Чтение 30–й страницы книги ~Колыбельная для брата~

- Завтра,-перебил Кирилл. - А сейчас не вздумай вставать.

- Ага.

- Честное пионерское, что не встанешь?

Петька отвел глаза, поскучнел и не ответил.

- Ты чего?- встревожился Кирилл.

- Не хочу я больше врать,- сумрачно сказал Петька. - Я же не
пионер... Я же не вступал. Просто, когда приехал в санаторий, ска-
зал, что дама галстук забыл, там ведь не проверяли, пионер или нет.
А когда вернулся, сказал, что в санатории приняли, там дружина была,
как в школе.

- Теперь уж все равно. Два года галстук носишь,- нерешительно
сказал Кирилл.

- Нет, не все равно... Я же не давал обещания... Вообще-то да-
юал. Я в пионерскую комнату пришел, когда никого не было, за знамя
подержался и шепотом рассказал обещание... Но это ведь не считается?

- Если всерьез давал, то, по-моему, считается-сказал Кирилл.-
Ну, лежи, Петька. До завтра...

Выйдя от Петьки, Кирилл позвонил из автомата.

- Мама? Это я... Ну, я понимаю... Мама, ну такие дела были! Бы-
вают же уважительные причины. Мам, ты сперва послушай! Даже преступ-
никам последнее слово дают... Ну, ладно, ну хорошо, я согласен, хоть
кочергой... Я специально у Деда попрошу... А его-то за что? Он хоро-
ший!.. Нет, мамочка, не надо, без велосипеда я помру... Антошка уже
спит?.. Как это не мое дело? Как укачивать-так мое, а спросить нель-
зя, да?.. Ладно, еду. Да, да, немедленно!..

Дома Кирилл узнал, что он - лишенное совести и благородства чу-
довище, у которого одна цель: довести до погибели родителей. И самое
ужасное, что, сведя в могилу отца и мать, он оставит сиротой не
только себя, но и ни в чем не виноватого младшего брата.

- Мама, но Дед же позвонил!

- После того, как он позвонил, ты болтался еще больше часа! Как
я не сошла с ума?.. Девочка приходила, принесла твой злополучный
портфель, сидела, ждала, тоже волновалась. Зачем-то ты ей был нужен.
Так и не дождалась!

- Женька?!

Надо же! А Кирилл и забыл, что портфель у нее остался. Молодец,
притащила!

- Не Женька, а Женя... Ты стал совсем уличным мальчишкой. Где
тебя носило допоздна?

- Я спасал утопающего,- брякнул Кирилл, потому что выхода не
было.

- Что? - прошептала мама и опустилась на табурет.

- Да,- сказал Кирилл.- Почти... Можно, я чего-нибудь поем? А то
упаду, и меня уже никто не спасет.

Мама его простила и накормила. А что ей оставалось делать?
Правда, она сказала, что скоро придет отец (которого тоже где-то но-
сит нелегкая), и тогда Кириллу придется отвечать по всей строгости.

Отец пришел изрядно вымотанный, но в хорошем настроении.

- Дитя мое,- сказал он, - когда кончишь набивать живот, изложи
в деталях бурные события дня... Что это получается? Не успел отец
прилететь, как его уже тянут в школу. Посреди рабочего дня! Бред ка-
кой-то!

- Изложу, -согласился Кирилл.

Они пошли в комнату, на диван под корабликом, и Кирилл начал
рассказ: про хор, про кошелек, про Еву Петровну...

Лицо у Петра Евгеньевича делалось серьезней и серьезней.

- Слушай-ка,- вдруг перебил он.- А может быть, Ева Петровна
сказала мне правду?

- Что?- прошептал Кирилл. Потом крикнул:- Какую правду?! Ты о
чем?!

- Что с тобой?- удивился Петр Евгеньевич. - Я же только спро-
сил. Она говорила, что лучше перевести тебя в другую школу. Я и по-
думал...

- А я подумал, что ты про кошелек...- пробормотал Кирилл.

Отец помолчал, погладил лысину и печально сказал:

- Ну и дурак...

Кирилл с облегчением рассмеялся.

- Рассказывай дальше,- велел отец.

Кирилл рассказал про Чирка, про Дыбу, про то, как Петька пытал-
ся найти кошелек.

- Вот и все...

Отец хмыкнул, вскочил и зашагал по диагонали.

- Ты думаешь, я неправильно сделал?- сердито спросил Кирилл.

- Что?

- Ну, с Чирком. Что решил молчать... и вообще...

- Не знаю... Теперь это уже не имеет значения. Теперь ты должен
делать, что решил, иначе будет предательство.

