидель достал из подсумка обойму, тут же, на ступеньках, зарядил ав-
томат.

- Пошли, - говорю, - нечего время терять. Мы направились к переезду.
Там можно было сесть в попутный грузовик или лесовоз.

Позади оставался казарменный вылинявший флаг, унылые деревья над за-
бором и мутное белое солнце.

Шлагбаум был опущен. Фидель курил. Я наблюдал, как мимо проносится
состав. Мне удалось разглядеть голубые занавески, термос, лампу... Муж-
чину с папиросой... Я даже заметил, что он в пижаме.

Все это было тошно...

Рядом затормозил лесовоз. Фидель махнул рукой шоферу. Мы оказались в
тесной кабине, где пахло бензином.

Фидель поставил автомат между колен. Мы закурили. Шофер повернулся ко
мне и спрашивает:

- За что тебя, парень? Я говорю:

- Критиковал начальство...

Около водокачки дорога свернула к поселку. Я вынул из кармана часы
без ремешка, показал шоферу, говорю:

- Купи.

- А ходят?

- Еще как! На два часа точней кремлевских!

- Сколько?

- Пять колов.

- Пять?!

- Ну - семь.

Шофер остановил машину. Вынул деньги. Дал мне пять рублей. Потом
спросил:

- Зачем тебе на гауптвахте деньги?

- Бедным помогать, - ответил я. Шофер ухмыльнулся. Затем он еще долго
разглядывал часы и прикладывал к уху.

- Тестю, - говорит, - преподнесу на именины, старому козлу...

Мы вышли из кабины. Темнеющая между сугробами лежневая дорога вела к
поселку.

Он встретил нас гудением движка и скрипом полозьев. Обдал сквозняком
пустынных улиц. Собак здесь попадалось больше, чем людей.

Путь наш лежал через Весляну. Мимо полуразвалившихся каменных ворот
тарного цеха. Мимо изб, погребенных в снегу. Мимо столовой, из распахну-
тых дверей которой валил белый пар. Мимо гаража с автомашинами, развер-
нутыми одинаково, как лошади в ночном. Мимо клуба с громкоговорителем
над чердачным окошком. И потом вдоль забора с фанерными будками через
каждые шестьдесят метров.

Дальше, за холмом, тянулись серые корпуса головного лагпункта. Там
возвышалось двухэтажное кирпичное здание штаба, набитого офицерами, сту-
ком пишущих машинок и бесчисленными армейскими реликвиями. Там, за ме-
таллической дверью, ждала нас хорошо оборудованная гауптвахта с цемент-
ным полом. Да еще - с голыми нарами без плинтусов.

Уже различимы были ворота с пятиконечной звездой...

- Мы тебя на поруки возьмем, - сказал Фидель, - увидишь.

- Ладно. На гауптвахте отсижу. А в трибунале, я подозреваю, очередь
лет на двадцать...

Мы шли через ров по обледеневшим бревнам. Я сказал:

- Посмотри документы. Неужели там указано время?

- Нет, - сказал Фидель, - а что?

- Куда, - говорю, - нам спешить? Пойдем к торфушкам,

Подразумевались женщины с торфоразработок. Сезонницы, которые жили в
бараке за поселком.

- Да ну их, - говорит Фидель.

- А что, возьмем бутылку, деньги есть. Тут я заметил, что Фиделю это
не по вкусу. Что он поглядывает на меня с тоской.

- Идем, - говорю, - с людьми побудем.

- Ас пушкой что делать?

- Автомат под кровать. Фидель молчит. Я говорю:

- Идем. Покурим, выпьем. Бардаки я и сам не люблю. Спокойно посидим в
тепле, без крика. А Фидель говорит:

- Слушай. Вон он - штаб, рядом. Пять минут через болото. Пять минут,
и в тепле.

- На гауптвахте, что ли?!

- Ну.

- Где пол цементный?

- Что значит - пол?! Имеется топчан. И печка. И температура по уставу
должна быть выше шестнадцати градусов...

- Слушай, - говорю, - не по делу ты выступаешь, Гауптвахта - впереди.
И топчан, и шестнадцать градусов, и военный дознаватель Комлев... А сей-
час пойдем к торфушкам.

- Приключений искать? - твердит Фидель с досадой.

- Ах, вот ты как заговорил! Вот что делается с человеком, которому
пушку навесили! Давай приказывай, гражданин начальник!..

Тут Фидель как закричит:

- Чего ты возникаешь? Ну чего ты возникаешь? Да пойдем куда угодно!
Куда хочешь, туда и пойдем...

Мы направились в кильдим. Поднялись на крыльцо, отряхнули снег и вош-
ли. Пахло рыбой и керосином. В углу темнели бочки. На полках лежали си-
гареты, мыло, консервы. Золотился куб халвы с оплывшими гранями. Возле
раскаленного отражателя дремала кошка. Ниже возился петух. Неутомимо и
бешено клевал он мраморной расцветки пряник.

Тонечка протянула нам две бутылки вина. Фидель опустил их в карманы
галифе. Потом мы взяли немного халвы и две банки свиных консервов.

Фидель сказал:

- Купи селедки. Тонечка говорит:

- Селедка малость того... С запахом. Фидель спрашивает:

- С плохим, что ли, запахом?

- Да с неважным, - говорит Тонечка...

Мы вышли из кильдима. Поднялись в гору. И вот оказались перед бараком
с тусклой лампочкой над дверью.

Подошли к окну, стучим. Тотчас же высунулось плоское лицо. Женщина с
распущенными волосами трижды кивнула, указывая на дверь.

В прихожей стояло ведро, накрытое куском фанеры. В углу на стене тем-
нели брезентовые плащи. Под ними лежали черпаки, веревки и крючья...

В бараке - тепло. Чугунная печка наполнена розовым жаром. Из угла в
угол косо протянута труба.

Нары завалены пальто и телогрейками. Прогнившие балки оклеены цветны-
ми фотографиями из журналов. На тумбочках громоздится немытая посуда.

Мы скинули полушубки. Присели к дощатому столу. Рядом кто-то спал,
накрывшись одеялом. У окна сидела женщина в гимнастерке и читала книгу.
Она даже не поздоровалась.

- Шестнадцатая республика, - загадочно высказалась о ней первая деви-
ца.

Затем позвала кого-то из глубины барака:

- Надька! Женихи соскучивши... И добавила:

- Будьте как дома, если уж пришли...

Ее малиновые шаровары были заправлены в грубые кирзовые прохаря. На