рассмеялся. Вот было бы здорово, подумал я, разобрать это дело в суде. Со
всеми подробностями, включая показания Иветт. Ведь у французов есть чувство
юмора. Может, судья, услыхав рассказ Филмора, освободил бы его от
обязательства жениться на этой шлюхе.
продолжая вопить диким голосом. Прохожие останавливались послушать и
высказывали свою собственную точку зрения, как это бывает во время уличных
скандалов. Филмор не знал, что ему делать, -- уйти прочь или, наоборот,
подойти к Жинетт и попробовать с ней помириться. Он стоял, размахивая руками
и стараясь вставить хотя бы слово. Но Жинетт продолжала осыпать его
комплиментами:
Все же он решился к ней подойти, но она, думая, что он снова ударит ее,
засеменила по улице. Филмор вернулся ко мне. "Давай пойдем за ней тихо..."
Мы двинулись за Жинетт, а за нами увязались зеваки. Время от времени Жинетт
останавливалась, оборачивалась и грозила нам кулаками. Мы не пытались ее
догнать -- просто лениво следовали за ней, чтобы посмотреть, что она будет
делать дальше. Наконец Жинетт замедлила шаг и перешла на нашу сторону.
Кажется, она успокоилась. Расстояние, разделявшее нас, сокращалось, и теперь
за нами следовало не больше дюжины любопытных; остальные потеряли интерес.
На углу Жинетт остановилась в ожидании. "Я сам поговорю с ней, -- сказал
Филмор. -- Я знаю, как с ней обращаться". Когда мы подошли к Жинетт, по ее
щекам текли слезы. Но все же я понятия не имел, чего теперь можно от нее
ждать. Меня несколько удивило, когда Филмор сказал с обидой в голосе:
"Думаешь, это очень красиво? Почему ты так себя вела?" Тут Жинетт обняла его
за шею и, прижавшись к его груди, заплакала, как ребенок, называя Филмора
разными ласковыми именами. Но вдруг, повернувшись ко мне, сказала: "Ты
видел, как он ударил меня? Разве можно так обращаться с женщиной?" Я
собрался было уже ответить "можно", но тут Филмор взял ее за руку и строго
сказал:
здесь, на улице".
Жинетт сверкнул огонь, но, очевидно, она была напугана и быстро затихла. Тем
не менее, когда мы опять сели в кафе, она с мрачным спокойствием заявила
Филмору, что это еще не конец, пусть он не надеется, и что остальное она
доскажет ему попозже... может, даже сегодня вечером.
царапинах. По его словам, Жинетт дождалась, когда он ляжет, подошла к
платяному шкафу, вытащила все его вещи, бросила на пол и стала методично
рвать. Такое уже случалось, но так как Жинетт потом всегда зашивала
порванное, Филмор не обратил на ее выходку внимания. Это-то ее и разозлило,
и она отделала его ногтями, причем весьма успешно. То, что она беременна,
давало ей некоторое преимущество.
терроризировала. Если он грозился сбежать, она в ответ грозилась убить его.
И заявляла об этом таким тоном, что было ясно -- она действительно это
сделает. "Если ты уедешь в Америку, -- говорила Жинетт, -- я поеду за тобой
и найду тебя! Ты никуда от меня не скроешься! Француженка мстит до конца!"
недель. Я старался избегать их. Мне все это надоело и было противно смотреть
на обоих. В один прекрасный летний день я шел мимо банка "Креди Лионне" и
вдруг увидел Филмора, который как раз выходил оттуда. Я поздоровался с ним
приветливей, чем обычно, -- мне было стыдно, что я избегал его так долго. С
понятным любопытством я спросил его, как дела. Филмор отвечал уклончиво, но
чувствовалось, что он в отчаянии.
голосом. -- У меня всего полчаса, не больше. Она следит за каждым моим
шагом. -- Он схватил меня за руку, как бы стараясь увести от этого места.
я ничего не могу. Не могу даже собраться с мыслями. Если бы я избавился от
нее хоть ненадолго, я бы пришел в себя. Но она не отпускает меня ни на
минуту. Она позволила мне пойти только в банк, за деньгами. Но я все-таки
пройдусь с тобой немного, а потом побегу обратно -- у нее уже готов обед.
из этой ловушки. Он был совершенно беспомощен, без тени самостоятельности,
точно ребенок, которого каждый день бьют и который уже не знает, как ему
себя вести, а просто дрожит и пресмыкается. Когда мы вошли в длинный пассаж
Риволи, Филмор разразился злобной антифранцузской тирадой. Французы
опротивели ему.