- Я и делаю...

- Знаю только, что Ева Петровна тебя не одобрила бы... Кстати,
твое сегодняшнее поведение она считает вызывающим, ужасающим, подры-
вающим основы педагогики...

- А ты как считаешь? - с любопытством спросил Кирилл. Привалив-
шись к спинке дивана и подтянув к подбородку колени, он следил за
отцом.

Петр Евгеньевич почти забегал по комнате.

Кирилл снисходительно вздохнул.

- Трудное у тебя, папа, положение. Согласиться с Евой Петровной
тебе совесть не позволяет. А сказчть, что прав твой сын, непедаго-
гично. Да?

Отец подскочил и ухватился за подтяжки.

- Не городи чепуху, любезный! "Педагогично", "непедагогично"! Я
прекрасно знаю, что отбирать портфели и обшаривать карманыэто бред.
И что нельзя с бухты-барахты называть человека вором! Но согласись,
что и ты держал себя не лучшим образом! Еву Петровну возмутил больше
всего твой тон.

- Когда ни к чему нельзя придраться, всегда придираются к то-
ну,- объяснил Кирилл. -Стоит открыть рот и возразить, как уже гово-
рят, что грубишь... Начинаешь доказывать, что нет никакой грубости,
а тебе сразу: "Ах, ты еще и споришь!"

- Ну, это бывает иногда, но все-таки...

- Папа,- перебил Кирилл,- тебе сколько было лет, когда у тебя
первый раз отобрали портфель и послали тебя за родителями?

- Что?.. Да, было... Девять лет. В третьем классе.

- И что ты делал?

Петр Евгеньевич отпустил подтяжки, и они щелкнули его по пле-
чам.

- Что я делал... Плакал, кажется.

- И я раньше плакал,- сказал Кирилл и встал.- Видишь, папа, в
чем дело: я плакал и был хороший. А сейчас я научился не плакать...
если даже хочется... Но я не виноват, это виновата зеленая обезьяна.

Петр Евгеньевич изумленно уставился на сына.

- Какая обезьяна? Это ты про Еву Петровну?

Кирилл с хохотом рухнул на диван.

- Ой, мамочки!.. При чем здесь Ева Петровна? Это шутка такая...
Ой, слышала бы она!

Нахохотавшись, он вскочил, подошел к отцу сзади и повис у него
на плечах.

- Смотри, я скоро с тебя ростом буду.

- Рост линейной величины сам по себе не есть признак роста ка-
чества. Проще говоря, велика Федора...- ответствовал Петр Евгень-
евич.- Кстати, почему ты уходишь от серьезного разговора?

- Разве я ухожу?- удивился Кирилл.- Я как раз хотел...

- Да? А что хотел-то?

- Хотел спросить: как ты думаешь, почему наша Ева Петровна
т а к а я?

- Какая "такая"? В общем-то обыкновенная. Ты слшком сурово на
нее смотришь.

- Ага. Ты ещё скажи: "Какое ты имеешь право обсуждать взрослого
человека?" А как жить, чтобы не обсуждать? Всё равно обсуждается -
не вслух, так в голове. Мозги-то не выключишь.

- Видишь ли, Кир... Обсуждать и судить - разные вещи. Чтобы су-
дить, надо п о н и м а т ь. Ты пробовал понять эту Еву Петровну -
устающую каждый день в школе, издёрганную семейными хлопотами? Воз-
можно, не очень здоровую. И тем не менее работающую с полной отда-
чей. Ради вас.

- Ради нас? А н а с она спросила, надо ли нам это?

Подожди. Я сегодня с ней беседовал и вижу: она искренне убежде-
на, что поступает правильно, она отдаёт своей работе массу сил. А
то, что она не всегда вас понимает, ну что ж...

- Вот видишь! Она не понимает, а мы должны, да?!

- Дорогой мой Кирилл,- медленно сказал отец, и Кириллу вдруг
вспомнилась Зоя Алексеевна.- Человеческие отношения - это ведь не
рынок, где торговля и обмен товарами: ты мне дал столько, я тебе за
это столько... Нельзя так мерить - ты проявил столько понимания, и я
тебе отмерю равную дозу. И с добротой так нельзя. И тем более с оби-
дами. Чем лучше человек, тем добрее он к другим и тем больше понима-
ет других людей. Потому что он т а к о й, а не потому, что ждёт
платы за доброту... Кир, ты сейчас не спорь, ты просто подумай.

- Ладно,- вздохнул Кирилл.

Отец обнял его за плечи.