больше того, что услышал на лекциях, и казалось невероятным,
что всего тридцать лет назад она унесла во Франции, включая
Париж, более ста сорока тысяч жизней. Но после смерти отца он
прочитал все, что было написано о различных формах чумы; он
отдавался этим занятиям как покаянию, успокаивая страдающую
память, он работал у самого знаменитого эпидемиолога того
времени, создателя санитарных кордонов, профессора Адриана
Пруста, отца знаменитого писателя. И когда, возвратившись на
родину, он еще с корабля услыхал смрадное зловоние базара,
когда увидел крыс в сточных канавах и голых ребятишек,
копошившихся в лужах, он не только почувствовал беду, которая
тут произошла, но и отчетливо понял, что она может повториться
в любой момент. И она не заставила себя ждать. Не прошло и
года, как ученики больницы Милосердия попросили посмотреть
одного больного из тех, что содержались там бесплатно, со
странными синими пятнами на теле. Доктору Хувеналю Урбино
достаточно было взглянуть на него с порога палаты, чтобы узнать
врага. На этот раз повезло: больной прибыл три дня назад на
шхуне из Кюрасао и сам пришел показаться в больницу, так что,
похоже, не успел никого заразить. Во всяком случае, доктор
Хувеналь Урбино предупредил своих коллег и добился, что власти
объявили тревогу в соседних портах, с тем чтобы обнаружить и
поставить на карантин зараженную шхуну; однако он отговорил
военного губернатора объявлять военное положение и немедленно
начинать лечение посредством стрельбы из пушек каждые четыре
часа.
он. - Все-таки мы живем не в средние века.
зернистой блевотиной, и в последующие недели, при строжайшем
наблюдении, не было обнаружено больше ни одного случая. Немного
спустя коммерческая газета "Диарио дель Комерсио" сообщила, что
двое детей в разных районах города умерли от чумы. Позже
выяснилось, что у одного была обычная дизентерия, но другой -
пятилетняя девочка, - похоже, действительно, стал жертвой чумы.
Ее родители и трое братьев были изолированы, помещены на
карантин, а за всем кварталом установили строжайшее медицинское
наблюдение. Один из братьев перенес чуму и довольно скоро
поправился, а семья, как только опасность миновала, вернулась
домой. На протяжении трех месяцев было зарегистрировано еще
одиннадцать случаев, и на пятый месяц наметилось тревожное
обострение, однако к концу года можно было сказать, что
эпидемию удалось предотвратить. Ни у кого не было ни малейшего
сомнения, что принятые доктором Хувеналем Урбино жесткие
санитарные меры гораздо более, чем его настойчивые увещевания,
совершили чудо. С той поры, включая первые десятилетия нового
столетия, чума стала домашней болезнью не только в городе, но и
на всем Карибском побережье, и в долине реки Магдалины,
тревога подействовала: власти серьезно отнеслись к
предостережениям доктора Хувеналя Урбино. В Медицинской школе
был введен обязательный курс по чуме, холере и желтой
лихорадке, была признана необходимость заделать открытые стоки
и построить рынок вдали от городской свалки. Однако доктор
Урбино не позаботился о том, чтобы закрепить свою победу, и
оказался не в состоянии и дальше целиком отдаваться
общественным заботам, ибо в этот момент жизнь подбила ему
крыло: изумленный и растерянный, он был готов переменить свою
жизнь, забыть обо всем на свете, сраженный, точно ударом
молнии, любовью к Фермине Дасе. По правде говоря, любовь эта
была плодом врачебной ошибки. Его приятель-врач заподозрил
ранние признаки чумы у своей восемнадцатилетней пациентки и
попросил доктора Хувеналя Урбино посмотреть ее. Возникло
тревожное предположение, что чума проникла в святая святых - на
территорию старого города, ибо все прежние случаи имели место в
кварталах городской бедноты и главным образом среди чернокожего
населения. Но доктора Урбино ожидали тут иные, отнюдь не
неприятные сюрпризы. Дом, приютившийся под сенью миндалевых
деревьев в парке Евангелий, снаружи походил на другие
разрушающиеся дома колониального квартала, но внутри царили
порядок и красота и все выглядело изумительным, словно из
другого мира и времени. Прихожая вела во внутренний дворик, как
в Севилье, квадратный и свежебеленый, и в нем цвели
апельсиновые деревья, а пол был выложен точно такими же
изразцами, что и стены. Слышалось журчание невидимого
фонтанчика, на карнизах в горшках алели гвоздики, в нишах
стояли клетки с диковинными птицами. Самые диковинные - три
ворона- били крыльями в огромной клетке, наполняя двор
вводившим в заблуждение запахом. Учуяв чужака, сидевшие где-то
на цепи собаки яростно залились лаем. Но женщина прикрикнула на
них, и они тут же замолкли, и откуда-то выпрыгнули
многочисленные кошки, напуганные властным окриком, и
попрятались в цветах. Наступила такая прозрачная тишина, что
сквозь суматоху птиц и бормотание воды в каменной чаше
фонтанчика можно было расслышать отчаянное дыхание моря.
