Чтение 30–й страницы книги ~Три товарища~

А туман все клубился вокруг. Из его рваных клочьев торчали бледные
могильные кресты. Я снял пальто, и мы укрылись им. Город потонул. Время
умерло...

Мы долго просидели так. Постепенно ветер усилился, и в сером воздухе
перед нами замелькали длинные тени. Я услышал шаги и невнятное бормота-
ние. Затем донесся приглушенный звон гитар. Я поднял голову. Тени приб-
лижались, превращаясь в темные силуэты, и сдвинулись в круг. Тишина. И
вдруг громкое пение: "Иисус зовет тебя..."

Я вздрогнул и стал прислушиваться. В чем дело? Уж не попали ли мы на
луну? Ведь это был настоящий хор, - двухголосный женский хор...

- "Грешник, грешник, поднимайся..." - раздалось над кладбищем в ритме
военного марша.

В недоумении я посмотрел на Пат.

- Ничего не понимаю, - сказал я.

- "Приходи в исповедальню..." - продолжалось пение в бодром темпе.

Вдруг я понял:

- Бог мой! Да ведь это Армия спасения [3]!

- "Грех в себе ты подавляй..." - снова призывали тени. Кантилена на-
растала.

В карих глазах Пат замелькали искорки. Ее губы и плечи вздрагивали от
смеха.

Над кладбищем неудержимо гремело фортиссимо:

Страшный огнь и пламя ада -

Вот за грех тебе награда;

Но Иисус зовет: "Молись!

О заблудший сын, спасись!"

- Тихо! Разрази вас гром! - послышался внезапно из тумана чей-то
злобный голос.

Минута растерянного молчания. Но Армия спасения привыкла к невзгодам.
Хор зазвучал с удвоенной силой.

- "Одному что в мире делать?" - запели женщины в унисон.

- Целоваться, черт возьми, - заорал тот же голос. - Неужели и здесь
нет покоя?

- "Тебя дьявол соблазняет..." - оглушительно ответили ему.

- Вы, старые дуры, уже давно никого не соблазняете! - мгновенно до-
неслась реплика из тумана.

Я фыркнул. Пат тоже не могла больше сдерживаться. Мы тряслись от хо-
хота. Этот поединок был форменной потехой. Армии спасения было известно,
что кладбищенские скамьи служат прибежищем для любовных пар. Только
здесь они могли уединиться и скрыться от городского шума. Поэтому бого-
боязненные "армейки", задумав нанести по кладбищу решающий удар, устрои-
ли воскресную облаву во имя спасения душ. Необученные голоса набожно,
старательно и громко гнусавили слова песни. Резко бренчали в такт гита-
ры.

Кладбище ожило. В тумане начали раздаваться смешки и возгласы. Оказа-
лось, что все скамейки заняты. Одинокий мятежник, выступивший в защиту
любви, получил невидимое, но могучее подкрепление со стороны единомыш-
ленников. В знак протеста быстро организовался контрхор. В нем, видимо,
участвовало немало бывших военных. Маршевая музыка Армии спасения разза-
дорила их. Вскоре мощно зазвучала старинная песня "В Гамбурге я побывал
- мир цветущий увидал"...

Армия спасения страшно всполошилась. Бурно заколыхались поля шляпок.
Старые девы вновь попытались перейти в контратаку.

- "О, не упорствуй, умоляем..." - резко заголосил хор аскетических
дам.

Но зло победило. Трубные глотки противников дружно грянули в ответ:

Свое имя назвать мне нельзя:

Ведь любовь продаю я за деньги...

- Уйдем сейчас же, - сказал я Пат. - Я знаю эту песню. В ней нес-
колько куплетов, и текст чем дальше, тем красочней. Прочь отсюда!

Мы снова были в городе с его автомобильными гудками и шорохом шин. Но
он оставался заколдованным. Туман превратил автобусы в больших сказочных
животных, автомобили - в крадущихся кошек с горящими глазами, а витрины
магазинов - в пестрые пещеры, полные соблазнов.

Мы прошли по улице вдоль кладбища и пересекли площадь луна-парка. В
мглистом воздухе карусели вырисовывались, как башни, пенящиеся блеском и
музыкой, чертово колесо кипело в пурпуровом зареве, в золоте и хохоте, а
лабиринт переливался синими огнями.

- Благословенный лабиринт! - сказал я.

- Почему? - спросила Пат.

- Мы были там вдвоем.

Она кивнула.

- Мне кажется, что это было бесконечно давно.

- Войдем туда еще разок?

- Нет, - сказал я. - Уже поздно. Хочешь что-нибудь выпить?

Она покачала головой.

