Он, всегда готовый помочь кому угодно, решил, наверно, выручить и этих. Последний раз.
– Идите, – негромко сказал Олег. – Решение совета вы знаете… Одно мы можем для вас сделать: не снимать нашивки перед строем. В кают-компании есть ножницы. Срежьте нашивки и оставьте их на столе. А потом… можете быть свободны.
Они стояли неподвижно, и стало совсем тихо.
– Идите, – повторил Олег.
Мосин заплакал. Сенцов повернулся и, глядя поверх голов, пошел к двери. Голованов и Мосин пошли за ним. Барабанщики на полу у дверей раздвинулись, давая им дорогу.
– Все… – проговорил Олег. – Знаете что, ребята? Давайте не будем сегодня проводить линейку. Тошно что-то…
Группы разошлись. Только Серёжа и Кузнечик остались. Всегда Серёже нравилось оставаться в опустевшем клубе, не спеша заканчивать какие-нибудь дела, разговаривать с Олегом о прошедшем дне.
Но сегодня все было не так. Тишина в комнате была тяжелая, как память о недавнем случае.
Серёжа сказал Олегу:
– Все-таки зря не стали проводить линейку.
– Да, наверно, – согласился Олег. – Но понимаешь… я не могу. Это было бы как пляска на похоронах.
– А эти трое ушли и ничего не сказали, – печально произнес Генка.
Олег пожал плечами.
– Что они могли сказать? Попросить, чтобы не исключали? Тогда пришлось бы отвоевывать ремни. А они не могут, боятся. Понимаете, и сейчас боятся.
– Сенцов, по-моему, не так уж боится, – возразил Кузнечик. – Он просто думает, что невыгодно драться. Личико могут попортить.
– Это ж все равно из-за страха, – сказал Олег. – Гиблое дело такой страх. Тряпку делает из человека. И самое скверное, что не только эти трое боятся. Я сейчас за ребятами наблюдал. Кое-кто на них с сочувствием глядел… Ну нет, не с сочувствием, а с пониманием, что ли. Потому что знают про себя: тоже струсили бы.
– Да нет же, Олег! – почти с отчаянием заспорил Серёжа. – Таких больше нету!
– Есть, Серёженька, – грустно сказал Олег.
Он сел на диван и откинулся к спинке.
– Трудно, братцы… Хочется, чтобы все ребята были во! – Олег сжал пальцы. – Как один кулак. Один коллектив. Чтобы каждый за всех болел… В Артеке мы за месяц такие отряды делали, что до сих пор, как вспомнишь, петь хочется. А здесь что… Клуб, а не отряд. Разные школы. Разные смены. Разные группы. Каждая группа сама по себе живет…
Серёжа сел рядом.
– Олег, – осторожно сказал он, – ну давайте делать отряд. Разве так уж страшно, что разные школы и смены?
Олег задумчиво посмотрел на Серёжу. Потом на Кузнечика, который сидел на подоконнике и рассеянно вертел рапиру. Вертел, а глядел не на нее, а на Олега.
Глаза у Олега повеселели.
– Хорошо, капитан Каховский, – сказал он. – Постараемся. Не все же только Артек вспоминать.
– А почему ты уехал из Артека? – спросил Серёжа. И сразу испугался: вдруг там случилось что-нибудь такое, о чем Олегу плохо вспоминать!
Но Олег ответил охотно:
– Трудно… Я не про работу. Трудно все время расставаться. Месяц или два пройдет – и нет твоего отряда, разъехались пацаны. И главное, что знаешь: это навсегда. Несколько дней ходишь и света не видишь. Кажется, что никогда таких ребят уже не будет. В новой смене все какие-то чужие. И будто в тысячу раз хуже тех… А потом все снова… Ну, это едва ли можно понять, если сам не испытал.
– Нет, я могу, – серьезно сказал Серёжа. – Мне про это говорил уже один вожатый. Капитан катера "Азимут".
– Вот даже эти трое, – продолжал Олег. – Ушли, а на душе кошки скребут. Вспомнишь, как с Мосиным с плотов ныряли…
– Я помню, – согласился Серёжа. – Но я не понимаю… Ну почему они так?! Даже ни капельки не сопротивлялись. Ну, если бы одного четверо прижали, тогда еще понятно. Да и то…
– Да и то, – сказал Олег. И резко встал. – В конце концов, они же фехтовальщики. Там у ящиков рейки и палки валяются. Фехтовальщик с палкой в руке может целую шайку разогнать. Одному по зубам, другому по колену, третьему по руке! Может, зря я вам это не показывал.