присутствием Бога в доме, доктор Хувеналь Урбино подумал, что
этот дом неподвластен чуме. Он прошел следом за Галой Пласидией
по сводчатому коридору мимо окна швейной комнаты, через которое
Флорентино Ариса впервые увидел Фермину Дасу, когда двор был
еще завален строительным мусором, поднялся по лестнице,
выложенной новыми мраморными плитами, во второй этаж и
остановился перед дверью в спальню, ожидая, пока о нем доложат.
Но Гала Пласидиа вышла и сообщила:
нет дома.
вечера, как указала служанка, и Лоренсо Даса сам открыл ему
дверь и проводил в спальню дочери. И все время, пока длился
осмотр, сидел в темном углу, скрестив руки на груди и напрасно
пытаясь унять шумное дыхание. Трудно сказать, кто чувствовал
себя более неловко - врач, целомудренно касавшийся больной, или
сама больная, девически стыдливо сжавшаяся под шелковой ночной
рубашкой, во всяком случае, ни он, ни она не посмотрели друг
другу в глаза, и он лишь спрашивал безликим тоном, а она
отвечала дрожащим голосом, и оба ни на секунду не забывали о
человеке, сидевшем в темном углу, а тот ни на миг не сводил с
них взгляда. Наконец доктор Хувеналь Урбино попросил больную
сесть и с изысканной осторожностью опустил ночную рубашку до
пояса: нетронутые горделивые груди с еще почти детскими сосками
полыхнули в полутьме спальни, прежде чем она торопливо прикрыла
их скрещенными руками. Врач невозмутимо отвел ее руки и, не
глядя на нее, прослушал больную, приложив ухо сперва к ее
груди, а потом - к спине.
никаких особых чувств при первом знакомстве с женщиной, с
которой ему суждено было прожить до самой смерти. Он помнил
небесно-голубую рубашку с кружевами, лихорадочно блестевшие
глаза, длинные, рассыпавшиеся по плечам волосы, но был так
заморочен опасениями, что чума может проникнуть и в старый
город, что внимание его не остановилось на том, чем так щедро
одарила его пациентку цветущая юность: он сосредоточился лишь
на некоторых подробностях, непосредственно связанных с
заподозренной болезнью. Она высказывалась по этому поводу еще
резче: молодой врач, о котором она столько слышала в связи с
чумой, показался ей сухим педантом, не способным любить кого бы
то ни было, кроме себя. У больной обнаружилась обычная кишечная
инфекция, и домашними средствами ее за три дня вылечили.
Испытав облегчение от того, что у дочери нет чумы, Лоренсо Даса
проводил доктора Хувеналя Урбино до его экипажа, заплатил за
визит золотым песо, что полагал очень высокой платой даже для
врача, пользующего богатых, однако, прощаясь, очень горячо его
благодарил. Его ослепило блестящее имя доктора, и он не только
не скрывал этого, но и готов был на что угодно, лишь бы
встретиться с ним еще раз в более свободной обстановке.
следующей неделе доктор Хувеналь Урбино, без зова и
предупреждения, явился снова в неурочное время - в три часа
пополудни. Фермина Даса была в швейной комнате, вместе с двумя
своими подружками училась писать масляными красками, когда в
окне появился он, в своем непорочно белом сюртуке и белом
цилиндре, и знаком попросил ее подойти к окну: Она положила
палитру на стул и отправилась к окну на цыпочках, чуть
приподняв оборчатую юбку, чтобы та не волочилась по полу.
медальоне светился тем же темным светом, что и глаза, и вся она
была словно в ореоле чистоты и свежести. Он отметил, что на
урок рисования она оделась как на праздник. Через окно он
прощупал ей пульс, велел показать язык, посмотрел горло с
Каменистый Артем
Афанасьев Роман
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Василенко Иван
Володихин Дмитрий