до Сэндагая все будут ждать "Антилопу", а на "Ослика" садиться никто не захочет!
- сказал водитель.
- А ты как думаешь? - спросил я у подруги.
- Это верно, - кивнула она. - Я бы тоже не села на "Ослика".
- А вы представьте, каково водителю "Ослика"! - заговорила в водителе
профессиональная солидарность. - Водитель "Ослика" ведь ни в чем не виноват!
- Это точно, - согласился я.
- Ну да, - вроде бы согласилась и она. - Но на "Антилопе" я бы все-таки
прокатилась!..
- Я все понял! - осенило вдруг водителя. - Для кораблей просто продолжают
придумывать имена - по традиции, сложившейся еще до того, как возникло массовое
производство. Если рассуждать логически, это - все равно что придумывать кличку
для лошади. У тех самолетов, что использовались как чьи-то персональные лошади,
были свои имена. Помните - "Энола Гей" или "Дух Сент-Луиса"... Предмет
отождествлялся с существом, способным на ДУШЕВНОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ.
- Выходит, главное условие для получения имени - это наличие души?
- Вот именно.
- А что, цель, с которой имя дается - это уже второстепенный фактор?
- Именно так. Для выполнения цели вполне достаточно чисел. Вспомните, что делали
с евреями в Аушвице...
- Да уж, - сказал я, - Ну, хорошо: допустим, что "способность к душевному
взаимодействию" - главное условие для получения имени. Ну, а как же тогда
появились имена у станций метро, парков, бейсбольных полей? Здесь ведь душа не
при чем!
- Так ведь если станции метро никак не назвать - это ж какая путаница
начнется...
- Но я же прошу, чтобы вы объяснили не цель - зачем имя дается, - а условия,
необходимые для того, чтобы имя приобрести!
Водитель крепко задумался - и не заметил, как на светофоре зажегся зеленый свет.
Пижонский микроавтобус - "Тойота" последней модели с тентом для кемпинга -
просигналил нам сзади, нещадно фальшивя, мотивчик из "Великолепной Семерки".
- Пожалуй, именем называют только то, что нельзя ничем заменить. Станция
Синдзюку - это станция Синдзюку, и на станцию Сибуя (*19) ее не перетащишь...
Да, именно эти два условия: незаменимость - и, следовательно, невозможность
массового производства... Что вы на это скажете?
- Вот было бы забавно, если бы Синдзюку вдруг оказалась где-нибудь на Экода! -
развеселилась подруга.
- Если станция Синдзюку окажется на Экода, то это будет уже станция Экода! -
возразил водитель.
- Даже если она там окажется вместе с линией Ода-кю? - не унималась она.
- Подождите - вернемся к теме! - вмешался я. - Ну, а если бы станции можно было
поменять местами? Предположим, создана система массового производства станций
Государственного метро - этакие складные вокзалы. И станцию Синдзюку можно
разобрать как конструктор и поменять со станцией Уэно. Как тогда?
- Очень просто. Где район Синдзюку - там и станция Синдзюку, а уж в районе Уэно
- станция Уэно.
- Ага! - воскликнул я. - Так вы все-таки не об имени для самого объекта
говорите, а о названии роли, которую этот объект играет для человека! То есть -
опять разговор про цель?
Водитель снова погрузился в молчание. Впрочем, на этот раз оно длилось не
слишком долго.
- Мне кажется, - сказал он, - в таких разговорах не следует забывать о простой
человеческой теплоте...
- То есть?
- Все парки, улицы, станции метро, стадионы, кинотеатры человек старался назвать
какими-нибудь красивыми именами, верно? То есть, имена им давались как бы в
награду - в благодарность за то, что они застыли на месте, приняв свою
неизменную форму на этой Земле.
Новая теория...
- Так что же, - спросил я, - если я откажусь от способности соображать, сяду на
месте и застыну навеки в неизменной позе - мне тоже придумают какое-нибудь
расчудесное имя?
Водитель скользнул взглядом по моему отражению в зеркальце заднего вида. В
глазах его было сомнение - не подстраиваю ли я для него очередную ловушку.
- В каком смысле - застынете?
- Замерзну. Окаменею. Как принцесса в Сонном Царстве.
- Но ведь у вас уже есть имя!
- Ах, да, - осенило меня. - Я и забыл.
У стойки аэропорта нам выдали посадочные талоны, и мы раскланялись с водителем,
пришедшим нас проводить. Тот поначалу собирался было остаться с нами до
последнего, но, узнав, что до отлета еще полтора часа, передумал, простился и
исчез.
- Ох, и странный тип! - сказала подруга.
- Я знаю место, где все такие... Там еще коровы охотятся за плоскогубцами.
