Чтение 30–й страницы книги ~Зависть~

скорость мяча выбрасывала Володю на два метра вбок, он падал в
виде цветной бумажной бомбы. Неприятельские форварды бежали на
него, но в конце концов мяч оказывался высоко над боем.

Володя оставался в воротах. Он не мог стоять. Он ходил по
линии ворот от одного столба к другому, подавляя запал энергии,
вызванной борьбой с мячом. Все гудело в нем. Он поводил
руками, отряхивался, подкидывал носком кочки земли. Нарядный
перед началом игры, теперь он состоял из тряпок, черного тела и
кожи огромных беспалых перчаток. Передышки продолжались
недолго. Снова нападение немцев катилось к московским воротам.
Володя страстно желал победы своим и волновался за каждого
своего игрока. Он думал, что только он знает, как надо играть
против Гецкэ, какие у него слабые стороны, как защищаться от
его атаки. Его интересовало также, какое мнение сложилось у
знаменитого немца о советской игре. Когда он сам рукоплескал и
кричал "ура" каждому из своих беков, ему тогда же хотелось
крикнуть Гецкэ:

"Вот как мы играем! Хорошо ли мы играем, по-вашему? "~

Как футболист, Володя представлял собой полную
противоположность Гецкэ. Володя. был профессионал-спортсмен,-
тот был профессионал-игрок. Володе был важен общий ход игры,
Общая победа, исход, - Гецкэ стремился лишь к тому, чтобы
показать свое искусство. Он был старый, опытный игрок, не
собиравшийся поддерживать честь команды; он дорожил только
собственным успехом; он не состоял постоянным членом
какой-нибудь спортивной организации, потому что
скомпрометировал себя переходами из клуба в клуб за деньги.
Ему запретили участвовать в матчах на розыгрыш первенства. Его
приглашали только на товарищескую игру, на показательные матчи
и на поездки в другие страны. Искусство соединялось в нем с
везением. Его участие делало команду опасной. Он презирал
игроков - и тех, с которыми играл, и противников. Он знал, что
забьет любой команде мячи. Остальное ему было не важно. Он
был халтурщик.

Уже в середине игры зрителям стало ясно, что советская команда
не уступает немцам. Они не вели правильной атаки - Гецкэ мешал
этому. Он портил, разрушал их комбинации. Он играл только для
себя, на свой риск, без помощи и не помогая. Получив мяч, он
стягивал все движение игры к себе, сжимал его в клубок,
распускал и скашивал, переводил из одного края в другой - по
собственным, неясным для партнеров планам, надеясь только на
себя, на свой бег и уменье обводить противника.

Отсюда зрители заключили, что вторая половина игры, когда
Гецкэ выдохнется и когда наши получат поветренную сторону,
окончится разгромом немцев. Лишь бы сейчас наши продержались,
не пропустив в свои ворота ни одного мяча.

Но и на этот раз виртуоз Гецкэ добился своего. За десять
минут до перерыва он вырвался к правому краю, пронес мяч
туловищем, потом резко остановился, осекши погоню, которая, не
ожидая остановки, выбежала вперед и вправо, повернул с мячом к
центру и по чистому пространству, обведя только одного
советского бека, погнал мяч прямо на ворота, часто взглядывая
то под ноги, то на ворота, как бы соразмеряя и высчитывая
скорость направления и срок удара.

Сплошное "о-о-о" воем катилось с трибун.

Володя, раскорячась и расставив руки так, как если бы держал
он невидимую бочку, приготовился хватать мяч. Гецкэ, не
ударяя, подбежал к воротам. Володя упал ему под ноги. Мяч
забился между ними двумя, как в бочке; потом свистки и топот
зрителей покрыли финал сцены. От удара кого-то из двух мяч
легко и неверно взлетел над головой Гецкэ, и тот вбил его в
сетку толчком головы, похожим на поклон.

Таким образом, советская команда получила гол.