Как она была прекрасна! Туман, словно легкий аромат, делал ее еще бо-
лее очаровательной.

- А ты не устала? - спросил я.

- Нет, еще не устала.

Мы подошли к павильону с кольцами и крючками. Перед ним висели фона-
ри, излучавшие резкий карбидный свет. Пат посмотрела на меня.

- Нет, - сказал я. - Сегодня не буду бросать колец. Ни одного не бро-
шу. Даже если бы мог выиграть винный погреб самого Александра Македонс-
кого.

Мы пошли дальше через площадь и парк.

- Где-то здесь должна быть сирень, - сказала Пат.

- Да, запах слышен. Совсем отчетливо.

- Видно, уже распустилась, - ответила она. - Ее запах разлился по
всему городу.

Мне захотелось найти пустую скамью, и я осторожно посмотрел по сторо-
нам. Но то ли из-за сирени, или потому что был воскресный день, или нам
просто не везло, - я ничего не нашел. На всех скамейках сидели пары. Я
посмотрел на часы. Уже было больше двенадцати.

- Пойдем ко мне, - сказал я, - там мы будем одни.

Она не ответила, но мы пошли обратно. На кладбище мы увидели неожи-
данное зрелище. Армия спасения подтянула резервы. Теперь хор стоял в че-
тыре шеренги, и в нем были не только сестры, но еще и братья в форменных
мундирах. Вместо резкого двухголосья пение шло уже на четыре голоса, и
хор звучал как орган. В ритме вальса над могильными плитами неслось: "О
мой небесный Иерусалим..."

От оппозиции ничего не осталось. Она была сметена.

Директор моей гимназии частенько говаривал: "Упорство и прилежание
лучше, нежели беспутство и гений..."

Я открыл дверь. Помедлив немного, включил свет.

Перед нами зияла протянувшаяся в глубь квартиры отвратительная кишка
коридора.

- Закрой глаза, - тихо сказал я, - это зрелище для закаленных.

Я подхватил ее на руки и медленно, обычным шагом, словно я был один,
пошел по коридору мимо чемоданов и газовых плиток к своей двери.

- Жутко, правда? - растерянно спросил я, глядя на плюшевый гарнитур,
расставленный в комнате. Да, теперь мне явно не хватало парчовых кресел
фрау Залевски, ковра, лампы Хассе...

- Совсем не так жутко, - сказала Пат.

- Все-таки жутко! - ответил я и подошел к окну. - Зато вид отсюда
красивый. Может, придвинем кресла к окну?

Пат ходила по комнате:

- Совсем недурно. Главное, здесь удивительно тепло.

- Ты мерзнешь?

- Я люблю, когда тепло, - поеживаясь, сказала она. - Не люблю холод и
дождь. К тому же это мне вредно.

- Боже праведный... а мы просидели столько времени на улице в тума-
не...

- Тем приятнее сейчас здесь...

Она потянулась и снова заходила по комнате крупными шагами. Движения
ее были очень красивы. Я почувствовал какую-то неловкость и быстро ос-
мотрелся. К счастью, беспорядок был невелик. Ногой я задвинул свои пот-
репанные комнатные туфли под кровать.

Пат подошла к шкафу и посмотрела наверх. Там стоял старый чемодан -
подарок Ленца. На нем была масса пестрых наклеек - свидетельства экзоти-
ческих путешествий моего друга.

- "Рио-де-Жанейро! - прочитала она. - Манаос... Сантьяго... Буэ-
нос-Айрес... Лас-Пальмас..."

Она отодвинула чемодан назад и подошла ко мне:

- И ты уже успел побывать во всех этих местах? Я что-то пробормотал.
Она взяла меня под руку.

- Расскажи мне об этом, расскажи обо всех этих городах. Как, должно
быть, чудесно путешествовать так далеко...

Я смотрел на нее. Она стояла передо мной, красивая, молодая, полная
ожиданий, мотылек, по счастливой случайности залетевший ко мне в мою
старую, убогую комнату, в мою пустую, бессмысленную жизнь... ко мне и
все-таки не ко мне: достаточно слабого дуновения - и он расправит кры-
лышки и улетит... Пусть меня ругают, пусть стыдят, но я не мог, не мог
сказать "нет", сказать, что никогда не бывал там... тогда я этого не
мог...

Мы стояли у окна, туман льнул к стеклам, густел около них, и я по-
чувствовал: там, за туманом, притаилось мое прошлое, молчаливое и неви-
димое... Дни ужаса и холодной испарины, пустота, грязь, клочья зачумлен-
ного бытия, беспомощность, расточительная трата сил, бесцельно уходящая
жизнь, - но здесь, в тени передо мной, ошеломляюще близко, ее тихое ды-