Мы отправились в ресторан и устроили себе ранний обед. Я заказал креветки в
кляре, она - спагетти. За окном ресторана с какой-то судьбоносно-медлительной
величавостью то взлетали, то шли на посадку "Боинги-747" и "Трайстары". Моя
спутница ела, подозрительным взглядом изучая каждую нитку спагетти перед тем,
как отправить в рот.
- А я всю жизнь думала, что в самолетах должны кормить! - произнесла она
недовольно.
- Не-а!... - Я покатал на языке, пытаясь жевать, горячий кусок креветки,
проглотил его - и тут же запил ледяной водой. Креветки были просто горячими;
никакого вкуса я не чувствовал.
- Кормят только на международных рейсах. А на внутренних, даже самых долгих, - в
лучшем случае получишь бэнто (*20). Да такое, что о деликатесах лучше не
вспоминать...
- А кино показывают?
- Тоже нет. Какое кино, если даже до Саппоро - час с небольшим?
- Что, вообще ничего нету?
- Ничего. Посидел в кресле, почитал книжку - и прибыл куда нужно... Как в
автобусе!
- Разве что светофоров нет.
- Да, светофоров нет.
- Тоска! - вздохнула она. Затем вернула вилку со спагетти обратно в тарелку и
вытерла салфеткой губы. - Действительно, не стоит того, чтобы именем называть...
- Ну да, скучища. Но зато экономится время. На поезде ты бы до Хоккайдо
двенадцать часов добиралась!
- И куда же оно потом девается, это время?
Я отказался от всяких попыток прикончить креветки, отодвинул тарелку и заказал
нам обоим по кофе.
- Что значит - куда девается?
- Ну, ты же сказал, что благодаря самолету экономится целых десять часов
времени, так? Куда же такая куча сэкономленного времени потом уходит?
- Время вообще никуда не идет. Оно - прибавляется. Эти десять часов нашей жизни
мы можем провести или в Токио, или в Саппоро. За десять часов можно посмотреть
четыре фильма и два раза поесть. Так, нет?
- А если неохота ни есть, ни кино смотреть?
- Это уже твоя проблема. Время тут не при чем.
Она закусила губу и стала рассматривать тяжелые и приземистые "Боинги" за окном.
Я занялся тем же. Своим видом 747-й всегда напоминал мне жирную, безобразную
старуху, обитавшую по соседству в городе моего детства. Огромные обвислые груди,
отекшие ноги, короткая усохшая шея... И летное поле аэропорта теперь сильно
смахивало на гигантский зал заседаний таких вот старух. Десятки, сотни жирных
старух одна за другой то появлялись, то покидали собрание. Пилоты и стюардессы,
снуя от них к зданию аэропорта и обратно, хоть и вытягивали шеи в попытках
сохранить гордый вид - но на фоне этих гигантских уродин смотрелись просто
ощипанными цыплятами. Когда люди летали на "DC-7" и "Френдшипах", - такого
чувства, возможно, не появилось бы. Хотя я не помню, как тогда было на самом
деле. А может, так чудилось лично мне - оттого, что 747-й был похож на жирную и
безобразную старуху из моего детства.
- Слушай, а время растет? - вдруг спросила она.
- Нет. Время не растет... - сказал я. Собственный голос неожиданно показался мне
странно чужим. Я откашлялся и хлебнул наконец-то поданного кофе. - Время не
растет.
- Но на самом деле его ведь становится больше, верно? Как ты сам и сказал, оно
"прибавляется"...
- Сокращается тот его отрезок, который нужен для перемещения в пространстве.
Общий же объем времени не меняется. Скажем так: больше кино можно посмотреть,
вот и все.
- Если, конечно, хочется смотреть кино... - сказала она.
Тем не менее, прибыв в Саппоро, мы посмотрели-таки кино, причем целых два фильма
сразу.
Часть седьмая. ОТЕЛЬ "ДЕЛЬФИН"
1. ПЕРЕМЕЩЕНИЯ В КИНОЗАЛЕ. ПРИБЫТИЕ В ОТЕЛЬ "ДЕЛЬФИН"
В самолете она сразу села к окну и все время, пока мы летели, глядела на землю.
Я сидел в кресле рядом и читал "Записки о Шерлоке Холмсе". В небе, докуда
хватало глаз, не было ни единого облачка, а по земле неслась крошечная тень
нашего самолета. Строго говоря, - подумал я, - раз уж мы сидим внутри самолета,
то и две наших тени должны находиться внутри этой тени от самолета. А если так -
значит, мы все еще оставляем свой след на этой Земле.
- Мне он понравился, - сказала она, отпивая из стаканчика апельсиновый сок.
- Кто?
- Водитель.
- Ага, - сказал я. - Мне тоже.
- Отличное имя - Селедка! - добавила она.