Чтение 30–й страницы книги ~Дитя эпохи~

извиняться.

- Это за что же извиняться? - недоуменно спросили они.

- За бестактность! - заявила Барабыкина.

Местные хулиганы совсем завяли от такого интеллигентного разговора.

- Пошли, Генка, - сказал один. - Чего с ними связываться? Чокнутые
какие-то.

В этот момент в зале появился Лисоцкий с красной повязкой дружинника.
В сопровождении дяди Феди и кое-кого из наших. Дядя Федя шел, заметно
покачиваясь.

- Для работников охраны общественного порядка мы исполняем "Йеллоу
ривер",

- провозгласил мальчик со сцены.

И они завыли "Йеллоу ривер". Желтая река, в переводе.

Мордобоя не получилось. Хулиганы отвалили в недоумении. Лисоцкий про-
шелся по залу в повязке, очень довольный собой. Потом Лисоцкий снял по-
вязку и пригласил Барабыкину. Он закружил ее, держа руку на отлете.

Я приглашал наших девушек в строгой очередности. Чтобы не дать им
привыкнуть к амбалам. Каждой я шептал что-то нежное. Для профилактики.
Только Тате я почему-то не мог шептать нежного. Стеснялся, что ли?

Все наши дружинники плясали. Только дядя Федя пристроился на стуле у
стены и совершенно внезапно заснул. Под адский рев динамика. Видно,
очень хотел спать.

Наплясавшись, мы разбудили дядю Федю и проводили девушек. Лисоцкий
еще раньше исчез куда-то с Барабыкиной. Леша исчез в Элеонорой. Все-таки
он достукается! Дядя Федя просто исчез.

Было три часа ночи. Фактически, уже утро.

Воскресные разговорчики

На следующий день, в воскресенье, мы отходили от танцев. За завтраком
Лисоцкий был какой-то вялый. Он долго смотрел в кашу, шевеля ее ложкой,
будто хотел там чего-то найти. Леша загадочно улыбался по поводу Элеоно-
ры. Барабыкина смотрела на меня укоризненно. Тата была почему-то злая.
Один дядя Федя был добрый. Он рассказывал, как мы вчера победили местных
хулиганов.

После завтрака народ двинулся загорать и купаться. Кроме Леши с дядей
Федей. Леша заступил дежурным на кухню. И они с дядей Федей принялись
пилить дрова. Там же вертелся и Юра, который продолжал обхаживать пова-
риху Веру.

Лисоцкий предложил мне сыграть в шахматы. Мы начали.

- Загадочный народ эти женщины, - сказал Лисоцкий, передвигая пешку.

- По-моему, не очень, - сказал я, передвигая свою.

- Вы еще не все понимаете. Простите, - сказал Лисоцкий, выводя слона.

- А что вы имеете в виду? - осторожно поинтересовался я, толкая еще
одну пешку.

- Как вы относитесь к Инне Ивановне? - спросил Лисоцкий, делая ход
конем.

- Как к старшему товарищу, - ответил я.

- А она, между прочим, вас любит, - сказал Лисоцкий, объявляя мне
шах.

- Вы преувеличиваете, - парировал я, защищаясь слоном.

- Да, любит. Она мне сама вчера призналась, - сказал Лисоцкий, усили-
вая давление.

- Этого нам только не хватало, - пробормотал я.

- Вы с этим не шутите, - предупредил Лисоцкий.

- Какие уж тут шутки... - задумался я. - А как же ваша тактика? Как
же борьба с влюбляемостью?

- Инна Ивановна - особая статья. Она взрослая женщина и отвечает за
себя... Вы будете ходить или нет?

- Нет, - сказал я. - Я сдаюсь.

- У вас же хорошая позиция! - закричал Лисоцкий.

- Все равно сдаюсь, - сказал я. - С Барабыкиной мне не справиться.

- Будьте мужчиной, - предложил Лисоцкий.

- Как это?

- Проявите твердость, - посоветовал он.

- Спасибо, - поблагодарил я и ушел проявлять твердость. Я пошел про-
являть твердость на озеро. Необходимо было срочно охладиться. Но судьба
приготовила мне жестокое испытание.

Я спустился к озеру и зашел в кусты натянуть плавки. В кустах стояла
Инна Ивановна. Она тоже чего-то натягивала. Ее сиреневый халатик валялся
на траве. Инна Ивановна напоминала "Русскую Венеру" художника Кустодие-
ва. Кто видел, тот поймет.

- Ах! - сказала Инна Ивановна.

