собственными глазами. Был пустой урок, и Славка решил прогуляться до
бастионов на Историческом бульваре. Прихватил с собой Наездника, который
без дела болтался на школьном дворе. На бастионе никого не было, над
брустверами стояла сонная трава с пушистыми, как у одуванчиков,
головками. Их неподвижные тени лежали на тускло-черных туловищах орудий.
восстанавливали бастион. Зато сами пушки -- это действительно пушки.
Боевые. Не раз они качались на деревянных палубах старых линейных
кораблей, а потом отсюда, с укреплений, посылали картечь и ядра в густые
колонны атакующего врага...
своей кавалерийской привычке, лихо гикнул и с разбегу оседлал толстый,
как железная бочка, орудийный ствол. Тут же взвыл и скатился на землю.
пушку, как чугунную печку. "Будто после стрельбы", -- подумал Славка, а
Диньке сердито сказал:
растопыренные ладошки. Славке стало жаль его, и он заговорил помягче:
всему свету продавали, специально для кораблей.
В его голосе так и звучало: "Забралась не на свое место, да еще
жжется..."
с кораблей пошли на бастионы...
как на бастион движутся плотные шеренги английских пехотинцев в красных
мундирах и зуавов в синей униформе и малиновых фесках. Динька
пристроился рядом и тихо дышал у Славкиной щеки. Видно, он перестал
обижаться на карронаду и тоже думал об атаке и залпах.
кузнечики. Так же, как сейчас, на площади Карронад...
вообще, говорят, эта площадь с пушками связана. Во время Первой обороны,
когда укрепления строили, сюда орудия с кораблей свозили, а отсюда уже
везли на бастионы.
Орудийной бухты... А может, и не так было... Но если и не так, здесь,
по-моему, все равно стояли пушки. Вот и стена оборонительная...
больших каменных блоков, на которых сохранились выбоины от пуль. В узких
бойницах синело небо. На разрушенной верхней кромке росли кустики.
руки держались. Будто собой стену защищают. А за стеной -- весь Город...
А они будто не из разных времен, а вместе. Потому что Город один и тот
же. Ну, я не знаю, как объяснить.
Один -- широкоскулый, курносый, в широкой холщовой рубашке, старинной
большой бескозырке. Другой -- чуть повыше, темноволосый, строгий. Держит
за ремешок снятую каску. На плече тельняшка разорвана -- большая, не по
росту тельняшка...
повыше Диньки, чуть пониже Тима. В голубой школьной рубашке, с помятым
ранцем на одном плече. Тоненький и угрюмый. Исподлобья глянул на Славку.
Встал чуть в стороне от тех двоих.
как Андрюшка Илюхин... Они ведь тоже погибли из-за войны... -- Он хотел
объяснить и не мог подобрать слова.
законов. Еще тогда, когда неотрывно следил за движением костяных шаров
по бильярдному сукну. И сейчас он хотел объяснить, что во всем виновата
жестокая математика войны. Если лежат в земле сгустки тротила и гремучей
ртути в ржавых оболочках, на них все равно кто-нибудь наткнется. Рано
или поздно. И чаще всего натыкаются маленькие и любопытные -- те, кто
ближе к земле и к траве; те, кто ощупывают коленками и локтями глинистые
откосы и камни развалин; те, кто не пройдут мимо темного входа в
подземелье и мимо загадочной находки. Это -- тоже закон. Можно охранять,
беречь, запрещать, но по беспощадному закону больших чисел на кого-то
падает жребий. Не на того, так на этого. Потому что укрытые в земле
снаряды -- это продолжение войны. И если Андрюшка Илюхин погиб, он
закрыл от смерти другого. Может быть, Диньку. Может быть, Тима или
Славку. Может быть, тех ребят, которым не дал добежать до костра...
несправедливо... Знаешь, Славка, в позапрошлом году какие-то малыши в
подземелье провалились, где раньше минные склады были. Один семиклассник
их вытащил, а сам не выбрался. Засыпало...
никто не считал. А он ведь все равно как на войне. Будто тоже Город
защищал... Тим, таких, наверно, тоже немало...
воробьи. Где-то на рейде прогремела якорная цепь. Тим неловко улыбнулся:
зависит...
то Валентина нам задаст...
стоянки, где трехмачтовый парусник должен был превратиться из учебного
судна в торговую точку треста кафе и ресторанов.
без парусов баркентина все равно была красива. На низкой набережной
собрались зрители. Славка и Тим пробрались к самой воде.
голос.
и пожилой моряк с капитанскими шевронами на погончиках светлой куртки.
судно, он без флага. Он теперь плавучая танцплощадка.
засмущался и спросил:
швартовы у "Сатурна" и грохнуть его о камни? Капитан кивнул:
шести баллах на марс подняться, чтобы фал протянуть! Весь день потом
клеши сушил бы!
рядом.
беспокойтесь. У меня первый разряд по альпинизму.
короткой усмешкой сказал Вересову:
одобряете того пирата, который хотел затопить "Сатурн"?
уставами морской службы, я никогда не одобрял...