колеблется. Я вижу, что он думает о Жинетт, об обеде, о скандале, который
она ему закатит.
что-нибудь, и я хочу, чтобы ты со мной выпил. Не беспокойся, я вытяну тебя
из этой идиотской истории. -- И с этими словами я заказываю два двойных
виски.
все, что наговорили тебе доктора; виски -- это как раз то, что тебе сейчас
нужно. Пей до дна!
сейчас сделать? Говори!
по-английски!
их. Все, что накопилось у него на душе, изливается наружу. Вот это здорово,
думаю я про себя. Это -- настоящее очищение. Как хорошо позволить себе быть
полным трусом хотя бы один раз в жизни. И не стесняться этого. Право, это
прекрасно! Просто великолепно! Глядя на потерявшего самообладание Филмора, я
вдруг почувствовал, что для меня нет ничего невозможного. Я был смел и
решителен. В голове у меня роились тысячи идей.
что ты говоришь, правда, почему бы тебе не уехать? Знаешь, что бы я сделал
на твоем месте? Уехал бы прямо сегодня. Точно... Уехал бы сейчас же, даже не
попрощавшись с ней. Вообще, это единственная возможность. Если она тебя
снова увидит, то уже не выпустит. Ты и сам знаешь.
решимостью Филмор схватил стакан и поднес его к губам. В его глазах блеснула
надежда -- еще отдаленная, дикая, невероятная. Может быть, ему виделось, как
он вплавь пересекает Атлантику. Мне же предстоящая операция казалась парой
пустяков. В голове у меня все выстраивалось ясно и четко, от первого шага до
последнего.
сволочных денег!
банк. Забирай все до последнего гроша. Потом мы поедем в английское
консульство и поставим визу. Ты сегодня же садишься в поезд и едешь в
Лондон, а из Лондона первым же пароходом в Америку. В этом случае не надо
будет волноваться, что Жинетт тебя выследит. Ей не придет в голову, что ты
поехал через Лондон. Если она погонится за тобой, то, естественно, кинется
сначала в Гавр, потом в Шербур... И еще одно -- забудь про свои вещи. Оставь
все у нее. Пусть она ими подавится. С ее французской психологией ей не
придет в голову, что человек может уехать без вещей. Это же невероятно.
Француз не может этого сделать... если он не сумасшедший, как ты.
прислать мне их потом -- если она их отдаст! Впрочсм, это сейчас не важно.
Но... Боже мой, у меня нет даже шляпы!
поехали. Нам надо узнать, когда уходит поезд.
Возьми деньги и сделай все что надо. У меня нет сил... Голова кружится.
получил в банке. У тротуара стояло такси. Мы сели в него. Поезд уходил с
Северного вокзала около четырех часов. Я стал прикидывать в уме. Банк,
консульство, "Америкен экспресс", вокзал, Чудно! Все можно успеть.
возьми, через несколько часов ты уже переплывешь Ла-Манш. Сегодня вечером ты
будешь гулять по Лондону и слушать свой английский язык. А завтра выйдешь в
открытое морс, и тебе будет начихать на весь свет. К тому времени, когда ты
приедешь в Нью-Йорк, все забудется, как плохой сон. Филмор ужасно
взволновался и начал конвульсивно сгибать и разгибать ноги, как будто хотел
бежать прямо в такси. В банке у него так дрожали руки, что он едва
расписался. Этого я за него не мог сделать -- поставить его подпись. Но если
б понадобилось, я посадил бы его на горшок и подтер ему задницу. Я твердо
решил отправить парня -- даже если придется сложить его, как перочинный нож,
и запихать в чемодан.
как-то убить время, я предложил Филмору пообедать. Я повел его в уютный
маленький ресторан и заказал хороший обед и самое лучшее вино, не думая о
цене и вкусе. У меня в кармане лежали все его деньги -- куча денег, как мне
казалось.
англичан -- разумеется, по-английски медлительных и обстоятельных -- мы
сидели как на иголках. Здесь же все скользили, словно на роликах. Они так
спешили, что все приходилось делать по два раза. Когда чеки были подписаны и
скреплены в аккуратную маленькую книжечку, обнаружилось, что Филмор
расписался не в том месте. Ничего не оставалось, как начать все сначала. От
Корнев Павел
Конюшевский Владислав
Акунин Борис
Круз Андрей
Бажанов Олег
Грабб Джеф