– Что?
– А вот что…
Олег снял с полки пачку свечей, которые зажигали иногда по вечерам на клубных "огоньках", чтобы рассказывать при мерцающем свете таинственные истории.
– Зажгите семь штук, – попросил Олег. – И поставьте в разных местах, где хотите. Только не вплотную к стенам.
Через минуту свечи горели на подоконнике, на полке, на столе, стульях и диване.
Олег взял у Кузнечика рапиру и дал Серёже секундомер.
– Отойдите к двери. Теперь слушай, Сергей. Нажмешь кнопку и скажешь: "Марш!" Потом я крикну: "Все!" – и ты останови секундомер.
– Ясно, – сказал Серёжа, хотя было не очень ясно… – Можно?
– Давай.
– Марш!
Короткий свистящий смерч прошел по комнате. Серёжа услышал команду "Всё!" и машинально нажал кнопку.
Четыре свечи стояли на местах, но погасли. Срезанные фитильки лежали, догорая, на столе и на полу. Один горел на кончике рапиры. Две свечи лежали, перебитые пополам. Одной не было совсем. Олег, недовольно пыхтя, полез под диван и выкатил ее оттуда.
– Сколько? – спросил он у Серёжи.
– Одна и восемь десятых.
– Так себе, – сказал Олег. – Не точно и не очень быстро. Но все-таки.
– Ничего себе "не очень быстро"! – искренне удивился Серёжа. – Как вихрь! Научишь?
Олег улыбнулся.
– Если будешь хорошо себя вести.
Подошел Кузнечик:
– Олег Петрович… А если я не уйду из хоккея, можно мне все равно к вам? Я смогу.
– Надумал? – обрадовался Олег. – Вот хорошо.
Потом он спросил у Серёжи:
– А Наташа?
Серёжа удивился:
– Наташа? Она и не собиралась. Да и как она здесь будет, одна девчонка на весь клуб?
– Она была бы просто первая. Пришли бы за ней и другие.
– Не знаю, – сказал Серёжа. – Вот если бы у нас были малыши… Она любит с маленькими возиться. С трех лет в учительницу играет.
Кузнечик со вздохом сказал:
– Жаль, что я уже не малыш.
И впервые за вечер все рассмеялись.
7
Приближался праздник Октября и осенние каникулы. В младших классах уже шли утренники и сборы. Все готовились к торжественной линейке. В пятницу школа расцвела, как летом. Это октябрята пришли в своей праздничной форме: светло-коричневой, зеленой, голубой и даже оранжевой. В серой толпе старшеклассников будто взорвались гроздья веселого салюта.
Больше всего октябрят было в голубом. Коридор на втором этаже каждую перемену словно заливала морская волна. После звонка голубые с белыми проблесками потоки выхлестывали из классов и шумным прибоем докатывались до дверей шестого "А".
Кончился четвертый урок – география. Татьяна Михайловна отпустила ребят пораньше, и звонок грянул, когда Серёжа был уже в коридоре. Первой распахнулась дверь третьего "Б". Очень загорелый, но светловолосый мальчишка выскочил из класса и помчался вдоль коридора. Набрав скорость, он проехал на подошвах по паркету, затормозил, нагнулся и стал подтягивать парадные белые гольфы.
В этот миг сзади налетела толпа одноклассников. Мальчишку сбили, и тут же на полу взгромоздилась куча мала. Радостно орущий голубой ком, из которого во все стороны торчали дрыгающиеся тощие ноги.
В конце коридора показался директор. Высокий, похожий на циркуль, он шагал широко и медленно. Резвая малышня притихла и почтительно расступалась. Только веселая куча самозабвенно вопила, не чуя опасности.
Директор подошел и остановился, возвышаясь над свалкой. Серёжа с любопытством ждал, что будет. Директор снял очки и почесал ими кончик носа. Потом близоруко взглянул на Серёжу. Глаза его без очков были непонятные.
– У меня к тебе большая просьба, – сказал он серьезно. – Постарайся, чтобы эти гвардейцы обошлись без синяков и вывихов.
Он чуть заметно усмехнулся, утвердил на носу очки и прошагал дальше.
– Хорошо, – сказал вслед ему Серёжа.
Он сдернул с чьей-то ноги мягкую спортивную тапочку и слегка хлопнул ею по чьей-то спине.
– Эй, вы, пираты! А ну кончайте!
Сертаков Виталий
Мурич Виктор
Самойлова Елена
Лукин Евгений
Березин Федор
Андреев Николай