Стадион грохотал. Бинокли повернулись в сторону советских
ворот. Гецкэ, глядя на свои мелькающие башмаки, кокетливо
бежал к центру.

Товарищи поднимали Володю.

IX

Валя повернулась вместе с остальными. Кавалеров увидел ее
лицо, обращенное к нему. Он не сомневался, что она видит его.
Он засуетился, странное предположение разозлило его. Ему
показалось, что окружающие посмеиваются,- заметили его
беспокойство.

Он оглянулся на сидящих рядом. И было очень неожиданным то,
что в одном углу с ним, в близком соседстве, сидел Андрей
Бабичев. Вновь Кавалерова возмутили две белые руки,
регулирующие шарнир бинокля, крупное туловище в сером пиджаке,
подстриженные усы...

Черным снарядом повис над Кавалеровым бинокль. Ремни бинокля
поводьями свисали от щек Бабичева.

Уже снова наступали немцы.

Вдруг мяч, выброшенный чьим-то мощным и нерассчитанным ударом,
взлетел высоко и вбок за поле, из игры, в сторону Кавалерова,
просвистел над пригнувшимися головами нижних рядов, остановился
на мгновенье и, завертевшись всеми своими пластинками, рухнул
на доски, к ногам Кавалерова. Игра остановилась. Игроки
застыли, застигнутые неожиданностью. Картина поля, зеленая и
пестрая, все время двигавшаяся, теперь разом окаменела. Так
разом останавливается фильм в момент разрыва пленки, когда в
зал уже дают свет, а механик еще не успел выключить света, и
публика видит странно побелевший кадр и контуры героя,
абсолютно неподвижного в той позе, которая говорит о самом
быстром движении. Злоба Кавалерова усилилась. Все смеялись
вокруг. Попадания мяча в ряды всегда вызывают смех: зрители в
ту, минуту как бы сознают истинную шуточность того, что люди
полтора часа бегают за мячом, заставляя их - зрителей,
посторонних людей - с такой серьезностью и страстностью
воспринимать их совершенно несерьезное времяпрепровождение.

Все тысячи в эту минуту, насколько могли, одарили Кавалерова
непрошеным вниманием, и внимание это было смешливым.

Возможно, что и Валя хохотала над ним, человеком, попавшим под
мяч! Возможно, что она веселится вдвойне, потешаясь над врагом
в смешном положении. Он ухмыльнулся, стороня ногу от мяча,
который, потеряв опору, с кошачьей привязанностью вновь ткнулся
в его каблук.

- Ну! - невольно и удивленно крикнул Бабичев.

Кавалеров был пассивен. Две белые большие ладони протянулись
за мячом. Кто-то поднял мяч и передал Бабичеву. Он встал во
весь рост и, выпятив живот, закинул руки с мячом за голову,
размахиваясь, чтобы подальше бросить. Он не мог быть серьезным
в таком деле и, понимая, что нужно быть серьезным,
преувеличивал наружное выражение серьезности, насупившись и
надув свежие, красные губы.

Бабичев, сильно качнувшись вперед, швырнул мяч, магически
расковав поле. "Он не узнает меня",- копил злобу Кавалеров.

Первая половина игры кончилась со счетом "один на ноль" в
пользу германской команды... Игроки, с темными потеками на
лицах, облипшие зелеными нитками травы, шли к проходу, сильно и
широко, как в воде, двигая голыми коленями. Немцы, не
по-русски красные, с румянцем, начинающимся от висков, пестро
перетасовались с москвичами. Игроки шли, видя всех сразу, всю
толпу под дощатыми стенами прохода, и никого не видя в
отдельности. Они мазали по толпе улыбками и неживыми, слишком
прозрачными на потемневших лицах глазами. Те, кому только что
представлялись они маленькими, бегающими и падающими
разноцветными фигурками., теперь встретились с ними вплотную.
Еще не остывший шум игры двигался вместе с ними. Гецкэ,