- Елки-палки! - сказал я. - Простите...

Барабыкина не спеша продолжала натягивать купальник. При этом она
смотрела мне в глаза гипнотически. Я застыл, как кролик, проявляя чудеса
твердости. Инна подошла ко мне и прошептала:

- Петя, я тебя не волную?

- Почему же... - пробормотал я.

- Пойдем купаться, - сказала она, дотрагиваясь до меня чем-то теплым.

- Плавки, - пискнул я.

- Надень, я отвернусь.

Дрожащими руками я натянул плавки, не попадая в дырку для ноги. "Тоже
мне, Тарзан! - думал я. - Супермен чахоточный!" Это я про себя.

Мы вышли из кустов и плюхнулись в озеро. На берегу сидела и лежала
наша публика. Все, конечно, обратили на нас внимание. Яша сидел на камне
с гитарой и пел только что сочиненную им песню о вчерашних танцах:

Танцы в сельском клубе.

Пятеро на сцене.

Я прижался к Любе,

Позабыв о сене.

Кто-то дышит сзади

Шумно, как корова.

Я прижался к Наде,

А она ни слова.

Знаю, в прошлой эре

Так не разрешалось.

Я прижался к Вере,

И она прижалась.

В этакой малине

Я совсем смешался.

Я прижался к Инне...

Тут я и попался!

Все дружно посмотрели на нас с Барабыкиной и заржали. Инна Ивановна
чуть не потонула от возмущения. Она повернула голову к берегу и сказала:

- Дурачье!

- Яша, я с тобой потом поговорю, - пообещал я.

Все заржали еще пуще. А Тата подошла к Яше и демонстративно его поце-
ловала в лобик. Яша закатил глаза и рухнул на траву, вне себя от
счастья.

- Бывают же такие любвеобильные начальники, - сказала Тата.

Я выпустил фонтан воды. Как кит. И у меня свело ногу. Я зашлепал ру-
ками по воде, поднимая массу брызг. Инна Ивановна плыла рядом, удивленно
на меня поглядывая.

- Тону, - сказал я не очень уверенно.

Барабыкина будто этого ждала. Двумя мощными гребками она приблизилась
ко мне, схватила меня за руку и забросила к себе на спину.

- Не надо, - сказал я. - Лучше я утону.

- Молчи, глупыш, - нежно сказала Инна и поволокла меня к берегу. Я
лег на траву и принялся растирать ногу. Барабыкина попыталась сделать
мне искусственное дыхание. Изо рта в рот. Я отказался. Тата смеялась до
слез. Настроение у меня совсем упало. Я лежал под солнцем и мысленно по-
сылал всех к чертям. Себя в первую очередь.

Слух о том, как меня спасла Барабыкина, разнесся быстро. Все ее позд-
равляли. И меня тоже. Дядя Федя после обеда отозвал меня в сторону и
сказал:

- Казимир нервничает.

- Собака? - спросил я.

- Лисоцкий, - сказал дядя Федя. - Я его давно знаю. Ему такие женщины
страсть как нравятся. А тут ты встрял.

- Да я не хотел вовсе...

- Крути лучше с этой пигалицей, с Таткой. Она тоже по тебе сохнет.

- Не хочу я ни с кем крутить! - заорал я. - И никто по мне не сохнет.
Я задание выполняю, чтобы они не влюблялись!

- Ну, смотри, - сказал дядя Федя. - Не перевыполни его, задание.

Вечером произошло ЧП. Леша растопил плиту, а потом неосторожно на нее
упал. Падая, он оперся на плиту рукой и поджарил ладошку. Она стала как
ватрушка. Я повел его к девушкам, потому что у них были всякие ле-
карства.

Мы с Татой намазали ладошку мылом. Не помогло. Потом вазелином. Не
помогло. Потом питательным кремом для лица. То же самое. Леша лежал на
нарах весь белый от боли. Держался он мужественно.

- Сейчас я умру, - сказал он сквозь зубы.

Тата наклонилась к нему и поцеловала. Настоящая сестра милосердия.
Как ни странно, это помогло. Леша затих и закрыл глаза. Тата нежно гла-
дила его и приговаривала:

- Ну, потерпи, потерпи... Скоро пройдет.

Почему это дядя Федя решил, что Тата по мне сохнет? Вот по кому она
сохнет. Это было как на ладони.

Я незаметно ретировался и пошел домой. По дороге мне встретился Ли-
соцкий. Он прошел мимо без единого слова, гордо неся голову. Глаза его
блуждали. Его сжигал огонь ревности.